Конкистадоры, рьяно искавшие легендарную «золотую страну» — Эльдорадо, добрались до фантастически богатых залежей золота и серебра в Мексике и Перу. Только с 1535 по 1660 год из Америки было вывезено в Испанию столько драгоценных металлов, сколько, вероятно, и наполовину не дали к тому времени все, вместе взятые, копи Старого Света за все время своего существования. Половина коренного населения Нового Света — по самым скромным подсчетам, пять или шесть миллионов индейцев — погибла в первые же полтора века испанского господства, причем значительная часть их — на рудниках Мексики и Перу.
Нещадно грабя свои заморские колонии, Испания установила жестчайшую монополию на торговлю с Новым Светом. С начала XVI века единственным из всех испанских портов, имеющим право на торговые сношения со всеми заокеанскими территориями, стала Севилья. Именно сюда прибывали отправляемые через порт Веракрус в Мексике и вначале через Номбре-де-Дьос, а позже — через Пуэрто-Бельо, что на атлантическом берегу Панамского перешейка, награбленные богатства американского континента.
Раз-два в год из Севильи в Америку отправлялся так называемый Золотой флот — караван из нескольких десятков торговых судов под охраной боевых кораблей. Он следовал всегда одним и тем же неизменным, раз и навсегда установленным маршрутом: выйдя из севильской гавани Сан-Лукар-де-Баррамеда на юг, у Канарских островов или островов Зеленого Мыса ложился на западный курс, пересекал Атлантику и либо вдоль цепочки Малых Антильских островов, либо через Багамский канал выходил к Гаване. Далее караван разделялся: часть кораблей направлялась в Веракрус, часть — в Пуэрто-Бельо. Нагрузившись, каждая в соответствующем порту, дарами Нового Света, обе части флотилии вновь соединялись в Гаване и следовали обратно в Севилью, используя попутное течение Гольфстрим.
Начиная с 1537 года ни одно испанское торговое судно не пересекало Атлантику в одиночку — это строжайшее правило диктовалось интересами монополии. А кроме того, с самого начала XVI века доступ в воды, омывающие заокеанские владения испанской короны, был закрыт для кораблей других стран.
Первое время эта система действовала безотказно — ведь Испания и Португалия намного раньше всех других европейских держав проложили себе пути в Индию и Новый Свет. В 1493 году папа Александр VI поделил между этими двумя «соседками» весь подлунный мир, а год спустя они заключили соглашение о демаркации сфер своих будущих захватов, так что в испанской «половине» земного шара оказалась вся Америка, за исключением Бразилии, а в португальской — Бразилия, Африка и Азия.
Стоит ли говорить, что этот полюбовный «раскрой» не вызвал восторга у других морских держав Европы. Вот тут-то в игру и вступили пираты — сначала французские, затем английские, которые, с ведома своих монархов, принялись охотиться за испанскими кораблями, подкарауливая их на традиционных маршрутах Золотого флота, топя суда и захватывая сокровища, предназначавшиеся для пополнения казны Их Католических Величеств. В 1522 году французским корсарам досталась просто фантастическая добыча — все сокровища мексиканского властителя Монтесумы, отправленные в Испанию знаменитым конкистадором, завоевателем Мексики Эрнаном де Кортесом. В 1572 году Френсис Дрейк, удачливейший из английских пиратов, перехватил на Панамском перешейке, на сухопутье, караван с перуанским серебром. Его же кругосветный вояж 1577-1580 годов обернулся разорением и уничтожением множества испанских гаваней на побережье Центральной Америки, Перу и Чили. Чистая прибыль, полученная при этом Дрейком, составила 4700%, львиную долю от коих получила Ее Величество Елизавета, королева Англии, состоявшая пайщицей пиратской фирмы.
Несколько позже морским разбоем занялись и голландцы. Испании приходилось все туже. Пираты не давали ей покоя даже в то время, когда их страна официально не находилась в состоянии войны с испанской короной. Постепенно они захватили целый ряд островов Карибского бассейна, превратив их в свои базы. А Эспаньола была для них своего рода фермой: ее жители, охотники и скотоводы, занимались заготовкой мяса и солонины специально для пиратов.
Важнейшей базой морских разбойников стал остров Тортуга, впоследствии — более крупная Ямайка, захваченная англичанами у Испании в 1655 году. Во второй половине XVII века во всех пиратских «республиках» обитало до 30000 этих людей, называвших себя флибустьерами или буканьерами, причем число их постоянно возрастало.
По соседству же продолжали существовать английские, французские и голландские колонии, превратившиеся к середине XVII века в сплошную сахарную плантацию, где трудились рабы — негры, доставленные из Африки, и белые, попавшие в рабство за долги или по другой причине. Жили там и свободные белые — мелкие фермеры, которые, разоряясь, уходили к пиратам, так же как и беглые рабы. Поэтому национальный состав буканьерской вольницы был довольно пестрым, а говорила она на некоем жаргоне, представлявшем собой смесь английского, французского и голландского языков. Кстати, само название «буканьеры» происходит от слова «букан» — так называлась на этом жаргоне солонина, игравшая столь важную роль в материальном обеспечении пиратских экспедиций.
Особенно пышным цветом расцвело пиратство в шестидесятые-семидесятые годы XVII века — именно в ту пору, о которой рассказывает Эксквемелин, посетивший главные базы морских разбойников. Он был свидетелем, да и участником, многих пиратских акций, в частности, такой (беспрецендентной по масштабам и неслыханной по дерзости), как панамский поход Моргана — пожалуй, известнейшего из пиратов, послужившего Рафаэлю Сабатини прообразом его знаменитого капитана Блада. Читавшие книги Сабатини, конечно же, помнят невероятные повороты судьбы этого романтического и неизменно благородного героя. Так вот, все это действительно происходило в жизни Генри Моргана: раб, бежавший с сахарных плантаций Барбадоса, стал предводителем пиратов, предал огню и мечу множество богатейших городов Испанской Америки, завоевав громкую и ужасную славу и не один смертный приговор, а впоследствии получил от английского короля дворянское звание и пост вице-губернатора Ямайки.
Однако в отличие от романистов Эксквемелин, знавший пиратов не понаслышке, изображает их без всякого романтического ореола, в высшей степени объективно и точно (вплоть до подробных справок о барышах флибустьерских вожаков и стоимости взятой добычи), отнюдь, кстати, не клеймя их позором за жесткость и корысть, а скорее возмущаясь мотовством и нерасчетливостью, противопоказанными истинно деловым людям.
Нет, в книге Эксквемелина вы не найдете ни романтики, ни лирики, столь привычных нам в «книжках про пиратов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Нещадно грабя свои заморские колонии, Испания установила жестчайшую монополию на торговлю с Новым Светом. С начала XVI века единственным из всех испанских портов, имеющим право на торговые сношения со всеми заокеанскими территориями, стала Севилья. Именно сюда прибывали отправляемые через порт Веракрус в Мексике и вначале через Номбре-де-Дьос, а позже — через Пуэрто-Бельо, что на атлантическом берегу Панамского перешейка, награбленные богатства американского континента.
Раз-два в год из Севильи в Америку отправлялся так называемый Золотой флот — караван из нескольких десятков торговых судов под охраной боевых кораблей. Он следовал всегда одним и тем же неизменным, раз и навсегда установленным маршрутом: выйдя из севильской гавани Сан-Лукар-де-Баррамеда на юг, у Канарских островов или островов Зеленого Мыса ложился на западный курс, пересекал Атлантику и либо вдоль цепочки Малых Антильских островов, либо через Багамский канал выходил к Гаване. Далее караван разделялся: часть кораблей направлялась в Веракрус, часть — в Пуэрто-Бельо. Нагрузившись, каждая в соответствующем порту, дарами Нового Света, обе части флотилии вновь соединялись в Гаване и следовали обратно в Севилью, используя попутное течение Гольфстрим.
Начиная с 1537 года ни одно испанское торговое судно не пересекало Атлантику в одиночку — это строжайшее правило диктовалось интересами монополии. А кроме того, с самого начала XVI века доступ в воды, омывающие заокеанские владения испанской короны, был закрыт для кораблей других стран.
Первое время эта система действовала безотказно — ведь Испания и Португалия намного раньше всех других европейских держав проложили себе пути в Индию и Новый Свет. В 1493 году папа Александр VI поделил между этими двумя «соседками» весь подлунный мир, а год спустя они заключили соглашение о демаркации сфер своих будущих захватов, так что в испанской «половине» земного шара оказалась вся Америка, за исключением Бразилии, а в португальской — Бразилия, Африка и Азия.
Стоит ли говорить, что этот полюбовный «раскрой» не вызвал восторга у других морских держав Европы. Вот тут-то в игру и вступили пираты — сначала французские, затем английские, которые, с ведома своих монархов, принялись охотиться за испанскими кораблями, подкарауливая их на традиционных маршрутах Золотого флота, топя суда и захватывая сокровища, предназначавшиеся для пополнения казны Их Католических Величеств. В 1522 году французским корсарам досталась просто фантастическая добыча — все сокровища мексиканского властителя Монтесумы, отправленные в Испанию знаменитым конкистадором, завоевателем Мексики Эрнаном де Кортесом. В 1572 году Френсис Дрейк, удачливейший из английских пиратов, перехватил на Панамском перешейке, на сухопутье, караван с перуанским серебром. Его же кругосветный вояж 1577-1580 годов обернулся разорением и уничтожением множества испанских гаваней на побережье Центральной Америки, Перу и Чили. Чистая прибыль, полученная при этом Дрейком, составила 4700%, львиную долю от коих получила Ее Величество Елизавета, королева Англии, состоявшая пайщицей пиратской фирмы.
Несколько позже морским разбоем занялись и голландцы. Испании приходилось все туже. Пираты не давали ей покоя даже в то время, когда их страна официально не находилась в состоянии войны с испанской короной. Постепенно они захватили целый ряд островов Карибского бассейна, превратив их в свои базы. А Эспаньола была для них своего рода фермой: ее жители, охотники и скотоводы, занимались заготовкой мяса и солонины специально для пиратов.
Важнейшей базой морских разбойников стал остров Тортуга, впоследствии — более крупная Ямайка, захваченная англичанами у Испании в 1655 году. Во второй половине XVII века во всех пиратских «республиках» обитало до 30000 этих людей, называвших себя флибустьерами или буканьерами, причем число их постоянно возрастало.
По соседству же продолжали существовать английские, французские и голландские колонии, превратившиеся к середине XVII века в сплошную сахарную плантацию, где трудились рабы — негры, доставленные из Африки, и белые, попавшие в рабство за долги или по другой причине. Жили там и свободные белые — мелкие фермеры, которые, разоряясь, уходили к пиратам, так же как и беглые рабы. Поэтому национальный состав буканьерской вольницы был довольно пестрым, а говорила она на некоем жаргоне, представлявшем собой смесь английского, французского и голландского языков. Кстати, само название «буканьеры» происходит от слова «букан» — так называлась на этом жаргоне солонина, игравшая столь важную роль в материальном обеспечении пиратских экспедиций.
Особенно пышным цветом расцвело пиратство в шестидесятые-семидесятые годы XVII века — именно в ту пору, о которой рассказывает Эксквемелин, посетивший главные базы морских разбойников. Он был свидетелем, да и участником, многих пиратских акций, в частности, такой (беспрецендентной по масштабам и неслыханной по дерзости), как панамский поход Моргана — пожалуй, известнейшего из пиратов, послужившего Рафаэлю Сабатини прообразом его знаменитого капитана Блада. Читавшие книги Сабатини, конечно же, помнят невероятные повороты судьбы этого романтического и неизменно благородного героя. Так вот, все это действительно происходило в жизни Генри Моргана: раб, бежавший с сахарных плантаций Барбадоса, стал предводителем пиратов, предал огню и мечу множество богатейших городов Испанской Америки, завоевав громкую и ужасную славу и не один смертный приговор, а впоследствии получил от английского короля дворянское звание и пост вице-губернатора Ямайки.
Однако в отличие от романистов Эксквемелин, знавший пиратов не понаслышке, изображает их без всякого романтического ореола, в высшей степени объективно и точно (вплоть до подробных справок о барышах флибустьерских вожаков и стоимости взятой добычи), отнюдь, кстати, не клеймя их позором за жесткость и корысть, а скорее возмущаясь мотовством и нерасчетливостью, противопоказанными истинно деловым людям.
Нет, в книге Эксквемелина вы не найдете ни романтики, ни лирики, столь привычных нам в «книжках про пиратов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60