Куинси расстегнул воротничок и закатал рукава. Мел на пальцах, голубоватое пятнышко на щеке.
Они вступили на опасную территорию. Ей это нравилось.
— В угол, — сказала Рейни, и игра началась по-настоящему.
Они сражались три часа. Куинси выиграл первую партию, когда Рейни решила показать класс и промахнулась. Он взял вторую, когда она применила агрессивную тактику и попыталась закончить партию ударом от трех бортов. И снова промазала. Потом Рейни победила в третьей, четвертой и пятой, с успехом повторив прежние попытки, что заставило ее расчетливого противника призадуматься.
— Сдаешься? — спросила она.
— Только вхожу во вкус, — ответил он. — Я только вхожу во вкус.
Рейни ухмыльнулась и вернулась к столу. В шестой партии Куинси преподнес сюрприз, уступив точность в обмен на силу. Оказывается, у него еще оставалось кое-что в запасе. Ладно, так даже интереснее.
Он взял верх в шестой, и они согласились на седьмую.
— Ты много играешь, — заметил Куинси, загоняя в лузу четвертый шар.
Тон голоса остался мягким, но лоб Куинси блестел от пота, и времени на подготовку ударов он тратил больше, чем вначале.
— Мне здесь нравится.
— Приятное местечко, — согласился Куинси. — Но если хочешь сыграть по-настоящему, надо ехать в Чикаго.
Он нацелился на восьмой шар и промахнулся. Рейни забрала у него кий.
— К черту Чикаго, — сказала она и убрала шары со стола.
— Что теперь? — спросил Куинси.
Он тяжело дышал. Рейни тоже. В бильярдной стало жарко. Час уже поздний. Рейни не была настолько наивной, чтобы не различить нюансов вопроса. Она огляделась, едва скользнув взглядом по обшарпанным стенам и неказистой обстановке. Посмотрела в окно — на улице уже горели, разливая мягкий призывный свет, фонари. Подумала о своей прекрасной и дорогушей квартире на восьмом этаже, где раньше был чердак. Вспомнила старый домишко в стиле пятидесятых и устремленные в небо сосны, по которым все еще скучала.
Она перевела взгляд на Куинси:
— Мне пора домой.
— Я так и подумал.
— С утра много работы.
— Рейни…
— Ничего ведь не изменилось, верно? Можно, конечно, попытаться обмануть себя, но ведь все осталось по-прежнему.
— Не знаю, изменилось что-нибудь или нет. Начать с того, что я вообще не понял, что тогда случилось.
— Не здесь,
— Здесь! Да, я понимаю, что произошло в ту последнюю ночь. Знаю, что вел себя не так, как следовало бы. Но я пытался попробовать начать с чистого листа. Только сначала оказалось, что ты слишком занята, чтобы встретиться со мной, когда я приехал в город, а потом у тебя не стало времени, чтобы ответить на звонок. Господи, Рейни, я знаю, как тебе нелегко. Знаю, через что проходит…
— Ну вот, ты опять о том же. Жалеешь.
— Понимание — не жалость!
— Но очень к ней близко!
Куинси закрыл глаза. Наверное, считал до десяти, чтобы не поддаться импульсу и не придушить ее. В этом была определенная ирония, потому что Рейни лучше бы поняла физическое оскорбление, и оба об этом знали.
— Мне тебя не хватает, — наконец негромко сказал он. — Прошло восемь месяцев, а я все еще скучаю по тебе. Да, вероятно, и по этой причине, помимо прочих, я прилетел сюда, чтобы предложить тебе работу и…
— Я поняла!
— Рейни, я не буду скучать по тебе вечно. Слова повисли в воздухе. Она не стала притворяться, будто не поняла. Снова вспомнились Бейкерсвилл, дом, в котором Рейни выросла, большая задняя веранда и величественные, уходящие ввысь сосны. Вспомнились тот день и та ночь. Пятнадцать лет назад. Рейни знала, что Куинси думает о том же. Однажды он сказал, что она обретет свободу, когда выйдет наружу правда того дня и той ночи.
После того как он сказал это, минул год, и Рейни уже не испытывала прежней уверенности. Сейчас она жила с этой правдой, но думала только о том, сколько же всякой ерунды накопилось за прошедшее с той поры время.
— Мне пора домой, — повторила она. И Куинси снова сказал:
— Я так и думал.
Рейни вернулась домой одна. Одна включила свет в своей похожей на пещеру квартире. Приняла прохладный душ, почистила зубы и улеглась в постель. Одна.
Ей приснился плохой сон.
Она была в пустыне, где-то в Африке. Место было знакомо по программе, которую Рейни смотрела как-то вечером на канале «Дискавери». Во сне ее сознание частично воспринимало происходящее как эпизоды из телепередачи, а частично как события, разворачивающиеся у нее на глазах в реальном времени.
Равнина. Ужасная жара. Засуха. Больная, изнуренная слониха рожает слоненка. Малыш, пошатываясь, встает на ноги, покрытые чем-то липким. Мать вздыхает и умирает. Рейни слишком далеко, чтобы помочь. Она слышит свой крик: «Беги, малыш, беги!» Еще не зная почему, она чувствует страх.
Слоненок, жизнь которого измеряется одним часом, пытается разбудить умершую мать. Потом медленно уходит.
Рейни следует за ним через пустыню. Воздух дрожит от зноя, иссушенная земля трескается под ногами. Осиротевший слоненок ищет пищу и себе подобных. Он издает звуки, похожие на стоны. Малыш натыкается на рощицу из поникших чахлых деревцев и трется спиной об их стволы.
— Новорожденное толстокожее ошибочно принимает стволы деревьев за ноги матери, — слышит Рейни голос невидимого ведущего. — Слоненок трется о них, как бы сигнализируя о своем присутствии и прося ласки. Не получив желаемого, изнуренное животное отправляется на поиски жизненно необходимой в условиях этой ужасающей засухи воды». — Беги, малыш, беги, — снова шепчет Рейни.
Слоненок бредет по пустыне. Проходят часы. Он все чаще спотыкается. Падает на обожженную, суровую землю. Неуклюже поднимается и идет дальше,
— Ему нужно отыскать воду, — уныло вещает ведущий. — В пустыне именно вода является той гранью, которая отделяет жизнь от смерти».
Неожиданно на горизонте появляется стадо слонов. Оно приближается, и Рейни уже видит, что слонята помоложе бегут рядом с матерями, держась в тени, отбрасываемой их огромными телами. Стадо ненадолго останавливается, и малыши приникают к сосцам матерей. Те поглаживают их хоботами.
Рейни облегченно вздыхает. Теперь, оказавшись среди своих, слоненок будет спасен.
Стадо приближается. Малыш спешит навстречу, радостно трубя. Вожак выступает вперед и, подцепив слоненка хоботом, отшвыривает его в сторону. Бедняжка, проживший всего девять часов, тяжело падает на твердую как камень землю. И не двигается.
Слышен голос ведущего:
«— Слоны нередко принимают в свое стадо осиротевший молодняк. Агрессивное поведение, свидетелями которого вы только что стали, объясняется особенно суровой засухой. Животным уже приходится тратить много сил на поддержание членов стада, и они не хотят дополнительной нагрузки. В этих условиях вожак воспринимает малыша как угрозу существованию остальных и действует соответственно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Они вступили на опасную территорию. Ей это нравилось.
— В угол, — сказала Рейни, и игра началась по-настоящему.
Они сражались три часа. Куинси выиграл первую партию, когда Рейни решила показать класс и промахнулась. Он взял вторую, когда она применила агрессивную тактику и попыталась закончить партию ударом от трех бортов. И снова промазала. Потом Рейни победила в третьей, четвертой и пятой, с успехом повторив прежние попытки, что заставило ее расчетливого противника призадуматься.
— Сдаешься? — спросила она.
— Только вхожу во вкус, — ответил он. — Я только вхожу во вкус.
Рейни ухмыльнулась и вернулась к столу. В шестой партии Куинси преподнес сюрприз, уступив точность в обмен на силу. Оказывается, у него еще оставалось кое-что в запасе. Ладно, так даже интереснее.
Он взял верх в шестой, и они согласились на седьмую.
— Ты много играешь, — заметил Куинси, загоняя в лузу четвертый шар.
Тон голоса остался мягким, но лоб Куинси блестел от пота, и времени на подготовку ударов он тратил больше, чем вначале.
— Мне здесь нравится.
— Приятное местечко, — согласился Куинси. — Но если хочешь сыграть по-настоящему, надо ехать в Чикаго.
Он нацелился на восьмой шар и промахнулся. Рейни забрала у него кий.
— К черту Чикаго, — сказала она и убрала шары со стола.
— Что теперь? — спросил Куинси.
Он тяжело дышал. Рейни тоже. В бильярдной стало жарко. Час уже поздний. Рейни не была настолько наивной, чтобы не различить нюансов вопроса. Она огляделась, едва скользнув взглядом по обшарпанным стенам и неказистой обстановке. Посмотрела в окно — на улице уже горели, разливая мягкий призывный свет, фонари. Подумала о своей прекрасной и дорогушей квартире на восьмом этаже, где раньше был чердак. Вспомнила старый домишко в стиле пятидесятых и устремленные в небо сосны, по которым все еще скучала.
Она перевела взгляд на Куинси:
— Мне пора домой.
— Я так и подумал.
— С утра много работы.
— Рейни…
— Ничего ведь не изменилось, верно? Можно, конечно, попытаться обмануть себя, но ведь все осталось по-прежнему.
— Не знаю, изменилось что-нибудь или нет. Начать с того, что я вообще не понял, что тогда случилось.
— Не здесь,
— Здесь! Да, я понимаю, что произошло в ту последнюю ночь. Знаю, что вел себя не так, как следовало бы. Но я пытался попробовать начать с чистого листа. Только сначала оказалось, что ты слишком занята, чтобы встретиться со мной, когда я приехал в город, а потом у тебя не стало времени, чтобы ответить на звонок. Господи, Рейни, я знаю, как тебе нелегко. Знаю, через что проходит…
— Ну вот, ты опять о том же. Жалеешь.
— Понимание — не жалость!
— Но очень к ней близко!
Куинси закрыл глаза. Наверное, считал до десяти, чтобы не поддаться импульсу и не придушить ее. В этом была определенная ирония, потому что Рейни лучше бы поняла физическое оскорбление, и оба об этом знали.
— Мне тебя не хватает, — наконец негромко сказал он. — Прошло восемь месяцев, а я все еще скучаю по тебе. Да, вероятно, и по этой причине, помимо прочих, я прилетел сюда, чтобы предложить тебе работу и…
— Я поняла!
— Рейни, я не буду скучать по тебе вечно. Слова повисли в воздухе. Она не стала притворяться, будто не поняла. Снова вспомнились Бейкерсвилл, дом, в котором Рейни выросла, большая задняя веранда и величественные, уходящие ввысь сосны. Вспомнились тот день и та ночь. Пятнадцать лет назад. Рейни знала, что Куинси думает о том же. Однажды он сказал, что она обретет свободу, когда выйдет наружу правда того дня и той ночи.
После того как он сказал это, минул год, и Рейни уже не испытывала прежней уверенности. Сейчас она жила с этой правдой, но думала только о том, сколько же всякой ерунды накопилось за прошедшее с той поры время.
— Мне пора домой, — повторила она. И Куинси снова сказал:
— Я так и думал.
Рейни вернулась домой одна. Одна включила свет в своей похожей на пещеру квартире. Приняла прохладный душ, почистила зубы и улеглась в постель. Одна.
Ей приснился плохой сон.
Она была в пустыне, где-то в Африке. Место было знакомо по программе, которую Рейни смотрела как-то вечером на канале «Дискавери». Во сне ее сознание частично воспринимало происходящее как эпизоды из телепередачи, а частично как события, разворачивающиеся у нее на глазах в реальном времени.
Равнина. Ужасная жара. Засуха. Больная, изнуренная слониха рожает слоненка. Малыш, пошатываясь, встает на ноги, покрытые чем-то липким. Мать вздыхает и умирает. Рейни слишком далеко, чтобы помочь. Она слышит свой крик: «Беги, малыш, беги!» Еще не зная почему, она чувствует страх.
Слоненок, жизнь которого измеряется одним часом, пытается разбудить умершую мать. Потом медленно уходит.
Рейни следует за ним через пустыню. Воздух дрожит от зноя, иссушенная земля трескается под ногами. Осиротевший слоненок ищет пищу и себе подобных. Он издает звуки, похожие на стоны. Малыш натыкается на рощицу из поникших чахлых деревцев и трется спиной об их стволы.
— Новорожденное толстокожее ошибочно принимает стволы деревьев за ноги матери, — слышит Рейни голос невидимого ведущего. — Слоненок трется о них, как бы сигнализируя о своем присутствии и прося ласки. Не получив желаемого, изнуренное животное отправляется на поиски жизненно необходимой в условиях этой ужасающей засухи воды». — Беги, малыш, беги, — снова шепчет Рейни.
Слоненок бредет по пустыне. Проходят часы. Он все чаще спотыкается. Падает на обожженную, суровую землю. Неуклюже поднимается и идет дальше,
— Ему нужно отыскать воду, — уныло вещает ведущий. — В пустыне именно вода является той гранью, которая отделяет жизнь от смерти».
Неожиданно на горизонте появляется стадо слонов. Оно приближается, и Рейни уже видит, что слонята помоложе бегут рядом с матерями, держась в тени, отбрасываемой их огромными телами. Стадо ненадолго останавливается, и малыши приникают к сосцам матерей. Те поглаживают их хоботами.
Рейни облегченно вздыхает. Теперь, оказавшись среди своих, слоненок будет спасен.
Стадо приближается. Малыш спешит навстречу, радостно трубя. Вожак выступает вперед и, подцепив слоненка хоботом, отшвыривает его в сторону. Бедняжка, проживший всего девять часов, тяжело падает на твердую как камень землю. И не двигается.
Слышен голос ведущего:
«— Слоны нередко принимают в свое стадо осиротевший молодняк. Агрессивное поведение, свидетелями которого вы только что стали, объясняется особенно суровой засухой. Животным уже приходится тратить много сил на поддержание членов стада, и они не хотят дополнительной нагрузки. В этих условиях вожак воспринимает малыша как угрозу существованию остальных и действует соответственно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90