Тот пожал плечами.
– Говорят, что впереди большая авария, – неохотно сказал он. – Нам приказано никого не пропускать к холмам.
Голубая автомашина развернулась. Малыши с заднего сиденья принялись махать полицейскому руками.
– Мы потеряем полдня, – обеспокоено сказала водителю жена.
Тот усмехнулся.
– Я же здесь родился, – заговорщицки подмигнул он жене. – В пяти милях отсюда есть проселочная дорога. Копы не догадаются ее перекрыть. По этой дороге уже десять лет даже собаки не бегают.
– Обстрел базы оказался безрезультатным. Станция подрывает ракеты в воздухе. Обесточить ЭЛСПРО мы не сумеем по той простой причине, что база снабжена собственной энергетической установкой. Это было предусмотрено проектом. – От утренней растерянности генерала Бакта не осталось следа. Он снова был молодцеват и подтянут. – На заседании начальников объединенных штабов было принято единственно возможное в данной ситуации решение – пробиваться к станции небольшой группой хорошо обученных ком-мандос.
Саймон устало смотрел на генерала.
– Район перекрыт силами частей особого назначения и федеральной полиции. Команда подобрана и уже приступила к изучению объекта. Жертв больше не будет.
– Хотелось бы поверить вам, генерал, – вздохнул Саймон. – Запрос русских поступил час назад. Я был с ними откровенен.
– Зачем? – генерал Бакт был обескуражен. – Надеюсь, что это не повредит. Вы сообщили русским, что мы полностью контролируем ситуацию?
– Более того, – сказал президент. – Мне уже доложили, что коммандос – наша единственная надежда. Я предложил русским включить в группу проникновения их людей.
– Вы не доверяете нашим парням?
– Я хочу, чтобы русские доверяли нам. Возникли непредвиденные осложнения на востоке. По сообщению нашего посла правительство Уль-Рааба в Исламии доживает последние дни. Если в Исламии к власти придет группировка аятоллы Сараддина, выступающая за превращение страны в теократическое государство, процесс разоружения может затянуться на неопределенно долгое время. Я не могу ждать.
– Хотите войти в историю? – усмехнулся Бакт. Саймон улыбнулся ответно.
– Может быть, генерал. Но в данном случае – увы! – причина более прозаична. У меня определенные обязательства перед деловым миром Америки.

СЕВЕРО-ЗАПАД ЮЖНОЙ АЗИИ,
18 ИЮЛЯ 2009 ГОДА, 10.30
– Вот фарисей! – Холоран сплюнул. – Бьюсь об заклад, эта сволочь искренне верит в то, что она говорит!
Он выключил приемник.
– Его песенка спета! Аятолла с него сдерет шкуру на седло для своего жеребца!
Посол грузно плюхнулся в кресло, взял в руки микрофон.
– Как там с архивами, Мартин?
– Все нормально, – доложили по селектору, – бросаем в огонь последнюю пачку. Горит наша дипломатия!
– Хорошо горит? – ухмыльнулся Холоран. – А что видно у соседей?
Рядом с американским посольством находилось советское. Здания прилегали друг к другу, образуя угольник, в котором располагался разделенный стеной парк.
– То же, что и у нас, – сообщил Мартин. – Столб дыма выше статуи Свободы. Думаю, что им есть о чем заботиться. Исламские всадники любят серп и молот так же, как звездно-полосатый флаг!
– Заканчивайте, Мартин! – приказал посол. – Я загляну к Лебедеву. Мы теперь на равных, а? Кстати, ты видел Джея?
Джей был его сыном. Жена Холорана уже с месяц находилась в Штатах, и посол жалел, что не отправил с ней сына. В смутное время это было бы самым правильным решением. Исламская революция началась неожиданно, и страна оказалась под знаменем Пророка в течение нескольких дней. Разумеется, во всех посольствах знали о готовящемся путче аятоллы, но командный состав правительственной армии убежденно заявлял, что силы аятоллы незначительны и готовящийся переворот обречен.
– Джей был здесь, – сказал Мартин. – Наверное, он убежал к русскому дружку.
Джей и сын русского посла Лебедева были одногодками и учились в посольской школе, открытой год назад в рамках культурной программы ЮНЕСКО. Подростки быстро сдружились, и сам Холоран часто повторял, что дети понимают друг друга куда лучше взрослых, а однажды в шутку заметил, что было бы совсем неплохо, если бы дипломатией занимались не искушенные жизнью и оттого недоверчивые мужчины, а именно еще доверяющие друг другу дети. Возможно, что тогда на планете воцарился бы мир. Процесс разоружения не означал, что тайная война дипломатов изжила себя, напротив, расширение экономических связей означало обострение дипломатической борьбы.
– Ладно, – сказал посол. – Если Джей появится, ты его никуда не отпускай. Я скоро вернусь.
Он направлялся к русскому послу не без тайного умысла. Прощупать позицию соперника лучше всего в экстремальной ситуации – тогда человек раскрывается и его отношение к происходящему легче понять. Аятолла Сараддин становился с победой исламской революции реальной политической фигурой. Глупо было думать, что он уступит свои позиции после победы. Неизбежно, что последующие шаги будут направлены на установление отношений с аятоллой. Пусть он в своих выступлениях клеймит и американских империалистов и русских безбожников, в душе он отлично осознает, что политическая самостоятельность Исламии невозможна без соответствующей экономической базы. Аятолла может размахивать зеленым флагом сколько угодно, может звать правоверных на смертный бой с империализмом и коммунизмом, с индейцами, китайцами, с дьяволом, наконец, но народ нужно кормить. А когда страна в петле кабальных займов и долгов, быстро начнешь соображать, что необходимо, и тогда аятолла начнет маневрировать, начнет заигрывать с теми, кого публично клеймил, начнет подсчитывать возможные выгоды от тех и других. И тут главное – успеть сказать свое раньше или весомее соперника.
Русский посол сидел в холле, листая какую-то пеструю книжицу.
В городе слышались автоматные очереди и редкие разрывы ракетных снарядов.
Послы пожали друг другу руки.
– Слышали? – без вступления спросил Холоран.
– Вы о чем? – Лебедев бросил книжку на стол и протянул американцу сигареты. Русский посол курил “Краснопресненские”, которые в американском посольстве называли почему-то “полпредовскими”.
– О выступлении, конечно, – Холоран закурил и сел в кресло напротив русского посла.
– Вас тревожит его обещание умереть вместе с народом? – осведомился тот.
Холоран обругал себя в душе за выключенный приемник.
– Я слушал не до конца, – признался он. – После его напыщенных слов о единении с народом и братском дележе радостей и горестей я выключил приемник.
Русский посол включил лежащий на столе “кассетник”, и гулкий холл заполнился голосом диктатора.
“И если вы отвергаете меня, если вы втаптываете в грязь свое собственное правительство, то нам с вами остается одно – умереть вместе, как мы жили!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13