ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Что и было сделано.
Уолес Асфаназия живописал увлечение игрой на корнете в статье для «Воскресной Пчелы» на две полосы. Вполне естественно, говорилось там главным образом про основоположников нового явления – Джона Дженджа и Питера Гарифиолу.
«В Европе, – писал в заключение Уолес Асфаназия, – продажные, корыстолюбивые политиканы и политические системы препятствуют творческому самовыражению простого народа, а в Америке – нет. Всего в одиннадцати милях от Фресно добрые горожане Сангера, большинство из которых родом из Германии, Италии, Франции, Дании, Финляндии, Греции, Сирии, Армении, Египта и Португалии, а также местные индейцы служат живым примером того, как сила демократии направляет энергию масс в творческое русло. Новых творческих успехов тебе, Сангер! Новых успехов и вам, путеводные звезды музыкального возрождения, Джендж и Гарифиола! Оба они американцы в первом поколении: один – сириец, а второй – итальянец! Пусть никогда наша страна не забудет вас, ни в военное время, ни в мирное!»
Статья стала сенсацией, и имя Уолеса Асфаназии как репортера с поэтическим даром прославилось мгновенно. Вдобавок множество праздных автомобилистов отправились на воскресенье в Сангер, припарковались и отправились послушать Дженджа с Гарифиолой, а также некоторых подражателей и конкурентов, что не входило в намерения Асфаназии – он-то главным образом надеялся, что Америка не ввяжется в войну и что статья поможет ей в этом.
Среди гостей Сангера был руководитель летнего воскресного оркестра в Рединг-парке, во Фресно, финн с профессиональным музыкальным образованием по имени Ларс Харлинг. Он немедленно разыскал знаменитый дуэт, будучи под сильным впечатлением Уолесовой статьи, и от всего сердца предложил им выступить с сольным номером на концерте под открытым небом в следующие выходные.
– Ребята, вам заплатят по пять долларов, – сказал им мистер Харлинг, – но проезд, проживание и питание – за ваш счет.
Джендж и Гарифиола приняли предложение, и мистер Харлинг отбыл во Фресно, чтобы успеть на дневной концерт. Мистер Харлинг лично известил «Пчелу» о своем почине в поддержку корнетистов о Сангера, и на следующей неделе во всех номерax газеты это приглашение печаталось на разные лады.
Уолес Асфаназия написал вдохновенную передовицу о поступке мистера Харлинга. Но редактор не мог нарушить правило, согласно которому передовые статьи подписывать не полагалось. Тем не менее некоторые проницательные читатели догадались, что статья принадлежит перу Уолеса. Правда, он славы и не искал. Ему хотелось лишь одного, чтобы это явление удостоилось того же внимания, что и растрата, взяточничество, пожар, изнасилование и убийство, да чтобы Америка не ввязывалась в войну. Он внес свой вклад, потом еще и еще, но, конечно, этого было не вполне достаточно, и чувство личной вины неотступно преследовало его все те годы, что он провел в Австралии и на островах Тихого океана.
Что касается самого Сангера, город так и распирало от гордости за своих выдающихся сыновей, хотя в разгар уборки урожая и консервирования фруктов ни у кого не было времени ни на что, кроме работы. Однако жители Сангера нашли-таки возможность погордиться собою и считали, что приглашение выступить с оркестром во Фресно – это только начало. Лишь горстка людей смогла выкроить время, чтобы съездить во Фресно и побывать на концерте, но весь город, работавший в то воскресенье на виноградниках, в садах и на консервных фабриках, душою был вместе с ребятами.
Возбуждение нарастало с каждым днем, но никто не переживал больше, чем Питер Гарифиола. В конце концов он так переволновался, что схватил воспаление легких, и тут все столкнулись с серьезной проблемой.
Должен ли Джон Джендж выступать в одиночку? Не следует ли ему отложить выступление до выздоровления Питера Гарифиолы? Или же выбрать напарника среди многочисленных корнетистов Сангера? Мнения расходились.
Уолес Асфаназия, узнав о недуге Питера, поспешил к постели больного и взял у него интервью.
Несмотря на свою болезнь, Питер Гарифиола заявил, что люди в Европе могут перебить друг друга хоть до последнего человека, а вот американский образ жизни не таков.
Затем репортер беседовал с Джоном Дженджем, который нес какую-то околесицу, намекая чуть ли не на то, что Питер Гарифиола простудился и заболел воспалением легких нарочно.
– Думаю, я и один справлюсь, – сказал Джон Джендж, и его слова появились в утренней воскресной статье «Пчелы». «Не желая подводить Сангер, – писал Уолес Асфаназия, – Джон Джендж так же уверенно, как он играет на корнете, заявил: „С Божьей помощью я сделаю все, что в моих силах, один».
А увлечение игрой на корнете в Сангере, штат Калифорния, тем временем стремительно приходило в упадок, хотя об этом пока еще никто не догадывался.
В то воскресенье концерт начался как обычно в половине третьего пополудни. Джон Джендж восседал на плетеном, подготовленном специально для солиста-гастролера стуле, точно таком же, что и у других оркестрантов. Джон был опрятно одет и в меру спокоен. Концерт привлек очень много народу; зрители расселись по лужайке, прячась в тени деревьев. В основном это были праздношатающиеся молодые мужчины и женщины. День выдался жаркий, ясный и безмятежный. Уолесу Асфаназии, сидевшему на эстраде рядом с Джоном Дженджем, казалось, что война в Европе – это где-то далеко-далеко. Первые три номера концертной программы прошли гладко, и наконец настала пора объявлять выступление Джона Дженджа.
Уолес Асфаназия встал у края сцены, чтобы представить его. Он произнес несколько слов, от которых Джон прослезился, но никого из сидящих на лужайке или в оркестре его слова не тронули. Музыканты полезли в карманы, достали газеты с комиксами и принялись читать, а народ на лужайке громко расхохотался. Но Уолес продолжал свою заранее приготовленную речь.
Кое-кто из оркестрантов начал тихонько посвистывать в ответ на некоторые высказывания Уолеса о Джоне Джендже. И все же Уолес был убежден, что прав, и упорно продолжал свою речь. Он выступал лучше, чем на школьном вечере, когда ему было поручено произнести прощальное слово от имени выпускников 1933 года. И вновь слезы выступили на глазах Джона Дженджа.
Однако на этот раз молодежь, которой было нечего делать воскресным днем, как заявиться на серьезный концерт, стала шуметь в ответ на слова Уолеса Асфаназии, и Джон Джендж начал понемногу выходить из себя.
Ребята из Сангера не любят, когда с ними так обращаются, не говоря уже об артистах из Сангера, которых наняли за большие деньги выступать с оркестром.
Вскоре Джон Джендж услышал, что почти все юнцы, валявшиеся на травке, издавали неприличные звуки, причем довольно громко.
1 2 3 4