Уэсу нравилось настроение этой улицы. Она была тенистая и сравнительно тихая, и рядом сохранилось удивительно много незастроенных склонов, по-прежнему прекрасных, так как до них еще не успели добраться деятели городского благоустройства. На задний двор Уэса порой забредали олени, забегали кролики, в брызгах вертящегося фонтана порхали зеленоватые колибри, а в листве всегда копошились приветливые калифорнийские ящерицы.
Уэс мог бы ехать по Беверли-Глен с закрытыми глазами, даже в этом форде. У него возникло странное ощущение, будто он вовсе не отсутствовал несколько месяцев, а просто, как обычно, возвращается домой после приема больных.
На Беверли-Глен не было космических кораблей.
Уэс переехал надпись, намалеванную посреди мостовой громадными красными буквами: «Билл, не забудь про велосипед Джимми».
Уэс улыбнулся, попытался припомнить, не знает ли Билла, и представил себе, как тот, щелкнув пальцами, поворачивает и мчится куда-то за велосипедом Джимми.
Это была хорошая улица.
Уэс свернул в переулок, который взбирался прямо по склону холма, минуту-две ехал на второй передаче и наконец свернул в проезд, почти скрытый яркой зеленью живой изгороди.
Наконец он дома.
Уэс ощутил на глазах слезы и обругал себя сентиментальным дураком. Он остановил машину и вылез, по-хозяйски вдыхая влажный от обилия густой листвы воздух. Вон стоит в гараже его машина. Вот дом из дикого камня и красных панелей — ничего оригинального, но это его дом, во всяком случае будет его, как только он выплатит последние взносы.
Уэс прислушался и услыхал только лай собаки под горой.
Джо одна.
Он побежал по газону к входной двери, всунул ключ в замок и распахнул дверь.
Он заглянул в кухню, в гостиную, во внутренний дворик, выложенный кирпичом. Затем, взволнованный, как ребенок, пробежал по коридору и открыл дверь спальни.
— Джо, — окликнул он.
И остановился.
С кровати поднялся Норман Скотт — его лицо было белее простынь.
— Уэс, — прошептала Джо. — Боже мой, Уэс!
Она натянула на себя простыню, спрятала лицо в подушку и зарыдала.
— Слушай, старина, — очень быстро заговорил Норман. — Слушай, старина… — и умолк, не зная, что сказать.
Уэс стоял неподвижно. Ему нечем было дышать, голова кружилась. Он как будто ослеп. И ничего не чувствовал, ровно ничего.
— Я… мы думали, что ты погиб, — прошептал Норман. — Хоть бы одно слово, а то ничего. Что нам было думать? Мы не знали, не могли знать…
— Замолчи, — сказал Уэс. Он сказал это мягко, беззлобно. Просто ему не хотелось слышать голос Норма.
Джо не отрывала лица от подушки.
— Я, пожалуй, пойду, — глупо оказал Норм.
— Да, конечно.
Уэс не заметил, как тот ушел, но понял, что они с Джо остались вдвоем.
Он коснулся ее голого плеча почти ласково. Плечо было холодное, как мрамор.
— Замолчи, — сказал он.
Джо, всхлипнув, затихла. Она лежала, вздрагивая всем телом, и по-прежнему не смотрела на него.
— Ты его любишь? — спросил Уэс. Он задал этот вопрос просто так — ему было все равно.
— Да. Нет. Не знаю, — голос Джо заглушала подушка, и Уэс едва разобрал ее слова.
Уэс, не глядя, достал сигарету и закурил. Его руки не дрожали. Он поглядел по сторонам. Кровать — он вспомнил, как они искали матрас, который бы не прогибался под его тяжестью, но чтобы и ей не было очень жестко. Голубоватые обои. Стенной шкаф с его костюмами, ее платьями. На ручке двери в ванную висит комбинация.
Словно издалека Уэс услышал голос Джо:
— Куда ты исчез? Я чуть с ума не сошла. Что мне было делать? Он был так заботлив, так добр ко мне. Уэс, почему ты меня бросил? — Ее голос стал злым. — Я ведь тебе говорила, чтобы ты не оставлял меня одну в этой мерзкой хижине! Не сидеть же мне было там всю зиму? — Она опять зарыдала. — Уэс… господи…
Уэс перестал слушать.
Он смотрел на нее. Она немножко похудела. Ее светлые волосы золотом рассыпались по подушке.
— Стисни зубы и так далее, — пробормотал он.
— Что?
— Ничего. Взрослые люди. Будем цивилизованными и разумными.
Теперь она наконец посмотрела на него.
— Нет, я не сошел с ума.
Он безрадостно улыбнулся: что бы она подумала, если бы он ей рассказал, где все это время был и что с ним происходило?
Уэс пожал плечами. Теперь это не имело значения.
Он здесь чужой. Это не его дом и эта женщина — не та, на которой он когда-то женился. Как и все остальное, эта часть его жизни тоже была у него отнята.
Он остался наедине с незнакомой женщиной.
Джо встала с постели, закуталась, дрожа, в халат, откинула назад волосы.
— Уэс, дай мне сигарету.
Он даже не услышал.
— Я должен бы избить тебя до полусмерти, но зачем?
— Пожалуйста, дай мне сигарету.
— Ты будешь обеспечена. Тебе не о чем беспокоиться.
— Уэс, я тебя не понимаю.
— Неважно.
— Уэс, я сейчас позвоню Хорэсу. Тебе нужен врач. Ты выглядишь ужасно. Слушай, давай все обсудим. Сейчас не средние века. Мы здравомыслящие люди.
Уэс повернулся и пошел к двери.
— Уэс!
Он вышел из чужого дома на чужой воздух.
Он ничего не чувствовал, ничего не видел.
Он влез в старый форд, дал задний ход и, очутившись на улице, поехал куда глаза глядят.
Когда Уэс очнулся, то обнаружил, что едет по бульвару Олимпик и плачет навзрыд. Крохотный окурок, оставшийся от сигареты, обжег ему губу. Уэс выплюнул окурок за окно.
Уэс посмотрел на поперечную улицу, Вермонт-авеню. Почти центр города. Каким образом он сюда попал? А впрочем, неважно. Он сделал три правых поворота, потом левый и поехал в обратном направлении к Санта-Монике.
Он остановился у винного магазина и купил три бутылки шотландского виски «Белая лошадь».
— Вечеринку устраиваете? — спросил продавец.
— Угу. Вступаю в свет.
Обратно в машину. Снова к Беверли-Глен и мимо, по бульвару Сансет в густом потоке машин, к мотелю.
Уэс вылез, постучал в дверь номера.
Никакого ответа.
Он постучал еще раз.
— Это Уэс! — сказал он. — Откройте, черт возьми!
Дверь медленно отворилась, в щель выглянул Нлезин с пистолетом в руке.
— Парализуйте меня, — попросил Уэс. — Пожалуйста.
Нлезин оглядел его с ног до головы, посмотрел направо и налево — нет ли полиции — и впустил его внутрь.
— Я боялся, что вы уже уехали, — сказал Уэс.
— Вы же забрали нашу машину, приятель, — Нлезин вдруг заметил выражение лица Уэса. — Что случилось, Уэс?
— Просто мир скончался раньше времени, не по расписанию. Может быть, и вам хочется напиться? Очень не люблю пить в одиночку.
Уэс не мог больше говорить и упал на постель — он не мог даже заплакать.
Арвон тщательно запер дверь, потом погладил Уэса по плечу и заговорил на своем языке. Но то, что он говорил, было одинаково понятно на всех языках.
— Начнем, — сказал Нлезин, когда наступившее молчание стало невыносимым. — Откупорьте бутылку, Арвон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44