— Я считал, что тебе самому будет угодно явиться ко мне во дворец и доложить, как обстоят дела с походом.
У Марка в глазах потемнело от ярости. Однако он сдержался, всего-навсего схватил карлика за шиворот, как щенка, и поднял к своему лицу.
— Эй, ты! Поберегись! Может быть, это ты мне доложишь, что поделывал, пока меня не было? — сдавленным голосом сказал он. — Слух идет, ты тут с шерном договариваться вздумал?
Элем побелел от страха и бешенства в этом неудобном и жалком положении, но едва Марк, встряхнув слегка, поставил его на пол, спесиво ответил:
— Просто я догадался, Победоносец, что и ты не сдюжил против шернов, уж теперь-то я об этом все в точности знаю. Вот и хотел выиграть время.
Марк закусил губу.
— Ступай к себе, — сказал он. — И жди моих приказаний. Вскоре я тебя вызову. А сейчас я занят.
С этими словами он огляделся по сторонам, но только после ухода первосвященника спросил, где Ихазель, почему до сих пор не пришла поздороваться. Никто не смог ответить. Вместо этого доложили о побеге Авия. Марк встрево-женно напрягся:
— То есть как это?
Вызвал людей, учинил допрос, но и тут не получил ясного ответа. От холопов стало известно, что внучка Крохабенны пытала шерна, но что произошло после ее ухода из подвала? Когда через несколько часов туда спустились люди с едой для шерна, они увидели пустые скобы на стене и перерезанные веревки. На полу рядом с догоревшим факелом валялся кинжал, который раньше видели в руках у Ихазели. Видимо, после ухода девушки, обронившей оружие, чудище как-то сумело дотянуться до него и перерезало веревки. Дверь была незаперта, так что теперь его ищи-свищи.
Мало было надежды на поимку беглеца, но Марк велел устроить облаву. Послал людей с собаками и приказал обшарить все скалистое побережье и заросли на склонах Отеймора. К облаве присоединился и Нузар.
Тем временем Победоносец сам пошел искать золотоволосую. Горничные сказали, что она у себя в комнатах, больна и не может никого видеть. Но Марк не обратил внимания на их слова. Оттолкнул служанок с дороги и распахнул двери.
Прошел по длинному ряду пустых и холодных комнат и наконец в последней, махонькой, нашел Ихазель. Она лежала на тахте, обнаженная, с распущенными волосами, только шаль вокруг бедер как-то странно узлом завязана. Увидев вошедшего Марка, даже не шевельнулась, только уставилась на него широко открытыми глазами в каком-то бессмысленном остолбенении.
— Ихазель! Птичка моя золотая! — весело воскликнул Победоносец, протянув к ней руки.
Она беззвучно зашевелила бледными губами, еще шире глаза открыла, а они сухие какие-то, невидящие.
— Что с тобой? Что с тобой, девочка?
Он опустился на колени возле тахты и невольно спрятал лицо на ее почти детской, крохотной, лилейной груди. Она слегка оттолкнула его рукой:
— Почему только нынче? Почему?..
Медленно встала, вышла в другую комнату и дверь за собой захлопнула на замок.
Изумленный Марк встал с колен. Горло сжалось, кровь ударила в виски. Миг стоял без движения, вдруг бросился к двери, за которой исчезла Ихазель, и замолотил могучим кулаком в филенку:
— Ихазель! Ихазель! Открой!
Никто не ответил. Он схватился за кованую дверную ручку и дернул. Дверь не поддалась. Он обернулся в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы высадить дверь, — и попятился в изумлении.
На пороге другой двери, у него за спиной, стояла Ихазель, спокойная, бледная, в платье до пят.
— Что прикажешь, владыка? — спросила странным голосом, срывающимся то ли от скорби, то ли от насмешки.
Марк ответил не сразу. Настолько чужой, настолько изменившейся показалась эта девушка, что он с трудом сумел связать нить своих воспоминаний с нынешним впечатлением.
— Что с тобой? — с трудом выговорил он.
— Что прикажешь, владыка? — повторила она, на этот раз с манящей улыбкой, только уголки губ как-то странно вздрогнули.
Марк шагнул к ней и сел на пол:
— Я велел тебе сторожить шерна. Где он?
— Не знаю.
Она стояла вплотную к нему, почти касаясь бедром под легким платьем его колен. Медленным движением распустила ленту под шеей и распахнула цветную душистую ткань. Под верхней одеждой на ней ничего не было, как четверть часа назад, только бедра все так же стянуты широкой шалью.
И вдруг Марк почувствовал, что она берет его голову ладошками и прижимает к груди. Одуряющий аромат ударил в ноздри, он закрыл глаза и голодными губами прижался к ее телу, одновременно чувствуя, как ее острые ноготки вонзаются ему в кожу за ушами. Хотел обнять ее — и пошатнулся от толчка. Ихазель выскользнула из его рук. Он услышал переливчатый издевательский смешок и звук запираемой двери. В комнате опять, кроме него, никого не было.
Глава V
Как и предвидел старый первосвященник, установление новых законов давалось Марку туго. В единый миг все от него отшатнулись. Он с изумлением наблюдал, как отовсюду являются противники, даже из самых неожиданных мест.
Началось в тот же день, как он вернулся из заморского похода. Вскоре после полудня он созвал в соборе большое собрание, на котором хотел обрисовать и обнародовать план задуманных реформ. Толпа собралась немалая, однако с самого начала ее волнение отличалось от того набожного ожидания, которым прежде сопровождалось каждое выступление Победоносца. Раздавались голоса, что его следует призвать и потребовать от него отчета. Когда он поднялся на былой амвон первосвященников, его встретили возгласами, но восхваляли его только немногочисленные голоса.
Марк не посчитался с этим. Уж очень хотелось рассказать, как он собирается устроить жизнь на Луне перед возвращением на Землю. Движения руки не достало, тишины пришлось потребовать голосом. Начал он с перечисления зол, с которыми следует покончить. Говорил о несправедливом неравенстве перед законами, которые одним позволяют слишком много, а других стреножат на каждом шагу, говорил о рабстве, неприкрытом и куда более худшем, скрытом, из-за которого большинство тяжко трудится в нищете, увеличивая богатство сытых, говорил о притеснении женщин, об отсутствии просвещения, о власти, систему которой необходимо изменить, на будущее отобрать власть у самоуправствующих церковников и передать народу, чтобы тот сам по справедливости решал собственную судьбу.
Народ слушал довольно мирно, лишь изредка прерывал неясным гулом, но только Марк собрался перейти к созидательной части выступления и развернуть план исправления существующих порядков, как кто-то неожиданно громко спросил, что дальше будет с заморским походом. И словно это было заранее договорено, по этому сигналу поднялся страшный шум. Крик не прекращался, и Марку не давали говорить, несмотря на все его попытки. Но еще удивительнее оказалась внезапная тишина, воцарившаяся, как только поднялся Элем, до той поры молча сидевший на высоком троне под колоннами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
У Марка в глазах потемнело от ярости. Однако он сдержался, всего-навсего схватил карлика за шиворот, как щенка, и поднял к своему лицу.
— Эй, ты! Поберегись! Может быть, это ты мне доложишь, что поделывал, пока меня не было? — сдавленным голосом сказал он. — Слух идет, ты тут с шерном договариваться вздумал?
Элем побелел от страха и бешенства в этом неудобном и жалком положении, но едва Марк, встряхнув слегка, поставил его на пол, спесиво ответил:
— Просто я догадался, Победоносец, что и ты не сдюжил против шернов, уж теперь-то я об этом все в точности знаю. Вот и хотел выиграть время.
Марк закусил губу.
— Ступай к себе, — сказал он. — И жди моих приказаний. Вскоре я тебя вызову. А сейчас я занят.
С этими словами он огляделся по сторонам, но только после ухода первосвященника спросил, где Ихазель, почему до сих пор не пришла поздороваться. Никто не смог ответить. Вместо этого доложили о побеге Авия. Марк встрево-женно напрягся:
— То есть как это?
Вызвал людей, учинил допрос, но и тут не получил ясного ответа. От холопов стало известно, что внучка Крохабенны пытала шерна, но что произошло после ее ухода из подвала? Когда через несколько часов туда спустились люди с едой для шерна, они увидели пустые скобы на стене и перерезанные веревки. На полу рядом с догоревшим факелом валялся кинжал, который раньше видели в руках у Ихазели. Видимо, после ухода девушки, обронившей оружие, чудище как-то сумело дотянуться до него и перерезало веревки. Дверь была незаперта, так что теперь его ищи-свищи.
Мало было надежды на поимку беглеца, но Марк велел устроить облаву. Послал людей с собаками и приказал обшарить все скалистое побережье и заросли на склонах Отеймора. К облаве присоединился и Нузар.
Тем временем Победоносец сам пошел искать золотоволосую. Горничные сказали, что она у себя в комнатах, больна и не может никого видеть. Но Марк не обратил внимания на их слова. Оттолкнул служанок с дороги и распахнул двери.
Прошел по длинному ряду пустых и холодных комнат и наконец в последней, махонькой, нашел Ихазель. Она лежала на тахте, обнаженная, с распущенными волосами, только шаль вокруг бедер как-то странно узлом завязана. Увидев вошедшего Марка, даже не шевельнулась, только уставилась на него широко открытыми глазами в каком-то бессмысленном остолбенении.
— Ихазель! Птичка моя золотая! — весело воскликнул Победоносец, протянув к ней руки.
Она беззвучно зашевелила бледными губами, еще шире глаза открыла, а они сухие какие-то, невидящие.
— Что с тобой? Что с тобой, девочка?
Он опустился на колени возле тахты и невольно спрятал лицо на ее почти детской, крохотной, лилейной груди. Она слегка оттолкнула его рукой:
— Почему только нынче? Почему?..
Медленно встала, вышла в другую комнату и дверь за собой захлопнула на замок.
Изумленный Марк встал с колен. Горло сжалось, кровь ударила в виски. Миг стоял без движения, вдруг бросился к двери, за которой исчезла Ихазель, и замолотил могучим кулаком в филенку:
— Ихазель! Ихазель! Открой!
Никто не ответил. Он схватился за кованую дверную ручку и дернул. Дверь не поддалась. Он обернулся в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы высадить дверь, — и попятился в изумлении.
На пороге другой двери, у него за спиной, стояла Ихазель, спокойная, бледная, в платье до пят.
— Что прикажешь, владыка? — спросила странным голосом, срывающимся то ли от скорби, то ли от насмешки.
Марк ответил не сразу. Настолько чужой, настолько изменившейся показалась эта девушка, что он с трудом сумел связать нить своих воспоминаний с нынешним впечатлением.
— Что с тобой? — с трудом выговорил он.
— Что прикажешь, владыка? — повторила она, на этот раз с манящей улыбкой, только уголки губ как-то странно вздрогнули.
Марк шагнул к ней и сел на пол:
— Я велел тебе сторожить шерна. Где он?
— Не знаю.
Она стояла вплотную к нему, почти касаясь бедром под легким платьем его колен. Медленным движением распустила ленту под шеей и распахнула цветную душистую ткань. Под верхней одеждой на ней ничего не было, как четверть часа назад, только бедра все так же стянуты широкой шалью.
И вдруг Марк почувствовал, что она берет его голову ладошками и прижимает к груди. Одуряющий аромат ударил в ноздри, он закрыл глаза и голодными губами прижался к ее телу, одновременно чувствуя, как ее острые ноготки вонзаются ему в кожу за ушами. Хотел обнять ее — и пошатнулся от толчка. Ихазель выскользнула из его рук. Он услышал переливчатый издевательский смешок и звук запираемой двери. В комнате опять, кроме него, никого не было.
Глава V
Как и предвидел старый первосвященник, установление новых законов давалось Марку туго. В единый миг все от него отшатнулись. Он с изумлением наблюдал, как отовсюду являются противники, даже из самых неожиданных мест.
Началось в тот же день, как он вернулся из заморского похода. Вскоре после полудня он созвал в соборе большое собрание, на котором хотел обрисовать и обнародовать план задуманных реформ. Толпа собралась немалая, однако с самого начала ее волнение отличалось от того набожного ожидания, которым прежде сопровождалось каждое выступление Победоносца. Раздавались голоса, что его следует призвать и потребовать от него отчета. Когда он поднялся на былой амвон первосвященников, его встретили возгласами, но восхваляли его только немногочисленные голоса.
Марк не посчитался с этим. Уж очень хотелось рассказать, как он собирается устроить жизнь на Луне перед возвращением на Землю. Движения руки не достало, тишины пришлось потребовать голосом. Начал он с перечисления зол, с которыми следует покончить. Говорил о несправедливом неравенстве перед законами, которые одним позволяют слишком много, а других стреножат на каждом шагу, говорил о рабстве, неприкрытом и куда более худшем, скрытом, из-за которого большинство тяжко трудится в нищете, увеличивая богатство сытых, говорил о притеснении женщин, об отсутствии просвещения, о власти, систему которой необходимо изменить, на будущее отобрать власть у самоуправствующих церковников и передать народу, чтобы тот сам по справедливости решал собственную судьбу.
Народ слушал довольно мирно, лишь изредка прерывал неясным гулом, но только Марк собрался перейти к созидательной части выступления и развернуть план исправления существующих порядков, как кто-то неожиданно громко спросил, что дальше будет с заморским походом. И словно это было заранее договорено, по этому сигналу поднялся страшный шум. Крик не прекращался, и Марку не давали говорить, несмотря на все его попытки. Но еще удивительнее оказалась внезапная тишина, воцарившаяся, как только поднялся Элем, до той поры молча сидевший на высоком троне под колоннами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78