Он понял, что она говорит то, что думает. Она выложила карты на стол и была честной с ним. Но то, что касается Аллана Гулда... это очень много значит для нее.
— Ну, во всяком случае, — кратко сказал он, — во всяком случае, может, вы скажете, почему решили встретиться со мной?
— На другой день я поговорила Томом Боулзом... вы не знает его, но это неважно.
Крейн почувствовал жалость к бедному Тому Боулзу. Такое пренебрежительное отношение этой девушки было чем-то вроде конца света.
— Он упомянул, что слышал забавную историю от друзей, которую они подслушали из разговора адмирала в его клубе. — Девушка бросила на него взгляд, словно бы заново оценивая его. — Эта история такая странная, что стоит ее повторить.
— Можете пропустить ее, — кивнул Крейн. — Я ее знаю.
Полли Гулд поставила чашку и в упор посмотрела на Крейна.
— Я не знаю все подробности, но хочу, чтобы вы рассказали мне. Это очень важно, мистер Крейн. Крейн хмуро уставился на огонь.
— Не понимаю, как эта очень забавная — по словам ваших друзей — история имеет какое-то отношение к вашему визиту. Это просто объясняет, как вы знаете, что я тоже интересуюсь картой, порванной пополам.
— Я так и знала, что вы скажете это. — Пламя камина на миг осветило ее лицо, серебряным блеском сверкнули развешанные по стенам рапиры, потом пламя отразилось от разбитого стекла карты. — Я могу вам сказать, что Аллан имел ее.
— Он имел ее!
— Да, имел. Он пользовался ей. Так же, как вы.
— Боже мой!
Крейн покрылся холодным потом. Тот, кого он знал раньше, старый армейский друг, на самом деле владел картой — его картой! — а он не знал об этом. Это был сильный удар. И Аллан пользовался ей. Невероятно!
— Вы никогда не рассказывали историю Аллана. Я не знала о ней, пока мне не рассказал Том. Возможно, если бы вы...
— Вы думаете, он ушел... туда?
— Я не знаю, что думать. Возможно, если вы расскажете мне все подробности, я могу сделать какие-то выводы. А то я знаю лишь клубные сплетни в передаче из пятых рук. Ну?
— Вряд ли я могу отказаться. — Крейн откинулся на спинку кресла, его голос стал таким тихим, что Полли подалась вперед, поставив локти на колени и положив подбородок на руки, чтобы получше слышать его. — В то время мне было пять-шесть лет. Мы путешествовали — мама, папа, Адель и я, — но я не помню, где. Случай был такой странный, что никто из нас не упоминал о нем впоследствии. А теперь мои родители умерли, а Адель... ну... — Он откашлялся и продолжал. — Но это неважно. Во всяком случае, она ничего не может рассказать.
— Я знаю о вашей сестре, — тихо сказала Полли. — Извините.
— О, за ней хорошо присматривают. Она играет со своими куклами и хорошенькими ленточками, ее умывают и переодевают. Скоро ей исполнится тридцать четыре.
Полли молчала.
— У нас была большая красная машина, — продолжал немного погодя Крейн. — Я запомнил это, потому что в те дни машины были, в основном, черные. Мы отправились в большое путешествие, и мне нравилось сидеть на переднем сидении с опущенным стеклом, чтобы ветер бил мне в лицо. Мне и теперь нравится это. — Он задумчиво потер щеку. — Мы переезжали из города в город — естественно, я не знаю, где, — я только запомнил, какое вкусное было тогда кремовое мороженое. Я помню все это отрывочно, и не всегда в строгой последовательности. Должно быть, это произвело на меня сильное впечатление, раз я вообще что-то запомнил в таком возрасте.
— Да?
— Как только мы выехали из города, отец обнаружил, что у него нет карты. Я уверен, что это была моя вина. Я сделал из его карты бумажную шапку. На самой окраине стоял магазинчик, из тех, знаете ли, где торгуют всяким хламом и владельцы которых едва-едва сводят концы с концами. На окнах лежала густая пыль, не убиравшаяся годами. Выставленные товары были дешевыми. Ничего дороже шиллинга. Отец спросил хозяина, есть ли у него карта. Есть, ответил хозяин. Есть прекрасная карта.
— Карта!
— Да, карта. Она была вклеена в конце путеводителя. Отец сунул книгу мне на колени, и мы уехали. Следующее, что я помню, отец использовал какие-то слова, которые я не понял, а мать зашикала на него. В книге была только половина карты. Кто-то оторвал другую половину.
— И не было никакого замечания...
— Мать, мне кажется, была лишена чувства юмора, так что, должно быть, это сказал отец, но неважно. Кто-то из них сказал: «Когда мы доедем до того места, где карта оторвана, то наверное свалимся с края». Я засмеялся.
Крейн замолчал и принялся разливать чай, обратившись мыслями в прошлое. Он чувствовал солнце, свежий воздух и бег большой красной машины. Он видел карту, развернутую на сидении между ним и отцом. Он видел отца, сидящего за рулем, его сильные руки, уверенно держащие руль и так нежно обращавшиеся со старой, потрепанной картой.
— Мы ехали под ярким солнцем по зеленым полям, — продолжал он. — Вокруг не было никаких домов, вообще ни души. Телеграфные столбы покосились под странными углами, дорога была покрыта белой пылью. Затем отец сказал: «Ну, держитесь. Мы доехали до конца карты и сейчас свалимся». Мы все засмеялись. Мы еще смеялись, когда непонятно откуда поднялся серый туман. — Крейн содрогнулся. — Это было непонятно. Только что мы ехали под солнцем, делая пятьдесят миль в час по белой дороге, а в следующее мгновение оказались в густом тумане. Было по-прежнему жарко. Машина по-прежнему ехала. Отец резко сбросил скорость до десяти миль в час, и мы поехали буквально на ощупь. Тогда я заплакал.
— Вы испугались?
— Да. Испуг, удивление, что все это значит, и мысль о том, что мы действительно куда-то упали. Когда Адель сказала: «Глупости, не могли же мы действительно упасть с края мира!», стало еще хуже. Я заплакал громче. Тогда отец решил повернуть назад. Мы развернулись и поехали по своим следам, и снова очутились под солнцем. Когда отец сверился с картой, и мать тоже, мы обнаружили, что туман начинается как раз в том месте, где карта была оторвана.
Полли Гулд задрожала и придвинулась поближе к огню.
— Отец рассмеялся. Это был крупный человек, Исамбард Крейн, величайший инженер по всему западу страны. «Это, должно быть, местный выброс», — сказал он. Я не знал, что он имел в виду, но это звучало успокоительно. Мы снова поехали вперед. Мы пробирались через туман, не слыша ничего, кроме гудения мотора. Затем, минут через десять, туман стал рассеиваться. — Крейн отпил чай и поставил чашку. Он боялся, что может выронить ее, если будет продолжать рассказывать, держа чашку в руке. — Туман рассеялся окончательно. Мы снова оказались под солнцем. Отец рассмеялся и сказал, что был прав. Мы выехали за поворот дороги и затем... затем...
— Что?
— Дальше мои воспоминания путаются. Взревел мотор, завизжали шины, когда отец лихорадочно развернул машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34