Они публиковали буклеты, в которых повествовалось о том, как и когда возник дуэт, по сколько часов в день они играют и по каким случаям, имена и адреса довольных клиентов и подлинные слова, изреченные или написанные многими известными горожанами Сангера:
«Вы, ребята, определенно привнесли в Сангер нечто такое, до чего никто еще не додумался», мистер Эд Герлинг, помощник управляющего, магазин Апперсона, Бродвей, 909.
«Я готова слушать Дженджа и Гарифиолу всю оставшуюся жизнь», миссис Эмма Стейн, сложные прачечные работы, Малага-авеню, дом 307, телефон 44, звонить 4 раза.
«Колдовское владение Дженджа и Гарифиолы корнетом можно выразить одним словом – восхитительно», мистер Артур Ф. Фрогинг, цветной, салон «Ас» – чистка обуви, по соседству с почтой, напротив парка у здания суда, лучший чистильщик обуви в Сангере, за любую цену.
«Я хотела бы, чтоб Джендж и Гарифиола играли на моих похоронах», мисс Констанс Асклер, работа по дому за разумную плату, уборка, стряпня, мелкие столярные и садовые работы, только для семей, холостяки могут не беспокоиться, Альберта-стрит, 411, тел.: 51, звонить 2 раза. Запишите этот номер и держите рядом с телефоном: 51, звонить 2 раза.
И тому подобное.
Конечно же, ребята получали эти отзывы благодаря дружескому расположению рекомендующего, играя перед домом, по месту его (ее) работы или прямо на улице, собирая вокруг себя толпу.
Взявшись за дело всерьез (в начале мая, до того как конкуренция обострилась), Джендж и Гарифиола начали получать от своего искусства скромный доход, зарабатывая каждый по восемнадцать долларов в неделю. А однажды выдалась неделька (со множеством похорон, свадеб и всевозможных мероприятий, на которых нельзя было обойтись без корнета), которая принесла им по двадцать два доллара. Тем временем они осваивали все новые и новые горизонты игры на корнете и наконец выработали «стиль игры Дженджа и Гарифиолы на корнете», как это они снисходительно окрестили.
Стиль этот заключался в весьма замысловатом использовании корнета Джона, а также любых других инструментов – скрипки, кларнета, саксофона, тубы, флейты, барабана и так далее, – в то время как Питер Гарифиола занимался обработкой мелодии. Но они не ограничились этим странным, но действенным нововведением и выдумали нечто более замысловатое – использовать человеческий голос, что, в общем и целом, можно было бы определить как вопль – в качестве контрапункта мелодии. Партнеры по справедливости решили, что Джон Джендж должен исполнять партию корнета, а Питер Гарифиола – вопить.
Это стало их наиболее выдающимся достижением, которое произвело неизгладимое впечатление на всех горожан, когда было опробовано в первый раз. Проба была осуществлена в середине мая, в Сангер уже начал возвращаться аромат лета, в половине десятого вечера, когда всем, кто еще оставался жив, тоже хотелось покричать. Ребята пели все ту же песню «Лгать грешно», но Питер Гарифиола продемонстрировал художественный крик, и с полдюжины слушателей подбросили им новую мысль, поинтересовавшись:
– Как называется эта песня?
Не долго думая и не вдаваясь в тонкости нарушения авторских прав, Питер Гарифиола прервал свой крик и воскликнул:
– «Особая песнь Дженджа и Гарифиолы».
«Особая песнь» пользовалась с той поры немалым спросом. Дальше – больше. Джон Джендж, конечно же при полной поддержке своего партнера, который намного вырос за это время, принялся за сочинительство и однажды в теплый полдень всего за три часа сложил балладу «Сангер, Сангер – рай земной».
Песня эта разнеслась как лесной пожар, и вскоре ее уже исполняли подражатели. Она, конечно, пелась на мотив «Лгать грешно», аранжированная, однако, в стиле Дженджа и Гарифиолы. Но ей было придано новое качество – качество гимна, ибо в ней рассказывалось о человеке, который покидает Сангер или только собирается, а затем горько раскаивается в содеянном и в том, что ему в голову могла прийти такая глупая мысль.
Вот эти слова:
Когда ты обо мне еще услышишь,
Я буду в старом городе Нью-Йорке,
Один и вдалеке отсюда,
Сангер, Сангер, ты – мой рай земной!
Дети, очень близко к сердцу принимающие все, что связано с дальними странствиями, услышав эту песню, неизменно начинали рыдать.
Начало второй мировой войны совпало с расцветом увлечения игрой на корнете в Сангере, но конец новому поветрию положила не война, а то, что приключилось с Джоном Дженджем на концерте, так сказать, за пределами города, во Фресно, вечером в первое воскресенье октября.
А было это так.
Весть о корнетной лихорадке разлетелась из Сангера по другим еще более крохотным близлежащим городкам, а затем достигла самого Фресно. Газета «Пчела» решила отправить в Сангер репортера с заданием докопаться до истоков этого увлечения. Молодой человек, обладающий поэтической жилкой, недавно окончил колледж во Фресно и при первом же удобном случае намеревался написать роман. Звали его Уолес Асфаназия, и он был серьезно настроен найти материал для романа у себя во Фресно, а не в Латинском квартале в Париже. Уолес слыл добросовестным малым, платили ему построчно, и, поскольку ему нравилось работать наудачу, написать статью об увлечении корнетом в Сангере было поручено ему – так обошлось бы дешевле. Будет ли запущен в печать его материал – зависело от редактора, оплачивать же проезд и питание Уолес, конечно, должен был сам. Однако ему была дана полная свобода написать статью любого объема и как он захочет.
Целого дня в Сангере Уолесу Асфаназии оказалось мало, так что он ездил туда пять дней кряду, беседовал с Джоном Дженджем и Питером Гарифиолой, слушал их игру, балладу, сочиненную Дженджем, и задавал всевозможные вопросы. Некоторые из них касались корнета, игры на этом инструменте, другие – музыки вообще и понимания музыки Дженджем и Гарифиолой в частности. А еще время от времени Уолес спрашивал о событиях в Европе. Джендж был старше и сдержаннее своего партнера и скромно отвечал, признаваясь, что он не в курсе того, что происходит за пределами мира музыки. Но Питер Гарифиола, который был моложе и самоуверенней, отвечал, что европейские дела касаются только Европы, и если они там, в Европе, предпочитают убивать друг друга, а не заниматься искусством и музыкой, то это их дело и его это нисколько не трогает.
– Как вы думаете, будет ли Америка втянута в войну? – спрашивал у них Уолес Асфаназия. А Пит отвечал:
– Нет. На кой черт это надо?
Два года спустя Уолес был призван в армию одним из первых, и работа над романом была прервана на пять лет. Так что, видимо, у него было предчувствие, что Америка все же вступит в войну, и оно его не обмануло.
После того как репортер расспросил и выслушал Дженджа и Гарифиолу, он решил обратиться к их конкурентам, дабы лучше понять новое веяние.
1 2 3 4
«Вы, ребята, определенно привнесли в Сангер нечто такое, до чего никто еще не додумался», мистер Эд Герлинг, помощник управляющего, магазин Апперсона, Бродвей, 909.
«Я готова слушать Дженджа и Гарифиолу всю оставшуюся жизнь», миссис Эмма Стейн, сложные прачечные работы, Малага-авеню, дом 307, телефон 44, звонить 4 раза.
«Колдовское владение Дженджа и Гарифиолы корнетом можно выразить одним словом – восхитительно», мистер Артур Ф. Фрогинг, цветной, салон «Ас» – чистка обуви, по соседству с почтой, напротив парка у здания суда, лучший чистильщик обуви в Сангере, за любую цену.
«Я хотела бы, чтоб Джендж и Гарифиола играли на моих похоронах», мисс Констанс Асклер, работа по дому за разумную плату, уборка, стряпня, мелкие столярные и садовые работы, только для семей, холостяки могут не беспокоиться, Альберта-стрит, 411, тел.: 51, звонить 2 раза. Запишите этот номер и держите рядом с телефоном: 51, звонить 2 раза.
И тому подобное.
Конечно же, ребята получали эти отзывы благодаря дружескому расположению рекомендующего, играя перед домом, по месту его (ее) работы или прямо на улице, собирая вокруг себя толпу.
Взявшись за дело всерьез (в начале мая, до того как конкуренция обострилась), Джендж и Гарифиола начали получать от своего искусства скромный доход, зарабатывая каждый по восемнадцать долларов в неделю. А однажды выдалась неделька (со множеством похорон, свадеб и всевозможных мероприятий, на которых нельзя было обойтись без корнета), которая принесла им по двадцать два доллара. Тем временем они осваивали все новые и новые горизонты игры на корнете и наконец выработали «стиль игры Дженджа и Гарифиолы на корнете», как это они снисходительно окрестили.
Стиль этот заключался в весьма замысловатом использовании корнета Джона, а также любых других инструментов – скрипки, кларнета, саксофона, тубы, флейты, барабана и так далее, – в то время как Питер Гарифиола занимался обработкой мелодии. Но они не ограничились этим странным, но действенным нововведением и выдумали нечто более замысловатое – использовать человеческий голос, что, в общем и целом, можно было бы определить как вопль – в качестве контрапункта мелодии. Партнеры по справедливости решили, что Джон Джендж должен исполнять партию корнета, а Питер Гарифиола – вопить.
Это стало их наиболее выдающимся достижением, которое произвело неизгладимое впечатление на всех горожан, когда было опробовано в первый раз. Проба была осуществлена в середине мая, в Сангер уже начал возвращаться аромат лета, в половине десятого вечера, когда всем, кто еще оставался жив, тоже хотелось покричать. Ребята пели все ту же песню «Лгать грешно», но Питер Гарифиола продемонстрировал художественный крик, и с полдюжины слушателей подбросили им новую мысль, поинтересовавшись:
– Как называется эта песня?
Не долго думая и не вдаваясь в тонкости нарушения авторских прав, Питер Гарифиола прервал свой крик и воскликнул:
– «Особая песнь Дженджа и Гарифиолы».
«Особая песнь» пользовалась с той поры немалым спросом. Дальше – больше. Джон Джендж, конечно же при полной поддержке своего партнера, который намного вырос за это время, принялся за сочинительство и однажды в теплый полдень всего за три часа сложил балладу «Сангер, Сангер – рай земной».
Песня эта разнеслась как лесной пожар, и вскоре ее уже исполняли подражатели. Она, конечно, пелась на мотив «Лгать грешно», аранжированная, однако, в стиле Дженджа и Гарифиолы. Но ей было придано новое качество – качество гимна, ибо в ней рассказывалось о человеке, который покидает Сангер или только собирается, а затем горько раскаивается в содеянном и в том, что ему в голову могла прийти такая глупая мысль.
Вот эти слова:
Когда ты обо мне еще услышишь,
Я буду в старом городе Нью-Йорке,
Один и вдалеке отсюда,
Сангер, Сангер, ты – мой рай земной!
Дети, очень близко к сердцу принимающие все, что связано с дальними странствиями, услышав эту песню, неизменно начинали рыдать.
Начало второй мировой войны совпало с расцветом увлечения игрой на корнете в Сангере, но конец новому поветрию положила не война, а то, что приключилось с Джоном Дженджем на концерте, так сказать, за пределами города, во Фресно, вечером в первое воскресенье октября.
А было это так.
Весть о корнетной лихорадке разлетелась из Сангера по другим еще более крохотным близлежащим городкам, а затем достигла самого Фресно. Газета «Пчела» решила отправить в Сангер репортера с заданием докопаться до истоков этого увлечения. Молодой человек, обладающий поэтической жилкой, недавно окончил колледж во Фресно и при первом же удобном случае намеревался написать роман. Звали его Уолес Асфаназия, и он был серьезно настроен найти материал для романа у себя во Фресно, а не в Латинском квартале в Париже. Уолес слыл добросовестным малым, платили ему построчно, и, поскольку ему нравилось работать наудачу, написать статью об увлечении корнетом в Сангере было поручено ему – так обошлось бы дешевле. Будет ли запущен в печать его материал – зависело от редактора, оплачивать же проезд и питание Уолес, конечно, должен был сам. Однако ему была дана полная свобода написать статью любого объема и как он захочет.
Целого дня в Сангере Уолесу Асфаназии оказалось мало, так что он ездил туда пять дней кряду, беседовал с Джоном Дженджем и Питером Гарифиолой, слушал их игру, балладу, сочиненную Дженджем, и задавал всевозможные вопросы. Некоторые из них касались корнета, игры на этом инструменте, другие – музыки вообще и понимания музыки Дженджем и Гарифиолой в частности. А еще время от времени Уолес спрашивал о событиях в Европе. Джендж был старше и сдержаннее своего партнера и скромно отвечал, признаваясь, что он не в курсе того, что происходит за пределами мира музыки. Но Питер Гарифиола, который был моложе и самоуверенней, отвечал, что европейские дела касаются только Европы, и если они там, в Европе, предпочитают убивать друг друга, а не заниматься искусством и музыкой, то это их дело и его это нисколько не трогает.
– Как вы думаете, будет ли Америка втянута в войну? – спрашивал у них Уолес Асфаназия. А Пит отвечал:
– Нет. На кой черт это надо?
Два года спустя Уолес был призван в армию одним из первых, и работа над романом была прервана на пять лет. Так что, видимо, у него было предчувствие, что Америка все же вступит в войну, и оно его не обмануло.
После того как репортер расспросил и выслушал Дженджа и Гарифиолу, он решил обратиться к их конкурентам, дабы лучше понять новое веяние.
1 2 3 4