Но будь рядом со мной, и тогда… Мне хотелось бы, уходя, оставить добрый след, чтобы вы меня помнили и благословляли…
Ихазель безотчетно прильнула к его коленям, подняв на него глаза, полные восхищения. Он улыбнулся и спрятал ее крохотные руки в своих ладонях.
— Мне хотелось бы, чтобы и ты помнила обо мне и благословила мое имя. Ты как цветок…
И тут же отстранил девушку и совсем другим голосом ни с того ни с сего строго спросил:
— Ты почему голая?
Густой румянец внезапно пошел у нее по всему телу, даже опаловые ногти порозовели. Быстрым, нервным движением она запахнула халатик.
— Не гневайся, владыка. У нас такой обычай, девушки всегда так ходят по дому. Я забыла, что я не у себя дома, а у тебя. Не сочти за обидную вольность.
И, со страхом глядя на Победоносца, еще плотнее запахнула халатик, хотя в этом уже не было нужды.
Марк пошевелил губами, словно хотел что-то сказать, помолчал, а потом безразличным тоном спросил, ежась от фальши в собственном голосе:
— И тебя… и вас так может видеть любой?
Ихазель внезапно поняла, о чем речь. Упоительная, обессиливающая судорога пронизала тело, ладони, которыми девушка придерживала на груди халатик, разжались, руки упали вдоль бедер. Она взглянула ему прямо в глаза:
— С этой минуты меня такой больше никто не увидит. Марк пожал плечами.
— Положим, мне все равно, — довольно неучтиво произнес он, глядя в сторону. — Если у вас такой обычай… Но… Я не о том, а о чем же? Ах да! Где твой дед? Мне надо бы его повидать.
Внучка первосвященника напряглась:
— Владыка, он ушел. Я тебе уже говорила. Теперь Элем… Но если ты прикажешь, объявят розыск.
— Да, да. Распорядись. Мне надо бы поговорить с ним о многих вещах.
Ихазель поднялась, глядя ему в глаза уверенно и без робости, как бы чувствуя себя его исключительной собственностью, святой и неприкосновенной.
— Распорядись, — повторил он.
Она протянула руку:
— Владыка, дай мне знак, чтобы поверили, что я говорю от твоего имени, и я пошлю людей на розыск.
Марк помедлил, не зная, как поступить, но внезапно вспомнил о древнем и только по книгам известном земном обычае передавать власть. Улыбнулся, снял с пальца перстень и подал Ихазели.
Она взяла перстень и молча направилась к лестнице, ведущей вниз, в собор.
Прошла через неф и отворила боковую дверцу, которая вела в покои опустевшего дворца первосвященника…
Через некоторое время вновь появилась в соборе. Теперь на ней был парадный наряд — плотно закрытое темно-лиловое платье, на плечах золотистая меховая накидка, на шее пурпурные янтарные бусы, наследство пророчицы Ады. Подошла к запертым изнутри бронзовым дверям, отодвинула засовы и распахнула двери настежь.
Перед собором ждал народ. Именитые и старейшие во главе с Элемом собрались на паперти, терпеливо ожидая пробуждения Победоносца, чтобы учредить новый устав и восстановить порядок, нарушенный отречением высшего должностного лица, первосвященника Крохабенны. Неподалеку вместе с молодежью стоял Ерет, там обсуждали военные планы: поскорей бы выступить вместе с Победоносцем в поход на ту сторону Великого моря, чтобы застать шернов врасплох и прикончить в их собственных логовах.
А вокруг теснился народ. И те, кто сражался, и те, кто поглядывал издали, и те, кто принес прошения, и те, кто пришел с жалобами, и, наконец, те, кто явился из любопытства, просто поглазеть на великана с Земли. В сторонке стояли женщины, побаиваясь мужей и властелинов, но большей частью с горящими глазами и благословением на устах тому, кто переменит прежнее. Женщины-то знали, что любое новшество для них, скованных жестокими и строгими патриархальными нравами, может быть только к лучшему.
Людское море простиралось, куда только видит глаз, оно шумело и ходило волнами, подобно морю по другую сторону собора.
Когда двери храма распахнулись, все решили, что сейчас выйдет Победоносец, по толпе прошла огромная приливная волна, которая ударилась о паперть, словно о скалу на морском берегу.
Возглавлявший старшин Элем тоже сделал шаг вперед. Но увидев, что навстречу вышла одна Ихазель, пришел в ярость.
— Как смеешь шляться тут, когда мы ждем Победоносца? — выкрикнул он.
Ихазель не ответила. Неспешным твердым шагом направилась к возвышению на паперти справа, откуда по обычаю возвещали свою волю первосвященники, наследующие престол.
Элем схватил ее за рукав:
— Куда полезла? Шла бы ты вон из дворца, да побыстрей, теперь я там буду жить!
И на это не ответила Ихазель. Решительным движением освободясь от монаха, она ступила на возвышение и подняла над головой руку с перстнем.
— Слушайте, люди! — воскликнула она во весь голос. — Победоносец шлет вам через меня пожелание мира и доброго здравия!
— Уберите прочь эту полоумную! — крикнул Элем. — Она под подозрением в сношении с шерном Авием! Ей нельзя говорить с престола первосвященника!
При звуке ненавистного имени народ всколыхнулся, раздались грозные выкрики, толпа взревела.
Ерет бросился к возвышению:
— Ихазель, сойди! Сойди оттуда, если хочешь жить! Ты и впрямь с ума сошла!
Ихазель как не видела Ерета. Ее светлый, безмятежный взор, словно в колдовском сне, блуждал поверх волнующегося моря голов.
— Долой! Долой ее! — раздавались выкрики. — Говорить имеет право только Победоносец! И Элем, его слуга верный!
Ихазель еще выше вытянула руку — преломляя солнечные лучи, в ней сверкнул светлый камешек на перстне.
— Вот знак — перстень Победоносца! Я, внучка первосвященника, шерна Авия победительница, я, как пророчица Ада, мужа не знающая, я, служанка Тому, чье имя да будет благословенно во веки вечные, говорю от Его имени! Он меня из ваших рук вырвал, когда вы мне, невинной, казнью грозили, Он велел мне выйти к вам и послужить устами Его, благодать источающими!
— Да лжет она! — крикнул Элем. — А перстень украла! Эй! Люди! А ну подать ее сюда!
Но никто этих слов не расслышал. Могучая здравица в честь Победоносца грянула над площадью и отразилась от стен собора. Народ прихлынул к девушке, радостно приветствуя благую весть, которую она принесла. Тогда Элем выступил вперед, обеими руками приподнял над головой клобук первосвященника и воскликнул:
— Зрите! Вот камень с руки Старого Человека, он у меня на челе! Я один имею право говорить от имени Победоносца, только я, который первым встретил его и приветствовал!
Толпа разделилась. Одни, видя клобук со священным камнем в руках былого приора Братьев в Ожидании, теснились к нему и требовали прогнать Ихазель, а другие, огромное большинство, приняли ее сторону.
— С какой стати клобук у Элема? — раздались крики. — Крохабенна поверг его к ногам Победоносца, а Победоносец никому не отдал, Элем его присвоил!
Даже те, кто утром требовал, чтобы Элем отобрал клобук у Крохабенны, теперь громко кричали, что Элем — самозванец и только Ихазель, которая показала перстень Победоносца, имеет право говорить с народом от имени владыки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Ихазель безотчетно прильнула к его коленям, подняв на него глаза, полные восхищения. Он улыбнулся и спрятал ее крохотные руки в своих ладонях.
— Мне хотелось бы, чтобы и ты помнила обо мне и благословила мое имя. Ты как цветок…
И тут же отстранил девушку и совсем другим голосом ни с того ни с сего строго спросил:
— Ты почему голая?
Густой румянец внезапно пошел у нее по всему телу, даже опаловые ногти порозовели. Быстрым, нервным движением она запахнула халатик.
— Не гневайся, владыка. У нас такой обычай, девушки всегда так ходят по дому. Я забыла, что я не у себя дома, а у тебя. Не сочти за обидную вольность.
И, со страхом глядя на Победоносца, еще плотнее запахнула халатик, хотя в этом уже не было нужды.
Марк пошевелил губами, словно хотел что-то сказать, помолчал, а потом безразличным тоном спросил, ежась от фальши в собственном голосе:
— И тебя… и вас так может видеть любой?
Ихазель внезапно поняла, о чем речь. Упоительная, обессиливающая судорога пронизала тело, ладони, которыми девушка придерживала на груди халатик, разжались, руки упали вдоль бедер. Она взглянула ему прямо в глаза:
— С этой минуты меня такой больше никто не увидит. Марк пожал плечами.
— Положим, мне все равно, — довольно неучтиво произнес он, глядя в сторону. — Если у вас такой обычай… Но… Я не о том, а о чем же? Ах да! Где твой дед? Мне надо бы его повидать.
Внучка первосвященника напряглась:
— Владыка, он ушел. Я тебе уже говорила. Теперь Элем… Но если ты прикажешь, объявят розыск.
— Да, да. Распорядись. Мне надо бы поговорить с ним о многих вещах.
Ихазель поднялась, глядя ему в глаза уверенно и без робости, как бы чувствуя себя его исключительной собственностью, святой и неприкосновенной.
— Распорядись, — повторил он.
Она протянула руку:
— Владыка, дай мне знак, чтобы поверили, что я говорю от твоего имени, и я пошлю людей на розыск.
Марк помедлил, не зная, как поступить, но внезапно вспомнил о древнем и только по книгам известном земном обычае передавать власть. Улыбнулся, снял с пальца перстень и подал Ихазели.
Она взяла перстень и молча направилась к лестнице, ведущей вниз, в собор.
Прошла через неф и отворила боковую дверцу, которая вела в покои опустевшего дворца первосвященника…
Через некоторое время вновь появилась в соборе. Теперь на ней был парадный наряд — плотно закрытое темно-лиловое платье, на плечах золотистая меховая накидка, на шее пурпурные янтарные бусы, наследство пророчицы Ады. Подошла к запертым изнутри бронзовым дверям, отодвинула засовы и распахнула двери настежь.
Перед собором ждал народ. Именитые и старейшие во главе с Элемом собрались на паперти, терпеливо ожидая пробуждения Победоносца, чтобы учредить новый устав и восстановить порядок, нарушенный отречением высшего должностного лица, первосвященника Крохабенны. Неподалеку вместе с молодежью стоял Ерет, там обсуждали военные планы: поскорей бы выступить вместе с Победоносцем в поход на ту сторону Великого моря, чтобы застать шернов врасплох и прикончить в их собственных логовах.
А вокруг теснился народ. И те, кто сражался, и те, кто поглядывал издали, и те, кто принес прошения, и те, кто пришел с жалобами, и, наконец, те, кто явился из любопытства, просто поглазеть на великана с Земли. В сторонке стояли женщины, побаиваясь мужей и властелинов, но большей частью с горящими глазами и благословением на устах тому, кто переменит прежнее. Женщины-то знали, что любое новшество для них, скованных жестокими и строгими патриархальными нравами, может быть только к лучшему.
Людское море простиралось, куда только видит глаз, оно шумело и ходило волнами, подобно морю по другую сторону собора.
Когда двери храма распахнулись, все решили, что сейчас выйдет Победоносец, по толпе прошла огромная приливная волна, которая ударилась о паперть, словно о скалу на морском берегу.
Возглавлявший старшин Элем тоже сделал шаг вперед. Но увидев, что навстречу вышла одна Ихазель, пришел в ярость.
— Как смеешь шляться тут, когда мы ждем Победоносца? — выкрикнул он.
Ихазель не ответила. Неспешным твердым шагом направилась к возвышению на паперти справа, откуда по обычаю возвещали свою волю первосвященники, наследующие престол.
Элем схватил ее за рукав:
— Куда полезла? Шла бы ты вон из дворца, да побыстрей, теперь я там буду жить!
И на это не ответила Ихазель. Решительным движением освободясь от монаха, она ступила на возвышение и подняла над головой руку с перстнем.
— Слушайте, люди! — воскликнула она во весь голос. — Победоносец шлет вам через меня пожелание мира и доброго здравия!
— Уберите прочь эту полоумную! — крикнул Элем. — Она под подозрением в сношении с шерном Авием! Ей нельзя говорить с престола первосвященника!
При звуке ненавистного имени народ всколыхнулся, раздались грозные выкрики, толпа взревела.
Ерет бросился к возвышению:
— Ихазель, сойди! Сойди оттуда, если хочешь жить! Ты и впрямь с ума сошла!
Ихазель как не видела Ерета. Ее светлый, безмятежный взор, словно в колдовском сне, блуждал поверх волнующегося моря голов.
— Долой! Долой ее! — раздавались выкрики. — Говорить имеет право только Победоносец! И Элем, его слуга верный!
Ихазель еще выше вытянула руку — преломляя солнечные лучи, в ней сверкнул светлый камешек на перстне.
— Вот знак — перстень Победоносца! Я, внучка первосвященника, шерна Авия победительница, я, как пророчица Ада, мужа не знающая, я, служанка Тому, чье имя да будет благословенно во веки вечные, говорю от Его имени! Он меня из ваших рук вырвал, когда вы мне, невинной, казнью грозили, Он велел мне выйти к вам и послужить устами Его, благодать источающими!
— Да лжет она! — крикнул Элем. — А перстень украла! Эй! Люди! А ну подать ее сюда!
Но никто этих слов не расслышал. Могучая здравица в честь Победоносца грянула над площадью и отразилась от стен собора. Народ прихлынул к девушке, радостно приветствуя благую весть, которую она принесла. Тогда Элем выступил вперед, обеими руками приподнял над головой клобук первосвященника и воскликнул:
— Зрите! Вот камень с руки Старого Человека, он у меня на челе! Я один имею право говорить от имени Победоносца, только я, который первым встретил его и приветствовал!
Толпа разделилась. Одни, видя клобук со священным камнем в руках былого приора Братьев в Ожидании, теснились к нему и требовали прогнать Ихазель, а другие, огромное большинство, приняли ее сторону.
— С какой стати клобук у Элема? — раздались крики. — Крохабенна поверг его к ногам Победоносца, а Победоносец никому не отдал, Элем его присвоил!
Даже те, кто утром требовал, чтобы Элем отобрал клобук у Крохабенны, теперь громко кричали, что Элем — самозванец и только Ихазель, которая показала перстень Победоносца, имеет право говорить с народом от имени владыки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78