Я невольно оглянулся в поисках предмета потяжелее, чтобы огреть им то привидение, которое должно было вот-вот появиться в поле нашего зрения, но ничего подходящего рядом с собой не обнаружил.
Из-за угла коридора вышла госпожа Рейнгарден все с тем же неприступным и надменным видом царицы Клеопатры. Мы с историком многозначительно переглянулись, и в следующее мгновение я рванул на себя дверь ванной и угодил головой в облако густого пара. Струя горячей воды с силой била из крана в пустую ванну, а в стороне, на специальной подставке, тоненько пел включенный на полную мощь ультразвуковой массажер, и его звук очень напоминал на фоне льющейся воды женский голос.
Все это начинало мне не нравиться. Я вернулся в коридор, где Рейнгарден что-то объяснял своей жене – видимо, зачем «электрику» могло понадобиться пускать горячую воду в ванной. Мадам миллионерша не удостоила меня ни словом. Гордо неся высоко поднятую голову, она покинула нас, следуя по лестнице куда-то наверх. Скорее всего, она направлялась принять солнечную ванну, дабы впоследствии поднимать сексуальный аппетит своего муженька зрелищем дряблых, но загорелых телес.
Мы вернулись в кабинет, где Рейнгарден с жадным интересом осведомился:
– Итак, что, по-вашему, это может быть?
– Пока трудно сказать, – уклонился от ответа я. – Но несомненно, что ваш дом подвергается усиленному биоэнергетическому воздействию астральных полей низшего уровня. – Он внимал той белиберде, которую я нес, с широко раскрытыми глазами. – Вполне возможно, что ваш дом был построен на том месте, где раньше располагалось кладбище. Или городская свалка. В этом случае проекция пересечения различных энергетических излучений совпадает с узлами так называемой «сетки Курри», и может статься, что это место вообще не подходит для длительного проживания. Не исключено, что вам придется приобрести другую виллу, Дюриан Альвианович.
Румянец с щек толстяка опять исчез. Он опустил голову.
– А нельзя как-нибудь устранить эту… сетку или как ее там? – глухо спросил он.
– Попробуем, – сказал я и едва сдержался, чтобы не хлопнуть своего собеседника по плечу. – Во всяком случае, исследования займут довольно долгое время, и если вы не возражаете, я буду навещать вас каждый день. Кстати, почему вы решили скрыть от жены, кто я такой?
Он молчал. Но не так, как раньше. С ним что-то явно происходило, и я почувствовал невольную тревогу. Всегда не знаешь, чего можно ожидать от шизофреников.
Потом он поднял голову, и я увидел, что глаза его смотрят как бы сквозь меня. Манеры его тоже претерпели разительную перемену.
– Послушайте, Рик, – произнес он каким-то лающим, хриплым голосом, – а не хряпнуть ли нам с вами по маленькой на посошок?
– Видите ли, Дюриан Альвианович, мне надо… – растерянно начал я, но он не дал мне договорить.
– Да бросьте вы! – с неожиданным воодушевлением воскликнул он, обняв меня за плечи и увлекая за собой к гигантскому письменному столу. – Сейчас примем на грудь по две капли – и порядок! А?
– Ну если только две капли, – нехотя согласился я. Как показали дальнейшие события, это было моей непростительной оплошностью – следствием полной потери бдительности.
Рейнгарден наклонился и извлек из нижнего ящика стола пыльную бутылку и пару залапанных рюмок, странным образом не сочетавшихся с окружающим интерьером.
– Капли, капли, – приговаривал добродушно он. – Да разве настоящие мужики пьют каплями? Я тебе вот что скажу, Маврикий Павлович, молодежь нынче пошла какая-то неразборчивая… пьют всякую дрянь и другой дрянью запивают. А я тебе так скажу: если уж ты на коньяк насел, то с коньяка ты и не слезай, а иначе повесишь на себя ярлык пьянчуги, и этот ярлык с тобой по жизни так и пойдет…
Пока я оторопело выслушивал галиматью, которую нес мой клиент, Рейнгарден наполнил до краев рюмки и двинул одну из них в моем направлении. Я потянулся за ней, но в то же мгновение он резво бросил бутылку за спину на кресло, сделал быстрое движение, и в руке его оказался черный «кадиллак» тридцать восьмого калибра.
Маска рубахи-парня слетела с него, как до этого слетела маска зануды и трусливого интеллигента, и он сказал сквозь зубы, глядя сквозь меня в пространство:
– А теперь скажите, что вы обо мне знаете.
Больше всего в его словах меня поразил возврат к обращению на «вы».
– Ничего, – честно признался я, – по-моему, вы принимаете меня за кого-то другого, Дюриан Альвианович.
– А вы меня ни за кого не принимаете? – спросил он.
– Хотелось бы принимать вас за приличного человека, который не станет размахивать пушкой под носом у того, к кому обратился за помощью.
– Я не преступник, – сказал он отрывисто. – Это простая предосторожность. Ведь я вас совсем не знаю, а вдруг вы – грабитель?
– Странные у вас представления о грабителях, – заметил я. – Если вы таким образом проявляете свое чувство юмора, то шутка не удалась. Уберите, пожалуйста, пистолет.
– Ну-ну, – сказал он, – не принимай меня за идиота, малыш.
Я начинал злиться. Так глупо попасться! Но кто бы мог подумать, что человек с умирающим голосом окажется опасным психом, да к тому же вооруженным?
Стол, который нас разделял, был слишком тяжелым, чтобы его можно было попытаться перевернуть на Рейнгардена. Оставалось только надеяться на то, что придурок образумится прежде, чем проделает в моей груди дырку величиной с грецкий орех.
– Запомни, – зловещим голосом произнес Рейнгарден, – любая комедия, рано или поздно, перерастает в трагикомедию, а от трагикомедии – лишь один шаг от трагедии…
Я понял, что сейчас он выстрелит.
Вдруг нечто увесистое трахнуло в дверь кабинета, и она широко распахнулась, ударившись о стену. Только теперь на пороге было вовсе не привидение, а вполне симпатичная девчонка лет семнадцати. Она прошла к столу легкой танцующей походкой и, подбоченясь, остановилась перед моим клиентом. На ней были ярко-рыжие шорты и ярко-синяя майка навыпуск. Похоже, она обожала яркие цвета.
Девушка не удостоила меня и взглядом, неотрывно глядя на историка. Она тяжело дышала, словно только что пробежала десятикилометровый кросс по пересеченной местности.
– Леокадия, я занят, – сказал Рейнгарден, не опуская пистолета, который по-прежнему был нацелен в мою грудь.
– Отдай фотографии! – сверкнув ярко-зелеными глазами, потребовала девушка.
Историк попытался улыбнуться и выдавил:
– Разумеется, доченька моя. Но попозже… Оставь нас, ты же видишь: у меня срочное дело.
– Доченька? – сказала девушка. – Разве доченьку фотографируют голой для порножурналов? Ты, наверное, забыл, папаша, что я – твоя приемная дочь! Но это все равно не дает тебе право снимать меня в ванной через замочную скважину!..
Взгляд Рейнгардена стал свинцово-тяжелым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Из-за угла коридора вышла госпожа Рейнгарден все с тем же неприступным и надменным видом царицы Клеопатры. Мы с историком многозначительно переглянулись, и в следующее мгновение я рванул на себя дверь ванной и угодил головой в облако густого пара. Струя горячей воды с силой била из крана в пустую ванну, а в стороне, на специальной подставке, тоненько пел включенный на полную мощь ультразвуковой массажер, и его звук очень напоминал на фоне льющейся воды женский голос.
Все это начинало мне не нравиться. Я вернулся в коридор, где Рейнгарден что-то объяснял своей жене – видимо, зачем «электрику» могло понадобиться пускать горячую воду в ванной. Мадам миллионерша не удостоила меня ни словом. Гордо неся высоко поднятую голову, она покинула нас, следуя по лестнице куда-то наверх. Скорее всего, она направлялась принять солнечную ванну, дабы впоследствии поднимать сексуальный аппетит своего муженька зрелищем дряблых, но загорелых телес.
Мы вернулись в кабинет, где Рейнгарден с жадным интересом осведомился:
– Итак, что, по-вашему, это может быть?
– Пока трудно сказать, – уклонился от ответа я. – Но несомненно, что ваш дом подвергается усиленному биоэнергетическому воздействию астральных полей низшего уровня. – Он внимал той белиберде, которую я нес, с широко раскрытыми глазами. – Вполне возможно, что ваш дом был построен на том месте, где раньше располагалось кладбище. Или городская свалка. В этом случае проекция пересечения различных энергетических излучений совпадает с узлами так называемой «сетки Курри», и может статься, что это место вообще не подходит для длительного проживания. Не исключено, что вам придется приобрести другую виллу, Дюриан Альвианович.
Румянец с щек толстяка опять исчез. Он опустил голову.
– А нельзя как-нибудь устранить эту… сетку или как ее там? – глухо спросил он.
– Попробуем, – сказал я и едва сдержался, чтобы не хлопнуть своего собеседника по плечу. – Во всяком случае, исследования займут довольно долгое время, и если вы не возражаете, я буду навещать вас каждый день. Кстати, почему вы решили скрыть от жены, кто я такой?
Он молчал. Но не так, как раньше. С ним что-то явно происходило, и я почувствовал невольную тревогу. Всегда не знаешь, чего можно ожидать от шизофреников.
Потом он поднял голову, и я увидел, что глаза его смотрят как бы сквозь меня. Манеры его тоже претерпели разительную перемену.
– Послушайте, Рик, – произнес он каким-то лающим, хриплым голосом, – а не хряпнуть ли нам с вами по маленькой на посошок?
– Видите ли, Дюриан Альвианович, мне надо… – растерянно начал я, но он не дал мне договорить.
– Да бросьте вы! – с неожиданным воодушевлением воскликнул он, обняв меня за плечи и увлекая за собой к гигантскому письменному столу. – Сейчас примем на грудь по две капли – и порядок! А?
– Ну если только две капли, – нехотя согласился я. Как показали дальнейшие события, это было моей непростительной оплошностью – следствием полной потери бдительности.
Рейнгарден наклонился и извлек из нижнего ящика стола пыльную бутылку и пару залапанных рюмок, странным образом не сочетавшихся с окружающим интерьером.
– Капли, капли, – приговаривал добродушно он. – Да разве настоящие мужики пьют каплями? Я тебе вот что скажу, Маврикий Павлович, молодежь нынче пошла какая-то неразборчивая… пьют всякую дрянь и другой дрянью запивают. А я тебе так скажу: если уж ты на коньяк насел, то с коньяка ты и не слезай, а иначе повесишь на себя ярлык пьянчуги, и этот ярлык с тобой по жизни так и пойдет…
Пока я оторопело выслушивал галиматью, которую нес мой клиент, Рейнгарден наполнил до краев рюмки и двинул одну из них в моем направлении. Я потянулся за ней, но в то же мгновение он резво бросил бутылку за спину на кресло, сделал быстрое движение, и в руке его оказался черный «кадиллак» тридцать восьмого калибра.
Маска рубахи-парня слетела с него, как до этого слетела маска зануды и трусливого интеллигента, и он сказал сквозь зубы, глядя сквозь меня в пространство:
– А теперь скажите, что вы обо мне знаете.
Больше всего в его словах меня поразил возврат к обращению на «вы».
– Ничего, – честно признался я, – по-моему, вы принимаете меня за кого-то другого, Дюриан Альвианович.
– А вы меня ни за кого не принимаете? – спросил он.
– Хотелось бы принимать вас за приличного человека, который не станет размахивать пушкой под носом у того, к кому обратился за помощью.
– Я не преступник, – сказал он отрывисто. – Это простая предосторожность. Ведь я вас совсем не знаю, а вдруг вы – грабитель?
– Странные у вас представления о грабителях, – заметил я. – Если вы таким образом проявляете свое чувство юмора, то шутка не удалась. Уберите, пожалуйста, пистолет.
– Ну-ну, – сказал он, – не принимай меня за идиота, малыш.
Я начинал злиться. Так глупо попасться! Но кто бы мог подумать, что человек с умирающим голосом окажется опасным психом, да к тому же вооруженным?
Стол, который нас разделял, был слишком тяжелым, чтобы его можно было попытаться перевернуть на Рейнгардена. Оставалось только надеяться на то, что придурок образумится прежде, чем проделает в моей груди дырку величиной с грецкий орех.
– Запомни, – зловещим голосом произнес Рейнгарден, – любая комедия, рано или поздно, перерастает в трагикомедию, а от трагикомедии – лишь один шаг от трагедии…
Я понял, что сейчас он выстрелит.
Вдруг нечто увесистое трахнуло в дверь кабинета, и она широко распахнулась, ударившись о стену. Только теперь на пороге было вовсе не привидение, а вполне симпатичная девчонка лет семнадцати. Она прошла к столу легкой танцующей походкой и, подбоченясь, остановилась перед моим клиентом. На ней были ярко-рыжие шорты и ярко-синяя майка навыпуск. Похоже, она обожала яркие цвета.
Девушка не удостоила меня и взглядом, неотрывно глядя на историка. Она тяжело дышала, словно только что пробежала десятикилометровый кросс по пересеченной местности.
– Леокадия, я занят, – сказал Рейнгарден, не опуская пистолета, который по-прежнему был нацелен в мою грудь.
– Отдай фотографии! – сверкнув ярко-зелеными глазами, потребовала девушка.
Историк попытался улыбнуться и выдавил:
– Разумеется, доченька моя. Но попозже… Оставь нас, ты же видишь: у меня срочное дело.
– Доченька? – сказала девушка. – Разве доченьку фотографируют голой для порножурналов? Ты, наверное, забыл, папаша, что я – твоя приемная дочь! Но это все равно не дает тебе право снимать меня в ванной через замочную скважину!..
Взгляд Рейнгардена стал свинцово-тяжелым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136