На мгновение в ней появились мягкость и ранимость, вновь не соответствовавшие тому образу, который началу него складываться.
— Что значит «ладно»?
Силк не смотрела на него.
— Это значит, что вы можете поесть вместе со мной, если хотите. Но хочу вас предупредить: мой бюджет не позволяет мне ничего, кроме ближайшей закусочной, где продаются гамбургеры.
Он поймал ее за руку и заставил повернуться, чтобы видеть глаза.
— Я угощаю.
Она покачала головой:
— Как я сказала или никак.
Он рассмеялся: ее монотонная скороговорка настолько удивила его, что он забыло всех своих неверных оценках, о своем задании, о ее сексапильности. Сквозь все это — и хорошее и плохое — пробилась подлинная симпатия.
Ее улыбка оказалась юной и странно невинной для женщины, которая никак не могла быть невинной.
— Ладно. Ваша взяла. На этот раз. — Он подтолкнул ее к своей машине. — Но поведу машину я. Я видел, как вы действуете при интенсивном движении.
— У тебя на подбородке кетчуп, — пробормотал Киллиан.
Силк со смехом вытерла крошечное пятнышко.
— А у тебя — горчица. — Она обмакнула еще три ломтика жареной картошки в красное озерцо, и помахала ими в его сторону. — По-моему, я еще не встречала никого, кто мазал бы жареную картошку горчицей.
— Ну хоть этим я запомнюсь, — протянул Киллиан, заканчивая еду.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел в подобном заведении. И уж конечно, ему не случалось разделять трапезу с такой странной спутницей. Силк должна была бы чувствовать себя не в своей тарелке, но почему-то этого не случилось. Она заказала себе еду, словно всю жизнь питалась в дешевых забегаловках, и принялась за завернутый в бумагу гамбургер, словно это была ресторанная вырезка.
— Ты опять на меня уставился, — заметила она, качая головой. — Под какой образ я на этот раз не подошла?
Изумленный Киллиан ответил не сразу.
— А почему ты задала именно такой вопрос?
Она пожала плечами:
— Твои мысли не так уж трудно прочесть. И потом, я ведь предупреждала, что у меня это хорошо получается.
Киллиан мог бы рассказать ей, как трудно его понимать, как мало людей хорошо его знают и сколь немногих хотелось близко узнать ему самому.
— А еще у тебя не получится отвечать вопросом на вопрос. Память у меня тоже выше средней.
Он не видел, почему бы не ответить ей честно.
— Ты держишься так, словно всю жизнь провела в таких закусочных.
— Моя история не является тайной. Лоррейн и Джеффри Сент-Джеймс удочерили меня, когда мне было тринадцать.
— Наверное, это был трудный возраст, — пробормотал он.
Силк посмотрела мимо него, заглянув в прошлое, которое с радостью оставила позади, в темноту, которой почти удалось сжать ее смертельной хваткой. Даже сейчас ей трудно было поверить в то, что она смогла вырваться, не пострадав физически.
Увидев промелькнувший в ее взгляде отголосок боли, Киллиан резко втянул в себя воздух. Иногда он не замечал в ней ничего, кроме того, что она сама готова была показать. И очень редко она ослабляла свою бдительность настолько, чтобы дать ему проникнуть вглубь, как это произошло только что. Это оказалось больно. Слишком больно для человека, которому положено оставаться нейтральным, объективным. Не удержавшись, он протянул руку и сжал ее пальцы, нежно погладив тыльную сторону тонкой кисти.
— Что бы это ни было, похорони это снова, Силк. Это прошло.
Странно — грубоватые и в то же время мягкие слова проникли в черноту ее мыслей и принесли с собой свет и тепло. Силк заморгала, возвращаясь к настоящему, к нескрываемой тревоге, которая светилась в его взгляде.
— Ты же умный человек. Никакая часть нас, ни одно воспоминание никогда не бывает по-настоящему похоронено и никогда не проходит, — сказала она, высвобождая руку.
— Бывает — если ты ему это позволяешь.
— Вырезать часть того, что меня сделало такой, какая я есть? — Силк глубокомысленно приподняла брови. — Забыть полученные мною уроки, ошибки и победы? — Она покачала головой. — Нет. Это не для меня. Я так никогда не сделаю.
— Тебе больно. Я это заметил.
— Да. Но я смогла это пережить, научить ся на этом, заплатить за это, жить с этим. Это — часть меня. Да, возможно, темная часть. Но если не будет темноты, ограничивающей свет, то не будет никакой картины, никакого изображения. — Она оттолкнула остатки еды, вдруг растеряв ощущение веселья и спокойствия. — Я устала.
Киллиан встал из-за стола, понимая, что совершил серьезный просчет и сейчас вернуться на прежние позиции у него не получится.
— Я отвезу тебя домой.
Ничего не ответив, Силк пошла к машине. Киллиан вел автомобиль, а Силк молчала. Наблюдая за ней, он решил, что она даже не замечает собственного молчания. Он не мог понять, чего именно коснулся, чем причинил ей боль. Ему страшно хотелось обнять ее, прижать к себе и пообещать, что он больше никогда не причинит ей такой боли, но он сдержался. Он видел, как раненые животные вот так уходят в себя, когда боль настолько велика, что прикосновение не поможет. Силк вела себя сейчас именно так: она страдала от мучительной боли, на которую он не считал ее способной. Только когда они вышли из машины, он позволил себе спросить:
— Где ты будешь спать?
Силк посмотрела на него, едва расслышав вопрос.
— На полу. Мне приходилось ночевать в гораздо менее комфортных условиях. По крайней мере, тут тепло.
— А спальный мешок не пригодится?
Силк изумилась:
— А у тебя есть?
Он кивнул.
— А как же тогда будешь спать ты?
— Так же. Я взял два — на тот случай, если не будет работать отопление. А оно работает. — Он не стал дожидаться ее согласия, прешел к багажнику и достал оттуда пуховый спальник и подушку, сунув их под мышку. — За своими спущусь после того, как отнесу наверх твои.
— Я сама справлюсь.
— Но тебе это не понадобится.
Он вызывающе посмотрел на нее, давая понять, что не примет возражений.
Уголки ее губ чуть приподнялись, в тело снова вернулась жизнь. Прошлое отступило.
— Тогда я твоя должница.
Взяв у нее ключи, Киллиан отпер багажник ее машины.
— Хорошо. Можешь расплатиться со мной завтра. Мне нужна помощь, чтобы выбрать мебель. Только самое необходимое, пока я не начну работать. Судя по тому, что я слышал в Филадельфии, ты в том же положении. Так что пожалей меня и давай отправимся по магазинам вместе.
Эта мысль ей понравилась. Больше, чем следовало бы. Можно, конечно, повторять себе, что рада оказаться одна в незнакомом городе, но это не всегда помогает.
— Не смогу. Мне завтра на собеседование по поводу приема на работу.
— Где?
Киллиан вытащил из машины оба ее чемодана, оставив себе более тяжелый.
— «Дуглас Пластике».
Он чуть заметно улыбнулся, легко входя в роль, которую для себя наметил.
— Значит, ты собираешься работать в новом филиале, который они тут открывают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Что значит «ладно»?
Силк не смотрела на него.
— Это значит, что вы можете поесть вместе со мной, если хотите. Но хочу вас предупредить: мой бюджет не позволяет мне ничего, кроме ближайшей закусочной, где продаются гамбургеры.
Он поймал ее за руку и заставил повернуться, чтобы видеть глаза.
— Я угощаю.
Она покачала головой:
— Как я сказала или никак.
Он рассмеялся: ее монотонная скороговорка настолько удивила его, что он забыло всех своих неверных оценках, о своем задании, о ее сексапильности. Сквозь все это — и хорошее и плохое — пробилась подлинная симпатия.
Ее улыбка оказалась юной и странно невинной для женщины, которая никак не могла быть невинной.
— Ладно. Ваша взяла. На этот раз. — Он подтолкнул ее к своей машине. — Но поведу машину я. Я видел, как вы действуете при интенсивном движении.
— У тебя на подбородке кетчуп, — пробормотал Киллиан.
Силк со смехом вытерла крошечное пятнышко.
— А у тебя — горчица. — Она обмакнула еще три ломтика жареной картошки в красное озерцо, и помахала ими в его сторону. — По-моему, я еще не встречала никого, кто мазал бы жареную картошку горчицей.
— Ну хоть этим я запомнюсь, — протянул Киллиан, заканчивая еду.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз ел в подобном заведении. И уж конечно, ему не случалось разделять трапезу с такой странной спутницей. Силк должна была бы чувствовать себя не в своей тарелке, но почему-то этого не случилось. Она заказала себе еду, словно всю жизнь питалась в дешевых забегаловках, и принялась за завернутый в бумагу гамбургер, словно это была ресторанная вырезка.
— Ты опять на меня уставился, — заметила она, качая головой. — Под какой образ я на этот раз не подошла?
Изумленный Киллиан ответил не сразу.
— А почему ты задала именно такой вопрос?
Она пожала плечами:
— Твои мысли не так уж трудно прочесть. И потом, я ведь предупреждала, что у меня это хорошо получается.
Киллиан мог бы рассказать ей, как трудно его понимать, как мало людей хорошо его знают и сколь немногих хотелось близко узнать ему самому.
— А еще у тебя не получится отвечать вопросом на вопрос. Память у меня тоже выше средней.
Он не видел, почему бы не ответить ей честно.
— Ты держишься так, словно всю жизнь провела в таких закусочных.
— Моя история не является тайной. Лоррейн и Джеффри Сент-Джеймс удочерили меня, когда мне было тринадцать.
— Наверное, это был трудный возраст, — пробормотал он.
Силк посмотрела мимо него, заглянув в прошлое, которое с радостью оставила позади, в темноту, которой почти удалось сжать ее смертельной хваткой. Даже сейчас ей трудно было поверить в то, что она смогла вырваться, не пострадав физически.
Увидев промелькнувший в ее взгляде отголосок боли, Киллиан резко втянул в себя воздух. Иногда он не замечал в ней ничего, кроме того, что она сама готова была показать. И очень редко она ослабляла свою бдительность настолько, чтобы дать ему проникнуть вглубь, как это произошло только что. Это оказалось больно. Слишком больно для человека, которому положено оставаться нейтральным, объективным. Не удержавшись, он протянул руку и сжал ее пальцы, нежно погладив тыльную сторону тонкой кисти.
— Что бы это ни было, похорони это снова, Силк. Это прошло.
Странно — грубоватые и в то же время мягкие слова проникли в черноту ее мыслей и принесли с собой свет и тепло. Силк заморгала, возвращаясь к настоящему, к нескрываемой тревоге, которая светилась в его взгляде.
— Ты же умный человек. Никакая часть нас, ни одно воспоминание никогда не бывает по-настоящему похоронено и никогда не проходит, — сказала она, высвобождая руку.
— Бывает — если ты ему это позволяешь.
— Вырезать часть того, что меня сделало такой, какая я есть? — Силк глубокомысленно приподняла брови. — Забыть полученные мною уроки, ошибки и победы? — Она покачала головой. — Нет. Это не для меня. Я так никогда не сделаю.
— Тебе больно. Я это заметил.
— Да. Но я смогла это пережить, научить ся на этом, заплатить за это, жить с этим. Это — часть меня. Да, возможно, темная часть. Но если не будет темноты, ограничивающей свет, то не будет никакой картины, никакого изображения. — Она оттолкнула остатки еды, вдруг растеряв ощущение веселья и спокойствия. — Я устала.
Киллиан встал из-за стола, понимая, что совершил серьезный просчет и сейчас вернуться на прежние позиции у него не получится.
— Я отвезу тебя домой.
Ничего не ответив, Силк пошла к машине. Киллиан вел автомобиль, а Силк молчала. Наблюдая за ней, он решил, что она даже не замечает собственного молчания. Он не мог понять, чего именно коснулся, чем причинил ей боль. Ему страшно хотелось обнять ее, прижать к себе и пообещать, что он больше никогда не причинит ей такой боли, но он сдержался. Он видел, как раненые животные вот так уходят в себя, когда боль настолько велика, что прикосновение не поможет. Силк вела себя сейчас именно так: она страдала от мучительной боли, на которую он не считал ее способной. Только когда они вышли из машины, он позволил себе спросить:
— Где ты будешь спать?
Силк посмотрела на него, едва расслышав вопрос.
— На полу. Мне приходилось ночевать в гораздо менее комфортных условиях. По крайней мере, тут тепло.
— А спальный мешок не пригодится?
Силк изумилась:
— А у тебя есть?
Он кивнул.
— А как же тогда будешь спать ты?
— Так же. Я взял два — на тот случай, если не будет работать отопление. А оно работает. — Он не стал дожидаться ее согласия, прешел к багажнику и достал оттуда пуховый спальник и подушку, сунув их под мышку. — За своими спущусь после того, как отнесу наверх твои.
— Я сама справлюсь.
— Но тебе это не понадобится.
Он вызывающе посмотрел на нее, давая понять, что не примет возражений.
Уголки ее губ чуть приподнялись, в тело снова вернулась жизнь. Прошлое отступило.
— Тогда я твоя должница.
Взяв у нее ключи, Киллиан отпер багажник ее машины.
— Хорошо. Можешь расплатиться со мной завтра. Мне нужна помощь, чтобы выбрать мебель. Только самое необходимое, пока я не начну работать. Судя по тому, что я слышал в Филадельфии, ты в том же положении. Так что пожалей меня и давай отправимся по магазинам вместе.
Эта мысль ей понравилась. Больше, чем следовало бы. Можно, конечно, повторять себе, что рада оказаться одна в незнакомом городе, но это не всегда помогает.
— Не смогу. Мне завтра на собеседование по поводу приема на работу.
— Где?
Киллиан вытащил из машины оба ее чемодана, оставив себе более тяжелый.
— «Дуглас Пластике».
Он чуть заметно улыбнулся, легко входя в роль, которую для себя наметил.
— Значит, ты собираешься работать в новом филиале, который они тут открывают!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55