Так и сейчас, пёстрый пушистый ковёр, строгая дорическая колоннада и фрески по левой стене не очень-то вязались вместе. «Чёрт, уж лучше бы средневековые каменные плиты под ногами и факелы на стенах! — про себя выругался он, очередной раз скользнув ботинком по ковровому ворсу, — А то от полосок псевдосолнечного света на полу в глазах рябит.» Так, прикрывая глаза от излишне ярких лучей, он быстро дошёл до двери, привычным движением распахнул её, отодвинул тонкую шёлковую занавесь, загораживающую проём и попал в святая святых — в личные апартаменты босса.
Комната президента корпорации «Дженерал Электроникс» была не очень большой, но, тем не менее, выдержанной всё в том же антично-восточном стиле. Углы стен украшали причудливые коринфские капительки, которые состояли не только из классических мраморных цветов и листьев, но также содержали фигурки обнажённых людей. Всё это переплеталось иногда столь откровенно и вызывающе, что некоторые, имевшие доступ в эту комнату, за глаза называли президента сексуально-озабоченным и чуть ли не извращенцем, хотя он сам считал себя истинным ценителем человеческой красоты. Потолок представлял собой купол, расписанный фресками из греческого эпоса. Тут хозяин тоже остался верен своей любви к эросу, потому все сюжеты были соответствующими, и оплодотворение Данаи золотым дождём был из них наиболее целомудренным. Сам президент в одежде напоминающей нечто среднее между греческой хламидой и римской тогой возлежал на жёстком золотом ложе, за низеньким столиком, уставленным фруктами и амфорами с вином. Совсем уж не к месту, рядом с ложем стоял кальян, наверняка заправленный гашишем. Президент — ещё не старый человек лет шестидесяти пяти, но достаточно толстый, с отвислыми щеками и оливковым венком на абсолютно лысой голове — закрыв глаза, потягивал янтарное вино из хрустального кубка, не обращая на вошедшего никакого внимания, казалось, он его вовсе не заметил. Тот, постояв несколько минут, предупредительно кашлянул, и только тогда президент открыл глаза, и улыбнулся, глядя на него сквозь переливающееся золотом вино.
— Привет, Гарри! Пришёл разделить мою скромную трапезу, или по делу? Да ты не стой в проходе, как неродной, ложись напротив, тут как раз ложе свободно, выпей божественного напитка, а там и разговор пойдёт, как подобает. — Он сделал приглашающий жест рукой и наполнил ещё один кубок, но тот, кого он назвал Гарри, и не думал двигаться.
— Господин президент, я явился к Вам по чрезвычайно важному делу, не требующему отлагательства, и останусь здесь стоять, пока Вы не соблаговолите меня выслушать.
— Да брось ты, Гарри, какие могут быть важные дела в воскресенье утром, если не хочешь ложиться, то садись, выпьем за нашу дружбу, а потом поговорим о том, что у тебя там стряслось.
— И всё-таки я настаиваю на том, что дело очень важное, притом касается оно не меня лично, а всей нашей компании, а значит в первую очередь Вас, господин президент.
— Гарри-Гарри, похоже, твой карьеризм и вечная гонка за лидером, убили в тебе
человека. Это очень не хорошо, Гарри, это погубит тебя окончательно. Твой старый друг предлагает тебе выпить за дружбу (а ведь ничего более святого, чем дружба нет на свете), а ты всё о делах. Садись, тебе говорят. — Подождав, пока Гарри, скинув ботинки, устроится по другую сторону стола, не прикасаясь, однако, к вину и фруктам, он продолжил. — Я ведь знаю тебя не один десяток лет, так же, как и ты меня, и успел тебя за это время основательно изучить. Какое бы срочное ни было дело, ты накинул на выполнение его ещё пару часов, отлично зная, что без трапезы я тебя не отпущу. — Он пренебрежительно махнул рукой, в ответ на вялый протестующий жест Гарри и спокойно мелкими глотками продолжил пить вино. Гарри был высоким худощавым мужчиной и являл собой полную противоположность своему боссу, которого он был моложе всего на пару лет. Насколько один был порывист и экспрессивен, настолько другой был флегматичен и неповоротлив. Сейчас же один медленно, закрыв глаза, потягивал вино, а другой нервно теребил пуговицы на костюме и в который раз поправлял идеально повязанный галстук, чувствуя себя нелепо в своей современной одежде среди всего этого великолепия с претензией на древность. Когда Гарри осознал, что выглядит со стороны смешно, он машинально взял из вазы на столе виноградную гроздь и начал одну за другой отправлять тугие крупные ягоды в рот, совершенно не различая их вкуса, а только чтобы хоть чем-то занять руки. Потом, отыскав среди глиняных амфор и кратеров, непонятно каким образом там оказавшийся, стеклянный графинчик с прозрачной жидкостью, плеснул себе в кубок и одним движением опрокинул в себя. Вместо воды там оказался неразбавленный джин — весьма странный напиток для патрицианской трапезы босса.
Даже не поморщившись, Гарри проглотил жгучую жидкость и воззрился на начальника, который поставил кубок на стол, вытер губы тыльной стороной ладони улыбнулся и произнёс:
— Ну вот, Гарри, в который раз моя взяла, всё-таки ты со мною позавтракал, а теперь говори, то, что хотел. — Гарри открыл, было, рот, но босс снова прервал его. — Подожди! Только без всяких там обращений, типа «Господин президент» или «Босс», мы ведь с тобой старые друзья и беседуем по душам за чаркой доброго вина. А может быть, ты настолько уже заработался, что и имя моё забыл, а, Гарри?
— Нет, Дик, я ничего никогда не забываю! А вот ты, похоже, многое успел запамятовать! — Голос Гарри звучал раздражённо, поведение президента явно не вписывалось в ту схему, что он разработал на сегодня. — В своём увлечении стариной, в своём пошлом преклонении перед животным сексом, гордо именуемым тобой Эрос, ты забыл, в какое время ты живёшь. Ты забыл, где ты живёшь, своим беспрестанным сладострастием и чревоугодием ты предаешь не только нашу компанию, но и Америку!..
— Стоп, стоп, стоп! Ты что это меня, хочешь устыдить, или даже оскорбить? Типа, разжирел старый хрен на чужом труде, а теперь под старость лет дальше стен своей комнаты не видит, так что ли? Между прочим, что касается Эроса (во всех его пониманиях), то это я любил всю свою жизнь! Даже наши знакомые девушки всегда выбирали меня, несмотря на то, что я был полный и облысел уже в двадцать лет, а всё потому, что ты, увлечённый карьерой, просто их не замечал, всё пытался меня догнать по служебной лестнице. Так что, под старость лет взревновал?
— Оставь, Дик! Ты же прекрасно знаешь, что нет! Ни к твоим женщинам, ни к должностям у меня никогда не было зависти, разве что гордость за удачи старшего товарища и здоровое желание быть достойным твоей дружбы. А вот что касается работы и карьеры, ты прав. Я всегда радел за то, что чем выше должность и зарплата человека, тем ответственней он должен быть и тем большую работу выполнять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Комната президента корпорации «Дженерал Электроникс» была не очень большой, но, тем не менее, выдержанной всё в том же антично-восточном стиле. Углы стен украшали причудливые коринфские капительки, которые состояли не только из классических мраморных цветов и листьев, но также содержали фигурки обнажённых людей. Всё это переплеталось иногда столь откровенно и вызывающе, что некоторые, имевшие доступ в эту комнату, за глаза называли президента сексуально-озабоченным и чуть ли не извращенцем, хотя он сам считал себя истинным ценителем человеческой красоты. Потолок представлял собой купол, расписанный фресками из греческого эпоса. Тут хозяин тоже остался верен своей любви к эросу, потому все сюжеты были соответствующими, и оплодотворение Данаи золотым дождём был из них наиболее целомудренным. Сам президент в одежде напоминающей нечто среднее между греческой хламидой и римской тогой возлежал на жёстком золотом ложе, за низеньким столиком, уставленным фруктами и амфорами с вином. Совсем уж не к месту, рядом с ложем стоял кальян, наверняка заправленный гашишем. Президент — ещё не старый человек лет шестидесяти пяти, но достаточно толстый, с отвислыми щеками и оливковым венком на абсолютно лысой голове — закрыв глаза, потягивал янтарное вино из хрустального кубка, не обращая на вошедшего никакого внимания, казалось, он его вовсе не заметил. Тот, постояв несколько минут, предупредительно кашлянул, и только тогда президент открыл глаза, и улыбнулся, глядя на него сквозь переливающееся золотом вино.
— Привет, Гарри! Пришёл разделить мою скромную трапезу, или по делу? Да ты не стой в проходе, как неродной, ложись напротив, тут как раз ложе свободно, выпей божественного напитка, а там и разговор пойдёт, как подобает. — Он сделал приглашающий жест рукой и наполнил ещё один кубок, но тот, кого он назвал Гарри, и не думал двигаться.
— Господин президент, я явился к Вам по чрезвычайно важному делу, не требующему отлагательства, и останусь здесь стоять, пока Вы не соблаговолите меня выслушать.
— Да брось ты, Гарри, какие могут быть важные дела в воскресенье утром, если не хочешь ложиться, то садись, выпьем за нашу дружбу, а потом поговорим о том, что у тебя там стряслось.
— И всё-таки я настаиваю на том, что дело очень важное, притом касается оно не меня лично, а всей нашей компании, а значит в первую очередь Вас, господин президент.
— Гарри-Гарри, похоже, твой карьеризм и вечная гонка за лидером, убили в тебе
человека. Это очень не хорошо, Гарри, это погубит тебя окончательно. Твой старый друг предлагает тебе выпить за дружбу (а ведь ничего более святого, чем дружба нет на свете), а ты всё о делах. Садись, тебе говорят. — Подождав, пока Гарри, скинув ботинки, устроится по другую сторону стола, не прикасаясь, однако, к вину и фруктам, он продолжил. — Я ведь знаю тебя не один десяток лет, так же, как и ты меня, и успел тебя за это время основательно изучить. Какое бы срочное ни было дело, ты накинул на выполнение его ещё пару часов, отлично зная, что без трапезы я тебя не отпущу. — Он пренебрежительно махнул рукой, в ответ на вялый протестующий жест Гарри и спокойно мелкими глотками продолжил пить вино. Гарри был высоким худощавым мужчиной и являл собой полную противоположность своему боссу, которого он был моложе всего на пару лет. Насколько один был порывист и экспрессивен, настолько другой был флегматичен и неповоротлив. Сейчас же один медленно, закрыв глаза, потягивал вино, а другой нервно теребил пуговицы на костюме и в который раз поправлял идеально повязанный галстук, чувствуя себя нелепо в своей современной одежде среди всего этого великолепия с претензией на древность. Когда Гарри осознал, что выглядит со стороны смешно, он машинально взял из вазы на столе виноградную гроздь и начал одну за другой отправлять тугие крупные ягоды в рот, совершенно не различая их вкуса, а только чтобы хоть чем-то занять руки. Потом, отыскав среди глиняных амфор и кратеров, непонятно каким образом там оказавшийся, стеклянный графинчик с прозрачной жидкостью, плеснул себе в кубок и одним движением опрокинул в себя. Вместо воды там оказался неразбавленный джин — весьма странный напиток для патрицианской трапезы босса.
Даже не поморщившись, Гарри проглотил жгучую жидкость и воззрился на начальника, который поставил кубок на стол, вытер губы тыльной стороной ладони улыбнулся и произнёс:
— Ну вот, Гарри, в который раз моя взяла, всё-таки ты со мною позавтракал, а теперь говори, то, что хотел. — Гарри открыл, было, рот, но босс снова прервал его. — Подожди! Только без всяких там обращений, типа «Господин президент» или «Босс», мы ведь с тобой старые друзья и беседуем по душам за чаркой доброго вина. А может быть, ты настолько уже заработался, что и имя моё забыл, а, Гарри?
— Нет, Дик, я ничего никогда не забываю! А вот ты, похоже, многое успел запамятовать! — Голос Гарри звучал раздражённо, поведение президента явно не вписывалось в ту схему, что он разработал на сегодня. — В своём увлечении стариной, в своём пошлом преклонении перед животным сексом, гордо именуемым тобой Эрос, ты забыл, в какое время ты живёшь. Ты забыл, где ты живёшь, своим беспрестанным сладострастием и чревоугодием ты предаешь не только нашу компанию, но и Америку!..
— Стоп, стоп, стоп! Ты что это меня, хочешь устыдить, или даже оскорбить? Типа, разжирел старый хрен на чужом труде, а теперь под старость лет дальше стен своей комнаты не видит, так что ли? Между прочим, что касается Эроса (во всех его пониманиях), то это я любил всю свою жизнь! Даже наши знакомые девушки всегда выбирали меня, несмотря на то, что я был полный и облысел уже в двадцать лет, а всё потому, что ты, увлечённый карьерой, просто их не замечал, всё пытался меня догнать по служебной лестнице. Так что, под старость лет взревновал?
— Оставь, Дик! Ты же прекрасно знаешь, что нет! Ни к твоим женщинам, ни к должностям у меня никогда не было зависти, разве что гордость за удачи старшего товарища и здоровое желание быть достойным твоей дружбы. А вот что касается работы и карьеры, ты прав. Я всегда радел за то, что чем выше должность и зарплата человека, тем ответственней он должен быть и тем большую работу выполнять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33