Вот почему вчера выключили электричество на несколько часов.
— По той же причине стало меньше автобусов и поездов подземки, — пробормотал Роберт Сенделл.
— Подумаешь — новости, — заговорил Эрни «киношным» голосом: — Эй, а может быть, в этом все и дело. Причина в том, что людям просто надоело ждать автобуса, они больше не могут так жить. Нравится эта теория?
— А если серьёзно? — спросила Кэти. — Почему они это делают?
— Я же сказал. Им надоело ждать автобуса на остановке.
— Они не видят смысла в жизни.
— Им надоело учить нас вещам, в которые они сами не верят: «Бог» и «Честность — лучшая политика»…
Примерно через час дети начали расходиться. Вид в этом районе был жутковатый: высокие фасады домов с освещёнными окнами, но все шторы были задёрнуты. Люди теперь мало общались друг с другом.
У дома Кэти столпились люди, несмотря на холод, а двое полицейских стояли спиной к толпе. К обочине приткнулась «скорая помощь», дверцы её были открыты.
У Кэти сжалось сердце от страха, и она побежала. Лифт не работал, конечно. Она бегом поднялась на четвёртый этаж, остановилась, переводя дыхание, сорвала с ног туфли и пробежала ещё два этажа вверх.
«Это не у нашей двери», — думала она, сворачивая за угол и влетая в знакомый холл. Тут кто-то сказал: «Это его дочь, ей можно». А мисс Браун, жившая под ними, которая вечно жаловалась, что Кэти слишком громко включает пластинки, сказала: «Иди к матери, милочка». О чём это она?
Лицо матери казалось застывшим среди неспокойной массы незнакомых людей и соседей.
— Кэти, — прошептала она, — где ты была? Мы тебя везде искали… — Голос её вдруг стал резким. — Он не имел никакого права это делать. Ты же ещё не кончила школу… Не надо было ему это делать… У нас было положение и похуже, чем сокращённый рабочий день. Конечно, мы тогда были молодыми, а это большая разница… Он чувствовал себя старым… А как же, по его мнению, чувствовала себя я?
— Только ты этого не делай! — закричала Кэти.
— Я-то уж нет, — сказала мать. — Мужчин вообще умирает больше.
Они вместе прибрали квартиру, чувствуя необходимость в какой-то физической работе — так кошка может сидеть и спокойно умываться, хотя только что едва спаслась от гибели…
Вечера, которые проводила группа, были теперь совсем другими. Да и не группой они себя чувствовали, а стайкой. Слишком уж всё изменилось, как изменились и они сами.
Сначала не стало хватать кофе, потом сахара. Бензин нормировали, образовался чёрный рынок нейлоновых чулок, кожаных туфель и автопокрышек. Всё это делало группу беспокойной, чтобы вот так просто сидеть в «Тропической ночи».
И чем очевиднее были признаки Кризиса, как стали его называть, тем невежливее считалось говорить о них. Разрыв между поколениями увеличился, потому что молодые, напротив, постоянно говорили о самоубийстве и любили бросить между прочим: «Пойдите и сделайте это» — автобусным кондукторам, учителям, полицейским, с которыми они почему-то не ладили.
Эрни Уилсон стал главарём ганга, образовавшегося из остатков прежней школьной группы и тех, кто или стал подрабатывать, или воровать, торговать дефицитом, заселяя понемногу дома и квартиры людей, которые «сделали это». После смерти жильцов дома оставались пустыми, быстро ветшали, и вселиться в них было нетрудно.
— Поехали ко мне домой, — сказал как-то Эрни. — В мой новый дом. Там шикарно. Есть кресло, покрытое настоящей белой кожей, а не пластиком.
Это была фешенебельная часть Челси, вблизи Парадайз Уок и Флад-стрит.
— О, смотрите, он правду сказал про кресло! — закричала Кэт, когда они оказались у Эрни.
— Думаешь, я когда-нибудь лгал? — проворчал Эрни.
Кэти несколько смутилась. Впервые Эрни интересовало чьё-то мнение, да ещё мнение девочки.
Девочки сняли туфли, мальчики пиджаки. Пили сидр из кувшинов, пиво из бутылок. Когда устали, принялись есть холодные печёные бобы: Эрни натащил целую груду консервов из магазина, хозяин которого сделал это на прошлой неделе. Потом разбились на пары. Те мальчики, кто остался без пары, ушли искать другую вечеринку.
Эрни был с Кэти. Положение главаря ганга имело свои преимущества: с королевским безразличием они прошли во внутреннюю спальню.
— Какой потрясный ковёр, — восхитилась Кэти. — Кто был этот человек?
Эрни хмыкнул. Он был занят: расстёгивал ей блузку и снимал лифчик. В нём была та грубоватая бездумная прямота, которая нравилась Кэти. И какая-то непредсказуемость.
— Он был архитектором, — наконец ответил он. — У него, была маленькая парусная лодка, и однажды в уик-энд он загрузил её жратвой, выпивкой и ушёл в море. Можно сказать, новый способ сделать это .
— Всё-таки дождался уик-энда… Вот что для них типично, — заметила Кэти. Теперь на ней были только трусики, она сняла с Эрни рубашку и прижалась к нему, болтая неизвестно о чём, пока у неё не перехватило дыхание.
Потирая глаза и притворяясь, что другую руку ободрала выросшая на подбородке щетина, Эрни медленно вошёл в главную комнату.
— Осторожно — диски! — завопил кто-то из гостей.
Эрни наступил на кучу пластинок и, чтобы не казаться смущённым, раскидал ногами обломки.
— Ну, Эрни, — надулась Кэти.
— Чего тебе? Не нравится мусор? Мало здесь другого мусора?
Мальчики и девочки с пристыженным видом стали запихивать битые бутылки и пластинки под кушетку.
Эрни вдруг рассмеялся:
— Знаете что? Пора мне подыскать себе новый дом. Так давайте покончим с этим и отвалим отсюда.
Они принялись за работу под звуки единственной уцелевшей пластинки. Вначале они взяли все до единой тарелки, чашки и вазы и разбили их на грязном ковре. Потом мальчики стали пробовать свою силу на мебели, сделали дубинки из ножек стульев и методично уничтожили все картины под стеклом.
Шторы оборвали, окна разбили. Из разных обломков навалили кучу посреди главной комнаты и попытались поджечь, но она подымила и погасла.
— Ладно, — сказал Эрни, — уходим. Он убил себя, а мы убили его дом.
Они выбежали на улицу. Вместе с домом самоубийцы Эрни присвоил и его машину. Он сделал повелительный жест Чарли, у которого на руке висела одна из самых красивых девочек:
— На заднее сиденье.
Сам с Кэти сел впереди.
Девушку Чарли высадили у её дома, а остальные поехали дальше, в квартиру Кэти. Там всё казалось чистым, тесным и маленьким по сравнению с домом, который они недавно оставили.
— Мамаша, наверное, пошла добывать продукты, — сказала Кэти. — Но у нас ещё есть несколько пакетиков чая. Я приготовлю. — Она пошла в кухню и на плите увидела записку.
«Дорогая Кэти!
Вот уж не думала, что буду писать тебе это письмо. Даже после того, как твой отец сделал это, я думала — ну что ж, бывало и похуже. И ещё я думала, что у тебя есть только я.
А сейчас я вижу, что уже не нужна тебе, и, Кэти, я так устала, ты не знаешь, как я устала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— По той же причине стало меньше автобусов и поездов подземки, — пробормотал Роберт Сенделл.
— Подумаешь — новости, — заговорил Эрни «киношным» голосом: — Эй, а может быть, в этом все и дело. Причина в том, что людям просто надоело ждать автобуса, они больше не могут так жить. Нравится эта теория?
— А если серьёзно? — спросила Кэти. — Почему они это делают?
— Я же сказал. Им надоело ждать автобуса на остановке.
— Они не видят смысла в жизни.
— Им надоело учить нас вещам, в которые они сами не верят: «Бог» и «Честность — лучшая политика»…
Примерно через час дети начали расходиться. Вид в этом районе был жутковатый: высокие фасады домов с освещёнными окнами, но все шторы были задёрнуты. Люди теперь мало общались друг с другом.
У дома Кэти столпились люди, несмотря на холод, а двое полицейских стояли спиной к толпе. К обочине приткнулась «скорая помощь», дверцы её были открыты.
У Кэти сжалось сердце от страха, и она побежала. Лифт не работал, конечно. Она бегом поднялась на четвёртый этаж, остановилась, переводя дыхание, сорвала с ног туфли и пробежала ещё два этажа вверх.
«Это не у нашей двери», — думала она, сворачивая за угол и влетая в знакомый холл. Тут кто-то сказал: «Это его дочь, ей можно». А мисс Браун, жившая под ними, которая вечно жаловалась, что Кэти слишком громко включает пластинки, сказала: «Иди к матери, милочка». О чём это она?
Лицо матери казалось застывшим среди неспокойной массы незнакомых людей и соседей.
— Кэти, — прошептала она, — где ты была? Мы тебя везде искали… — Голос её вдруг стал резким. — Он не имел никакого права это делать. Ты же ещё не кончила школу… Не надо было ему это делать… У нас было положение и похуже, чем сокращённый рабочий день. Конечно, мы тогда были молодыми, а это большая разница… Он чувствовал себя старым… А как же, по его мнению, чувствовала себя я?
— Только ты этого не делай! — закричала Кэти.
— Я-то уж нет, — сказала мать. — Мужчин вообще умирает больше.
Они вместе прибрали квартиру, чувствуя необходимость в какой-то физической работе — так кошка может сидеть и спокойно умываться, хотя только что едва спаслась от гибели…
Вечера, которые проводила группа, были теперь совсем другими. Да и не группой они себя чувствовали, а стайкой. Слишком уж всё изменилось, как изменились и они сами.
Сначала не стало хватать кофе, потом сахара. Бензин нормировали, образовался чёрный рынок нейлоновых чулок, кожаных туфель и автопокрышек. Всё это делало группу беспокойной, чтобы вот так просто сидеть в «Тропической ночи».
И чем очевиднее были признаки Кризиса, как стали его называть, тем невежливее считалось говорить о них. Разрыв между поколениями увеличился, потому что молодые, напротив, постоянно говорили о самоубийстве и любили бросить между прочим: «Пойдите и сделайте это» — автобусным кондукторам, учителям, полицейским, с которыми они почему-то не ладили.
Эрни Уилсон стал главарём ганга, образовавшегося из остатков прежней школьной группы и тех, кто или стал подрабатывать, или воровать, торговать дефицитом, заселяя понемногу дома и квартиры людей, которые «сделали это». После смерти жильцов дома оставались пустыми, быстро ветшали, и вселиться в них было нетрудно.
— Поехали ко мне домой, — сказал как-то Эрни. — В мой новый дом. Там шикарно. Есть кресло, покрытое настоящей белой кожей, а не пластиком.
Это была фешенебельная часть Челси, вблизи Парадайз Уок и Флад-стрит.
— О, смотрите, он правду сказал про кресло! — закричала Кэт, когда они оказались у Эрни.
— Думаешь, я когда-нибудь лгал? — проворчал Эрни.
Кэти несколько смутилась. Впервые Эрни интересовало чьё-то мнение, да ещё мнение девочки.
Девочки сняли туфли, мальчики пиджаки. Пили сидр из кувшинов, пиво из бутылок. Когда устали, принялись есть холодные печёные бобы: Эрни натащил целую груду консервов из магазина, хозяин которого сделал это на прошлой неделе. Потом разбились на пары. Те мальчики, кто остался без пары, ушли искать другую вечеринку.
Эрни был с Кэти. Положение главаря ганга имело свои преимущества: с королевским безразличием они прошли во внутреннюю спальню.
— Какой потрясный ковёр, — восхитилась Кэти. — Кто был этот человек?
Эрни хмыкнул. Он был занят: расстёгивал ей блузку и снимал лифчик. В нём была та грубоватая бездумная прямота, которая нравилась Кэти. И какая-то непредсказуемость.
— Он был архитектором, — наконец ответил он. — У него, была маленькая парусная лодка, и однажды в уик-энд он загрузил её жратвой, выпивкой и ушёл в море. Можно сказать, новый способ сделать это .
— Всё-таки дождался уик-энда… Вот что для них типично, — заметила Кэти. Теперь на ней были только трусики, она сняла с Эрни рубашку и прижалась к нему, болтая неизвестно о чём, пока у неё не перехватило дыхание.
Потирая глаза и притворяясь, что другую руку ободрала выросшая на подбородке щетина, Эрни медленно вошёл в главную комнату.
— Осторожно — диски! — завопил кто-то из гостей.
Эрни наступил на кучу пластинок и, чтобы не казаться смущённым, раскидал ногами обломки.
— Ну, Эрни, — надулась Кэти.
— Чего тебе? Не нравится мусор? Мало здесь другого мусора?
Мальчики и девочки с пристыженным видом стали запихивать битые бутылки и пластинки под кушетку.
Эрни вдруг рассмеялся:
— Знаете что? Пора мне подыскать себе новый дом. Так давайте покончим с этим и отвалим отсюда.
Они принялись за работу под звуки единственной уцелевшей пластинки. Вначале они взяли все до единой тарелки, чашки и вазы и разбили их на грязном ковре. Потом мальчики стали пробовать свою силу на мебели, сделали дубинки из ножек стульев и методично уничтожили все картины под стеклом.
Шторы оборвали, окна разбили. Из разных обломков навалили кучу посреди главной комнаты и попытались поджечь, но она подымила и погасла.
— Ладно, — сказал Эрни, — уходим. Он убил себя, а мы убили его дом.
Они выбежали на улицу. Вместе с домом самоубийцы Эрни присвоил и его машину. Он сделал повелительный жест Чарли, у которого на руке висела одна из самых красивых девочек:
— На заднее сиденье.
Сам с Кэти сел впереди.
Девушку Чарли высадили у её дома, а остальные поехали дальше, в квартиру Кэти. Там всё казалось чистым, тесным и маленьким по сравнению с домом, который они недавно оставили.
— Мамаша, наверное, пошла добывать продукты, — сказала Кэти. — Но у нас ещё есть несколько пакетиков чая. Я приготовлю. — Она пошла в кухню и на плите увидела записку.
«Дорогая Кэти!
Вот уж не думала, что буду писать тебе это письмо. Даже после того, как твой отец сделал это, я думала — ну что ж, бывало и похуже. И ещё я думала, что у тебя есть только я.
А сейчас я вижу, что уже не нужна тебе, и, Кэти, я так устала, ты не знаешь, как я устала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24