мы, кажется, сейчас точно сможем установить, откуда он взялся… — Дмитрий Дмитриевич выхватил из рук Аркадия Владимировича обломок прута и, засовывая его на ходу в карман, бросился догонять Человека.
Человек был уже в проходной и молча рвал дверь, которую вахтерша заперла на задвижку.
— Пропустите их! — крикнул Аркадий Владимирович, сбежав по лестнице. — Вот их пропуска, я их отметил…
Человек выскочил на улицу. Взяв Дмитрия Дмитриевича за локоть тем же движением, каким за несколько минут до этого его держал Аркадий Владимирович, он, четко выговаривая слова, сказал:
— Вы хотите знать, кто я? Вы, Дмитрий Дмитриевич, скоро узнаете все, но только вы один.
«АХ, НА МЕРКУРИИ ВЫ НЕ БЫЛИ?»
Молодежь нетерпелива. Она торопится и смотрит только вперед. «Потерять год? — говорит семнадцатилетний. — Что вы! Нужно столько сделать, изобрести, создать… Стать писателем, ученым, артистом, строителем, и на все, на всю жизнь, отводится еще какой-нибудь десяток лет, старость-то начинается с тридцати!»
Так думал и Коля, сидя за тяжелым лабораторным столом в ожидании экзаменатора рядом со своим новым приятелем, Сергеем Кайгородским.
Люди в походе сживаются. Каждый должен помогать товарищу по походу, иначе всем не дойти до цели, а цель — общая. Чем меньше людей, тем труднее идти. Казалось бы, что на конкурсном экзамене совсем другое. Казалось бы, чем больше в группе «двоек», тем лучше, тем ты, Коля, или ты, Сергей, ближе к лабораториям института, ближе к великим открытиям. И тем не менее конкурсные экзамены не разделили, а спаяли группу. Особенно сдружился Коля с Сергеем. После экзаменов они бродили по улицам и делились планами на будущее.
С Виталием Коля не виделся — тот «откололся» сразу же на сочинении. Виталий получил «двойку» и больше на экзамены не пришел.
— Зайду в институт тридцатого августа, заберу документы… На списки студентов посмотрю; Николай Ростиков будет в списках… может быть. — Виталий, сощурившись, проглотил комок в горле.
— Ничего, Виталька, — ответил ему Коля. — Поступишь через год, а я тебе все буду рассказывать, буду помогать. Да еще неизвестно, сдам ли я…
Но подошел экзамен по химии, и Коля получил «пять», прибавив балл к своей вечной «четверке». За химией — немецкий язык, по которому Коля получил «три». Еще одна «пятерка», и он в институте! У Сергея было точно такое же положение: его «пятерка» по немецкому оказалась таким же неожиданным подарком, как и Колина «пятерка» по химии.
И вот последний экзамен — физика. (Это было как раз в то утро, когда Михантьев повел Человека в лабораторию Аркадия Владимировича.) Основательно пощипанная и уставшая группа расселась в аудитории. За окнами высились учебные корпуса института, похожие на поставленные на ребро серые кирпичи, к которым прикрепили десятки высоких труб. Ясное солнце глядело в аудиторию, освещая неизвестно как попавший в институт совсем домашний граненый графин, изготовленный, видимо, из очень хорошего стекла.
Было известно, что экзаменатор, молодой аспирант, любит ставить в тупик мудреными вопросами о самых простых вещах и в предыдущей группе озадачил всех, спросив, какая папироса больше весит, зажженная или целая. Коля, разглядывая графин, отметил про себя, что радужные блики на потолке и стенах аудитории могут пригодиться как пример дисперсии света на стекле графина.
Экзаменатор очинил карандаш и вызвал Колю, Сергея и еще двух ребят. Они получили билеты и уселись за соседними столиками. Через несколько минут они с головой погрузились в вопросы…
Что билет? Билет — это просто. Сейчас нужно было найти именно те детали, указав на которые, можно надеяться на «пятерку».
Однако, чем глубже Коля вдумывался в содержание первого вопроса, тем больше его захватывало ощущение какой-то пустоты. Вопрос, показавшийся вначале простым, касался устройства плоского конденсатора, однако он не вызвал никаких воспоминаний, не вызвал ничего, о чем стоило бы говорить. Коля, закусив карандаш, мучительно старался вспомнить формулу, по которой определялась емкость плоского конденсатора. «Емкость, емкость, емкость, — взывал мысленно Коля. — В числителе площадь пластин, а внизу? Внизу — расстояние между ними, потом почему-то четыре „пи“ и еще что-то…» Но что — он не помнил. А Сергей уже был у доски и, разделив ее на две части, стал готовиться к ответу.
Дверь заскрипела. Коля поднял голову и увидел человека небольшого роста в синем беретике. Коля не поверил своим глазам. Этого еще не хватало! С достоинством оглядываясь, к столу экзаменатора подходил Евгений Леонович.
Экзаменатор, увидев Евгения Леоновича, вскочил и вышел ему навстречу.
— Здравствуйте, Евгений Леонович, — сказал он. — Вы что же, экзаменоваться?
Евгений Леонович рассмеялся блеющим смешком.
— Прошло, прошло, знаете ли, мое время! Я с удовольствием проэкзаменовался бы, с удовольствием… Разрешите послушать, о чем вам сегодня будут рассказывать? Я очень интересуюсь нашей сменой, очень.
Он присел к столу и стал перемешивать билеты; он складывал из них домики, тасовал их, и те, кто еще не получил билета, не могли оторваться от его толстеньких ручек и удивительно изогнутого большого пальца. Палец был толстым, с широким ногтем, и Евгений Леонович его изгибал так, как будто палец был сделан из ваты.
«Да ведь в числителе стоит эпсилон! — чуть не закричал Коля. — Не в знаменателе, а в числителе, диэлектрическая постоянная среды, помещенной между обкладками конденсатора!» Как ни странно, но вспомнить ему помог палец Евгения Леоновича, имевший отдаленное сходство с завитком буквы «эпсилон». «Ну, а теперь ему бы уйти, ну зачем он здесь?»
— У кого вы сейчас? — говорил между тем Евгений Леонович аспиранту.
Они перешли на шепот, но Коля, повернувшись вполоборота (чтобы Евгений Леонович его не узнал), помимо воли, услышал обрывок разговора.
— Так вас потянула структура металлов, не захотели заниматься спектрами? — говорил между тем Евгении Леонович. — Но в связи с экзаменами вы, вероятно, забросили исследовательскую работу?
— Да… здесь очень трудно, — сказал аспирант. — Ребята устали, у каждого за плечами по четыре сложных экзамена… Очень напряженная атмосфера. Она и мне передается, и я вместе с ними переживаю.
— Но мне кажется, что эти разговоры о том, что сейчас трудно поступить в вуз, делают свое дело. Подают заявления более разбитные, а не более знающие.
— Нет, сдают хорошо, готовятся серьезно и отвечают отлично. Я уже четвертую группу пропускаю по физике, и, знаете ли, очень трудно иногда выбирать.
— Ну, это уж не так сложно. Я могу вам помочь.
— Но ведь вы не за этим пришли, — сказал аспирант.
— Я?… Да… Нет, не только, я просто… Меня интересует… Ну, словом, смена смене идет, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Человек был уже в проходной и молча рвал дверь, которую вахтерша заперла на задвижку.
— Пропустите их! — крикнул Аркадий Владимирович, сбежав по лестнице. — Вот их пропуска, я их отметил…
Человек выскочил на улицу. Взяв Дмитрия Дмитриевича за локоть тем же движением, каким за несколько минут до этого его держал Аркадий Владимирович, он, четко выговаривая слова, сказал:
— Вы хотите знать, кто я? Вы, Дмитрий Дмитриевич, скоро узнаете все, но только вы один.
«АХ, НА МЕРКУРИИ ВЫ НЕ БЫЛИ?»
Молодежь нетерпелива. Она торопится и смотрит только вперед. «Потерять год? — говорит семнадцатилетний. — Что вы! Нужно столько сделать, изобрести, создать… Стать писателем, ученым, артистом, строителем, и на все, на всю жизнь, отводится еще какой-нибудь десяток лет, старость-то начинается с тридцати!»
Так думал и Коля, сидя за тяжелым лабораторным столом в ожидании экзаменатора рядом со своим новым приятелем, Сергеем Кайгородским.
Люди в походе сживаются. Каждый должен помогать товарищу по походу, иначе всем не дойти до цели, а цель — общая. Чем меньше людей, тем труднее идти. Казалось бы, что на конкурсном экзамене совсем другое. Казалось бы, чем больше в группе «двоек», тем лучше, тем ты, Коля, или ты, Сергей, ближе к лабораториям института, ближе к великим открытиям. И тем не менее конкурсные экзамены не разделили, а спаяли группу. Особенно сдружился Коля с Сергеем. После экзаменов они бродили по улицам и делились планами на будущее.
С Виталием Коля не виделся — тот «откололся» сразу же на сочинении. Виталий получил «двойку» и больше на экзамены не пришел.
— Зайду в институт тридцатого августа, заберу документы… На списки студентов посмотрю; Николай Ростиков будет в списках… может быть. — Виталий, сощурившись, проглотил комок в горле.
— Ничего, Виталька, — ответил ему Коля. — Поступишь через год, а я тебе все буду рассказывать, буду помогать. Да еще неизвестно, сдам ли я…
Но подошел экзамен по химии, и Коля получил «пять», прибавив балл к своей вечной «четверке». За химией — немецкий язык, по которому Коля получил «три». Еще одна «пятерка», и он в институте! У Сергея было точно такое же положение: его «пятерка» по немецкому оказалась таким же неожиданным подарком, как и Колина «пятерка» по химии.
И вот последний экзамен — физика. (Это было как раз в то утро, когда Михантьев повел Человека в лабораторию Аркадия Владимировича.) Основательно пощипанная и уставшая группа расселась в аудитории. За окнами высились учебные корпуса института, похожие на поставленные на ребро серые кирпичи, к которым прикрепили десятки высоких труб. Ясное солнце глядело в аудиторию, освещая неизвестно как попавший в институт совсем домашний граненый графин, изготовленный, видимо, из очень хорошего стекла.
Было известно, что экзаменатор, молодой аспирант, любит ставить в тупик мудреными вопросами о самых простых вещах и в предыдущей группе озадачил всех, спросив, какая папироса больше весит, зажженная или целая. Коля, разглядывая графин, отметил про себя, что радужные блики на потолке и стенах аудитории могут пригодиться как пример дисперсии света на стекле графина.
Экзаменатор очинил карандаш и вызвал Колю, Сергея и еще двух ребят. Они получили билеты и уселись за соседними столиками. Через несколько минут они с головой погрузились в вопросы…
Что билет? Билет — это просто. Сейчас нужно было найти именно те детали, указав на которые, можно надеяться на «пятерку».
Однако, чем глубже Коля вдумывался в содержание первого вопроса, тем больше его захватывало ощущение какой-то пустоты. Вопрос, показавшийся вначале простым, касался устройства плоского конденсатора, однако он не вызвал никаких воспоминаний, не вызвал ничего, о чем стоило бы говорить. Коля, закусив карандаш, мучительно старался вспомнить формулу, по которой определялась емкость плоского конденсатора. «Емкость, емкость, емкость, — взывал мысленно Коля. — В числителе площадь пластин, а внизу? Внизу — расстояние между ними, потом почему-то четыре „пи“ и еще что-то…» Но что — он не помнил. А Сергей уже был у доски и, разделив ее на две части, стал готовиться к ответу.
Дверь заскрипела. Коля поднял голову и увидел человека небольшого роста в синем беретике. Коля не поверил своим глазам. Этого еще не хватало! С достоинством оглядываясь, к столу экзаменатора подходил Евгений Леонович.
Экзаменатор, увидев Евгения Леоновича, вскочил и вышел ему навстречу.
— Здравствуйте, Евгений Леонович, — сказал он. — Вы что же, экзаменоваться?
Евгений Леонович рассмеялся блеющим смешком.
— Прошло, прошло, знаете ли, мое время! Я с удовольствием проэкзаменовался бы, с удовольствием… Разрешите послушать, о чем вам сегодня будут рассказывать? Я очень интересуюсь нашей сменой, очень.
Он присел к столу и стал перемешивать билеты; он складывал из них домики, тасовал их, и те, кто еще не получил билета, не могли оторваться от его толстеньких ручек и удивительно изогнутого большого пальца. Палец был толстым, с широким ногтем, и Евгений Леонович его изгибал так, как будто палец был сделан из ваты.
«Да ведь в числителе стоит эпсилон! — чуть не закричал Коля. — Не в знаменателе, а в числителе, диэлектрическая постоянная среды, помещенной между обкладками конденсатора!» Как ни странно, но вспомнить ему помог палец Евгения Леоновича, имевший отдаленное сходство с завитком буквы «эпсилон». «Ну, а теперь ему бы уйти, ну зачем он здесь?»
— У кого вы сейчас? — говорил между тем Евгений Леонович аспиранту.
Они перешли на шепот, но Коля, повернувшись вполоборота (чтобы Евгений Леонович его не узнал), помимо воли, услышал обрывок разговора.
— Так вас потянула структура металлов, не захотели заниматься спектрами? — говорил между тем Евгении Леонович. — Но в связи с экзаменами вы, вероятно, забросили исследовательскую работу?
— Да… здесь очень трудно, — сказал аспирант. — Ребята устали, у каждого за плечами по четыре сложных экзамена… Очень напряженная атмосфера. Она и мне передается, и я вместе с ними переживаю.
— Но мне кажется, что эти разговоры о том, что сейчас трудно поступить в вуз, делают свое дело. Подают заявления более разбитные, а не более знающие.
— Нет, сдают хорошо, готовятся серьезно и отвечают отлично. Я уже четвертую группу пропускаю по физике, и, знаете ли, очень трудно иногда выбирать.
— Ну, это уж не так сложно. Я могу вам помочь.
— Но ведь вы не за этим пришли, — сказал аспирант.
— Я?… Да… Нет, не только, я просто… Меня интересует… Ну, словом, смена смене идет, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58