Нам удалось подплыть к ней на лодке, и КАРЕГЛАЗКА СПАСЛА МНЕ ЖИЗНЬ, а потом мы посмотрели на…
– Что ты сказал?
– Я сказал, что Кареглазка спасла мне жизнь. Кареглазка.
– Ты хочешь сказать, что «Изабель» всплыла?
– Именно. Я уже рассказал об этом в городе, и они прямо сейчас организуют спасательную экспедицию.
– Ты им рассказал… что?
Внезапно он замолчал, глядя на меня широко открытыми глазами, и мне потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что его испугали, ужасно испугали мои слова. В минуту он стал старым, примерно таким, какой была тётя Зу, когда срывала с меня одежду, каким был Хорлокс-Местлер, когда шёл навстречу собственной смерти. У меня что-то сжалось в груди, когда я понял, что на этот раз между нами не просто очередной скандал. На этот раз что-то было не так, страшным образом не так.
– Ждите здесь, – наконец вымолвил он. – Ждите здесь оба. – Он выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Кареглазка смотрела на меня, и в её глазах тоже стоял страх.
– Извини его, дорогая, что он назвал тебя такими словами.
– Что-то не так, Дроув. Я не думаю… я не думаю, что эти пушки вообще предназначались для города. Кажется, отец Ленты был прав: они были нужны парлам здесь. Но на этот раз твой отец знает, что Паллахакси будет за них сражаться.
В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и появились двое рослых разъярённых охранников.
– Эй ты, пошли с нами, – сказал один из них, хватая Кареглазку за руку.
– Уберите от неё свои грязные лапы! – завопил я и кинулся к нему, но другой охранник схватил меня, заломив руки за спину. Я отчаянно отбивался ногами, но один охранник держал меня, в то время как другой был вне пределов моей досягаемости, увлекая Кареглазку к двери. Она кричала и извивалась в его объятиях, но он сильнее обхватил её за талию, прижав руки к телу. Потом они скрылись из виду, а я какое-то время беспомощно барахтался в лапах охранника. Он лишь посмеивался, заламывая мою руку.
Наконец, вернулся второй охранник.
– Ладно, можешь отпустить его, – тяжело выдохнул он. Я бросился к двери.
Снаружи никого не было. Вокруг стояли здания, все двери которых были заперты. За ними я мог видеть забор из колючей проволоки. Над головой ослепительно сияло солнце, отбрасывая чёрные тени.
– Где она? – закричал я. – Что вы с ней сделали?
Двое охранников уходили прочь; я побежал за ними, хватая их за руки.
Они просто стряхнули меня, продолжая шагать дальше.
Потом я услышал её слабый крик:
– Дроув! Дроув!
Я посмотрел в ту сторону, но сначала ничего не увидел.
И тут я заметил её; она бежала вдоль забора, перепрыгивая через выбоины и глядя в мою сторону. Она увидела меня и остановилась, протягивая ко мне руки и плача.
Поколебавшись, я посмотрел в сторону запертых ворот, где, ухмыляясь, стоял охранник. Потом снова повернулся к Кареглазке и, кажется, тоже заплакал.
– Что они с нами сделали, моя милая? – всхлипывал я. – Что эти мерзляки с нами сделали? Она стояла за забором, а я – внутри ограды. Один из нас был пленником.
Глава 18
Забор был высотой метров пяти и сделан из мелкоячеистой проволочной сетки; всё, что мы с Кареглазкой могли – лишь коснуться друг друга пальцами. Какое-то время мы этим и занимались, глядя друг на друга и почти ничего не говоря, видимо, понимая, что обсуждать, собственно, нечего.
Власти – как называли их взрослые – разделили нас с тем же безразличием, как я порой разделял пару ручных бегунчиков, когда не хотел, чтобы они спаривались. Стоя так напротив девушки, я впервые осознал, сколь много во мне от несчастного покорного животного, несмотря на мои недавние прекраснодушные мысли, Вся эта чушь насчёт изменения восприятия, ощущения взрослости, обострения чувств – всё это стало бессмысленным, ничего не значащим перед лицом горя, которое я испытывал от разлуки с любимой.
Мы прошли вдоль забора и попытались переговорить с охранником, но он заявил, что получил приказ.
– Чей приказ?! – заорал я на него. – Кто дал тебе этот мёрзлый приказ?
Возможно, в его глазах мелькнуло сочувствие, а может быть, мне это показалось. Он просто сказал:
– Приказ твоего отца, Алика-Дроув.
Кареглазка за забором выглядела такой одинокой. Вокруг не было ни единой живой души – только Жёлтые Горы вдали, за ними деревья, поля, холмы, открытые пространства. Неподалёку виднелись большие груды свежевыкопанной земли; земля была исполосована следами грузовиков и повозок, плотно утоптана и лишена травы. Там стояла Кареглазка, меньше чем в шаге от меня; она плакала и ласкала кончики моих пальцев, трогательная в своём рваном платьице, светлая и прекрасная в своей обретённой женственности. Она выглядела как обиженный ребёнок, и мой разум и тело испытывали невероятные страдания от любви к ней.
Потом подошли два охранника и сказали, что отец хочет меня видеть. Они взяли меня под руки и увели прочь; я смотрел через плечо на Кареглазку, пока какое-то здание не скрыло её от меня.
Они провели меня вниз по лестнице и через ряд дверей, вдоль коридоров, где ровно горели спиртовые лампы. Наконец, они постучали в одну из дверей.
Открыла моя мать. Я прошёл мимо неё и оказался в обычной комнате, ничем не отличавшейся от комнат в любом доме – за исключением того, что в ней не было окна. Там стояли стол, стулья, прочая мебель, обычное нагромождение газет, кастрюль, украшений и прочего, что создаёт домашнюю обстановку; единственно необычным было то, что всё это находилось здесь, прямо под заводом.
Мать с улыбкой смотрела на меня.
– Садись, Дроув, – сказала она, и я машинально подчинился. – Это наш новый дом. Тебе нравится, дорогой?
Я огляделся вокруг и увидел на дальней стене военную карту. Астонские флаги были очень близко, тесным кольцом вокруг прибрежного региона, в центре которого находился Паллахакси. Мать проследила за моим взглядом, и её улыбка стала ещё шире.
– Но до нас они не доберутся, дорогой мой Дроув. Мы здесь в полной безопасности. Никто до нас не доберётся.
– О чём ты, мёрзлый Ракс тебя побери, мама? А что будет с городом? Что будет с жителями Паллахакси? Что всё это значит?!
– Но для них просто нет места! Некоторые погибнут. Лучшие будут спасены. Она говорила как-то странно, даже для неё.
– Эта проволока не сможет остановить астонцев, мама, – сказал я.
Все с той же идиотской улыбкой на лице она сказала:
– Но ведь у нас есть пушки, много пушек. О, очень много!
– Я ухожу, – буркнул я, направляясь к двери и искоса поглядывая на мать. Она не пыталась меня остановить, но когда я оказался у двери, та распахнулась, и поспешно вошёл отец.
– А, вот и ты, – коротко сказал он. – Ладно, сразу к делу. Твоя комната за этой дверью, там ты будешь спать. Можешь ходить куда угодно в пределах ограждения, за исключением красных или зелёных дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39