Уголовные «профессора» настав­ляют начинающих уголовников или вовсе даже неуголовников на путь далеко не истинный, прочно повязывают их уголовными связя­ми при выходе из тюрьмы – и пожалуйста: каждый третий вышед­ший из тюрьмы пополняет ряды рецидивистов! И после этого нахо­дятся люди, которые имеют наивность утверждать, будто глупость человеческая может иметь какие-то пределы!
Подобного рода информация, постепенно накапливаясь, привела меня к 80-м годам в состояние полного отчаяния. Сна­чала я в знак протеста принципиально перестал читать жур­нальные и газетные статьи из раздела криминальной хрони­ки, где бесконечно описывалось, как милиционер А. сделал шесть предупредительных выстрелов в воздух, после чего ему проломили голову и отобрали пистолет; как милиционер В. повис на подножке угнанного грузовика и был сброшен угонщиком; как рецидивист С., вырезавший три семьи, в третий раз бежал из «исправительно-тру­дового лагеря» и безнаказанно вырезал четвертую, Пятую, шестую… Когда увидел, что это не помогло, сам написал несколько статей, где – в пределах дозволенного цензурой – попытался указать на, мягко говоря, несообразность со здравым смыслом, а потому неэффек­тивность борьбы с преступностью существующей системы. А так­же, интегрируя накопленный опыт, внес несколько конкретных пред­ложений, из которых выделяются по важности три:
1. Заменить низкооплачиваемых, низкоавторитетных и низкоэф­фективных квартальных надзирателей, названных «участковыми уполномоченными» (из лимитчиков-гастарбайтеров) высокоопла­чиваемыми, высокоавторитетными и высокоэффективными комис­сарами полиции со штатом помощников, со служебной квартирой, узлом связи, с хорошей служебной автомашиной и пистолетом, ко­торый такому доверенному лицу разрешалось бы разрядить в пре­ступника безо всяких «предупредительных выстрелов». На мой взгляд, это должен бы быть своего рода «министр внутренних дел» городского микрорайона или села с чрезвычайными полномочия­ми (учитывая обстановку) посильнее, чем у американского шерифа. Ему на помощь в любой момент, наподобие пожарной команды, могла бы быть вызвана «команда быстрого реагирования», спо­собная принудить к сдаче или уничтожить любую вооруженную банду преступников.
2. Заменить абсолютно неэффективные «добровольные на­родные дружины» высокоэффективной национальной гварди­ей по типу американской, с той разницей, что ей чаще, чем американской, пришлось бы патрулировать в криминогенных зонах и принимать участие в боевых действиях против круп­ных вооруженных банд (с соответствующими поправками от­носительно организации, материального и морального стимулирования гвардейцев).
3. Заменить «уголовные академии» под вывеской « испра­вительных лагерей» эффективными пенитенциарными учреждени­ями, четко дифференцированными не по тяжести преступления (как было и есть), а по категории преступника. Случайно попавшихся перекупщиков и прочих «непреступников» вообще перестать са­жать в тюрьмы (что и произошло позднее), а карать разорительны­ми штрафами (чего не произошло до сих пор). Мелких начинающих воришек строжайше отделять от закоренелых преступников. Что ка­сается последних, то тем из них, кто не поднял руку на человека, сохранять жизнь, ограничивая наказание тюрьмой и ссылкой, но так, чтобы они не могли вернуться в нормальное человеческое об­щество без чьей-то поруки, что не вернутся к уголовщине. А для всех, кто посягнул на жизнь человека – смерть, на страх таким же извергам, боящимся только такого наказания и воспринимающим тюрьму как своего рода санаторий между двумя убийствами (хотя для каждого нормального человека советская тюрьма намного страшнее смертной казни). Конечно, при смягчающих обстоятель­ствах, смертная казнь может быть заменена тюремным заключени­ем, но возвращение в человеческое общество для убийцы при любых обстоятельствах должно быть запрещено. И это должен знать каждый, поднимающий руку на человека.
Как только была опубликована эта серия статей, меня тут же по­тащили в полицию. Причем на самый верх, в круг заместителей и ближайших помощников министра внутренних дел страны. Но не в качестве арестованного, а в качестве почетного гостя. Там я увидел хороших, опытных профессионалов, которые очень нелестно ото­звались об «этих кретинах в Кремле, мешающих им работать» (дело было еще при Брежневе, но не думаю, что здесь есть ограничения во времени). Они подробно рассказывали мне, на какие моменты целесообразно обратить больше внимания в печати для формиро­вания общественного мнения в духе лучшего понимания особенно­стей работы советской милиции и ее проблем, но очень сомнева­лись, что это даст какие-то практические результаты, поскольку, по их словам (к которым я полностью присоединяюсь), «у нас никогда не было и никогда не будет правительства, которое хоть немного подумало бы о том, каково народу».
В то время (два десятка лет назад) мне казалось, что ничего хуже по части криминальной ситуации и ничего позорнее в смысле бес­помощности правительства и по этой части в принципе быть не может. Однако 80-е годы, при всех творимых в то время безобрази­ях, кажутся сущей Швейцарией по сравнению с тем половодьем преступности, которое затопило страну в последующие годы и сде­лалось поистине безбрежным океаном в 90-х годах. Впечатление такое, будто страну оккупировала иноземная армия, солдаты кото­рой безнаказанно грабят и убивают ее граждан, насилуют женщин, обкладывают данью каждое предприятие, учреждение, организацию. Впечатление такое, будто к власти пришла мафия.
Слово «мафия» сделалось одним из наиболее расхожих в русском языке. Когда двое русских произносят его без каких-либо уточнений, всем ясно, что речь идет о «начальстве» – от местного до верховно­го, смотря по контексту. Когда два сотрудника Российской академии наук говорят «академмафия», обоим ясно, что подразумеваются маразматики, захватившие власть в этом учреждении и погубившие советскую науку. Когда это слово звучит в устах офицеров, ясно, что подразумеваются генералы. И каждый раз не без оснований, пото­му что имеется в виду вопиющее своекорыстие, откровенный гра­беж и неразборчивость в средствах, когда надо устранить противни­ка. Но наше общество устроено так, что подобное поведение не считается уголовным. И поэтому слово «мафия» является во всех перечисленных и им подобных случаях скорее образным, нежели юридическим определением. В данном же случае речь идет о самой настоящей, уголовной мафии. О той где не генералы, министры и академики, а воры и убийцы.
Каждому, приехавшему сегодня в Россию или любую другую республику бывшего СССР, бросается в глаза картина, обычная для стран Востока:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122