А затем полицейские нарочито медленно выстраивались в шеренги, закрывались щитами и как бы отгоняли толпу от входа.
Торвальд все это время держался спокойно, и если выказывал какие-то эмоции, так только сострадание к тем, в кого демонстранты попали камнями. Один из очевидцев сказал:
— Да, было страшно. Но я рад, что был рядом с ним.
В последние два часа Второго Света толпа около Центра начала подступать ближе к зданию. Тысячи радиослушателей в Утилитопии поймали наш сигнал бедствия, и почему-то по рядам демонстрантов распространился слух о том, что с наступлением темноты должен был начаться не то марш протеста, не то должна была выехать группа спасателей. Демонстранты не знали, что спасатели уже в пути. Брюс и Биерис были одними из последних, кому удалось покинуть здание Центра. В Брюса угодили здоровенным булыжником. Как выяснилось потом, у него были сломаны несколько ребер.
Они отправились к указанному Шэном складу, где уже были приготовлены к отправке спрингеры и нужное оборудование.
А в то время, когда демонстранты пошли в атаку на Центр, Брюс и Биерис уже мчались на полной скорости по речной долине, сменяя друг друга за рулем.
— А ведь Шэн, похоже, нарушил закон, выделив на это средства из бюджета Посольства, — заметил я в разговоре с Биерис.
— У Шэна было оправдание, — возразила она. — Ты номинально являлся сотрудником Гуманитарного Совета, и Шэн просто-напросто объявил Совету, что с точки зрения «пиара» будет выглядеть очень скверно, если спасен будешь только ты, а не вся экспедиция целиком. На самом деле Совету от этого было не жарко и не холодно, пока Шэн не убедил их окончательно в справедливости своего решения. — Биерис вздохнула. — Он старался, как мог, Жиро. Знаешь, мне кажется, он по-настоящему восхищался Торвальдом, да и Центром вообще. Ему нравилось там бывать. Кроме того, я подозреваю, что он приглядывался к Торвальду и планировал предложить ему работу в Гуманитарном Совете. Гибель Торвальда стала для него тяжелым потрясением.
Я кивнул. Я отстраненно, отвлеченно понимал, что я тоже потрясен, но еще я понимал, что пройдут месяцы, а может быть — и годы, прежде чем мою душу покинет этот острый, ранящий осколок — Центр, Торвальд и Анна.
Биерис молча отвернулась, а я пошел спать.
Окончание этой истории я узнал — от кого бы вы думали?
От майора по кличке «Железная рука», почти десять дней спустя. Он заглянул ко мне, как он сам сказал, потому что я так тепло с ним пообщался в самый первый день работы Ярмарки, и потому решил, что для него — дело чести рассказать мне о том, чего мне не расскажут другие.
Когда стало ясно, что того и гляди здание начнут брать штурмом, Торвальд, совершенно оправданно не рассчитывая на поддержку со стороны полицейских-«псипов», взял из зала боевых искусств несколько нейропарализаторов, насадил их на рукоятки от швабр и вооружил ими несколько наиболее продвинутых в плане техники людей. Он велел им пользоваться нейропарализаторами только для отпугивания демонстрантов.
— В качестве импровизированного оружия для разгона хулиганов лучше ничего и придумать было нельзя, — отметил майор. — Вот только мерзавцев было слишком много. Нечего было и надеяться выстоять против такой толпищи и удержать здание. В Центр ворвалось не менее тысячи человек. А ведь вы не крепость строили, как я понимаю, и оружия в достаточном количестве у ваших товарищей не имелось для того, чтобы сдержать натиск. Я бы лично вряд ли выдержал осаду, если бы при мне не было до зубов вооруженного полка.
Толпа прокатилась по шеренге полицейских, как газонокосилка. Четверо «псипов» погибли, несколько были тяжело ранены. Двери рухнули под напором толпы.
Торвальд и еще несколько ребят покрепче пытались удержать винтовую лестницу, которая вела к башне и шпилю. Это, пожалуй, было единственное более или менее узкое пространство в Центре, которое можно было оборонять.
— Его угробили камнем, — сказал майор, опустив глаза и уставившись в пол. Наверное, он боялся того, как я восприму эту новость. Я и сам этого боялся. — Правда, он сам успел уложить нейропарализатором шестерых. Ей-богу, для желторотого парнишки это совсем даже неплохо. Ваши сородичи небось сказали бы: «Que enseingnamen», а мои — просто: «обделаться можно», но и те, и другие имели бы в виду одно: уму непостижимо, как он это сделал. Но в конце концов у него больше не осталось сил держаться, да и кто бы столько мог продержаться? В него швырнули здоровенным бульником, он упал, а потом… потом его, видимо, забили насмерть выломанными ножками стульев и набросились на второго парнишку… как его, бишь… Питерборо. Он сейчас в больнице. Он бы тоже на тот свет отправился, но тут, на счастье, аквитанцы подоспели.
За счет весьма вольной трактовки инструкций Шэну все-таки удалось объявить Центр под протекцией Посольства. Скорее всего он добился этого, объявив, что в здании находятся мои личные вещи и люди, которые работают на меня… впрочем, это теперь не имело никакого значения. Скорее всего Гуманитарный Совет пост-фактум одобрил действия посла, поэтому он мог со спокойной совестью заявить, что все, что он предпринял, он предпринял потому, что ему показалось, что так будет лучше.
К этому времени Шэн уже успел ангажировать несколько подразделений армии Торбурга, включая аквитанский легион. В составе войска было всего шесть рот, но они были превосходно подготовлены к сражениям в условиях города, но что самое главное — их амуниция выглядела поистине устрашающе. Они были в полной боеготовности, когда Шэн обратился с просьбой о помощи, и буквально через несколько минут в кабине посольского спрингера появился вертолет с войском и несколькими переносными спрингерами. Военные быстро установили винты и полетели к зданию Центра. Аквитанские воины гурьбой выскочили из кабин портативных спрингеров и тоже помчались к Центру…
Где обнаружили обезумевшую толпу, которая уже забила насмерть одного из смельчаков-защитников и теперь занималась тем, что без разбора громила и рвала все, что попадалось на глаза, — гобелены, картины, мебель, видеокассеты, музыкальные инструменты.
Впоследствии я узнал о том, что в отчете Гуманитарного Совета о происшествии было написано о том, что аквитанские войска к участию в разгоне толпы привлекать все-таки не следовало.
Минут через десять дисциплина военных рухнула. В последующих сообщениях все происходящее было названо «полицейским бунтом» — древним, как мир, термином, который на самом деле означал, что силы правопорядка обезумели и со всей жестокостью обрушились на гражданское население.
В итоге те обитатели Центра, которые успели забаррикадироваться в башне, уцелели, и их быстро вывели из здания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99