Слушай, почему бы для начала не сформулировать седьмой критерий для мыслительных систем? Я включила список твоих шести критериев во вторую главу для тех читателей, кто не знаком с книгой «Разум и природа». А сейчас я говорю, что эти шесть критериев являются основой для седьмого:
7. В мыслительном процессе информация должна неравномерно распределяться между взаимодействующими частями. Мне кажется, что это годится для всех видов рассуждений, будь они банальны или сверхинтересны. Самым простым случаем будет такой, где информация равномерно распределяется по системе, но и это потребует времени для получения и расшифровки.
Отец: Гмм… Ни один уважающий себя организм не станет, да и не сможет, распределять информацию равномерно.
Дочь: Правильно, но подумай о комитете, составленном из практически одинаковых членов. Или еще интереснее — представить эмбрион с одной и той же ДНК в каждой клетке, способной развиваться только при изменении информации, имеющейся в разных клетках. А что если движение информации даст нам способ описать время?
Отец: Вот я и дал тебе возможность уговорить меня включить логическую иерархию в качестве критерия, но, может быть, так, что оба пункта 6 и 7 просто" вытекают из других.
Дочь: Ладно, давай посмотрим, до чего мы дошли. Если что-либо типа секретности — неравномерное распределение информации внутри данной системы — есть необходимая характеристика мыслительных систем, тогда мы не ошибемся, придав ей значимость. Тебя не будет тянуть придать ей статус героя, а меня — придать ей статус негодяя. По сути, я могу сделать еще один шаг в этом направлении. Что, если определенные виды секретности служат указателями «священного», потому что «священное» — это способ управиться с определенными эпистемологическими проблемами, и возможно, просто необходимыми?
Отец: А может быть, священные секреты предназначены для того, чтобы быть раскрытыми?
Дочь: Да, конечно. Новообращенный получает удары хлыстом от танцоров в масках, затем маски снимаются, и он видит, что перед ним не боги, и тоща новообращенный сам надевает маску — и вся эта цепочка и делает возможным примириться с определенными фактами жизни. Секретность — это только часть… но одновременно это один из способов раскрыть тайну.
Отец: Я вспоминаю, как Толли представлял совпадение идей в Вартенштайне. Ты помнишь, что совпадение идей давало возможность перекинуть интеллектуальный мостик между понятиями информации и причинно-следственной связи, так как одним из способов связать два события было знание.
Дочь: И в систему нельзя вклинить Бога, так как всезнание разрушает подвижность. Тебе нужно другое слово, возможно, незнание или тайна, лучше всего такое слово, которое осветит тот факт, что нехватка самосознания находится в центре отказа от коммуникации.
Отец: Секретность — это то общее, что я нашел у многих рассказов.
Дочь: Индукция!
Отец: Тихо-тихо! Вполне разумно постараться определить, что общего есть у нескольких различных случаев — а затем и поискать другие, разделяющие тот же общий фактор. Но не очень правильно овеществлять ту общую черту, которую ты обнаружила в своих данных. Совершенно верно, когда ты говоришь, что как опиум, так и барбитураты являются причиной сна у людей, — но, сказав это, ты с большим основанием припишешь это воздействие «принципу снотворного», чем ты это сделала бы на основании только одного случая.
Дочь: Факт незнания как фактор единства и гибкости в системах… Когда это становится важным, чтобы системы поддерживали внутренние границы посредством глубокого рефлексивного невежества?
Отец: Я говорю о «священном», связанном со знанием в целом, но другая сторона медали может представлять некоторое снижение знаний. Следующим шагом будет поиск аналогичных видов отказа от коммуникативной связи, которые не являются артефактами человеческих культурных систем.
Дочь: Папа, но есть еще что-то в рассказе об Аджи Дарме. Ведь вопрос «Ты меня любишь?» не срабатывает, не так ли? Так же, как и инструкции Джо Адамса о спонтанных ответах или фотографирование молитвы и т.д. Они ведь изменяют контекст взаимодействия.
Отец: Нет. Нет, Кэп, задавать такие вопросы не следует.
IX. ЗАЩИТА ВЕРЫ (ГБ)
Вторая группа примеров отказа от коммуникативной связи или незнания приводит нас несколько ближе к чисто биологическому. Эти примеры очень отличаются от данных мною ранее, но я считаю, что они сравнимы.
Кажется общепринятой истиной, что тело, приспосабливающееся к стрессам и превратностям опыта, не находится в коммуникативной связи с ДНК, носителем генетических инструкций для следующего поколения. Никакая информация о приспосабливаемости тела не будет зарегистрирована в ДНК, чтобы сказаться затем на потомках. То есть не произойдет наследования приобретенных характеристик.
Подобным же образом, очевидно, необходимо, чтобы у нас не было знаний о процессах, в ходе которых формируются образы при ощущении и восприятии.
Можно ли сравнить друг с другом эти два очень разных запрета на передачу информации? А можно ли их сравнить с видами необходимого отказа от коммуникации, обсужденными в предыдущей главе? Я считаю, что если бы коммуникация проходила через так называемый барьер Вейсмана, разрушился бы весь процесс эволюции. Таким же образом, если бы мы знали процессы, посредством которых мы формируем мысленные образы, мы бы не могли более доверять им в качестве основы для действия. Говорят, что сороконожка умела неплохо ходить, пока не нашелся любопытный, желавший выяснить, какой ножкой она делает первый шаг.
В главе VII я показал наличие сигналов в человеческих отношениях (описание, информация, посылки, запреты, предложения), которых не стоило бы передавать определенным частям определенных систем. Но я указал на это слишком в общем виде. Я не дал ни определения функциональны!" характеристикам таких сигналов, ни рассказал об условиях, при которых эти сигналы становятся патогенными; я не исследовал также применение данного понятия к другим видам систем, таких, как организмы и популяции.
Если мы думаем об информации как о путешествии по цепочкам причинно-следственных связей, возможно ли тоща описать каким-то формальным способом, как любой данный сигнал располагается в цепочке, и отсюда определить, какие (пусть даже самые «правильные») сигналы не должны — ради блага всей системы — располагаться там-то и там-то?
Я сконцентрирую внимание на случаях, в которых патогенный процесс не вызван локальным воздействием только лишь сигнала, а является результатом отношения между сигналом и системой в целом. Таким образом, я исключаю как банальные случаи, в которых несчастье или патология, вызванные успешной коммуникацией, происходят только в части системы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
7. В мыслительном процессе информация должна неравномерно распределяться между взаимодействующими частями. Мне кажется, что это годится для всех видов рассуждений, будь они банальны или сверхинтересны. Самым простым случаем будет такой, где информация равномерно распределяется по системе, но и это потребует времени для получения и расшифровки.
Отец: Гмм… Ни один уважающий себя организм не станет, да и не сможет, распределять информацию равномерно.
Дочь: Правильно, но подумай о комитете, составленном из практически одинаковых членов. Или еще интереснее — представить эмбрион с одной и той же ДНК в каждой клетке, способной развиваться только при изменении информации, имеющейся в разных клетках. А что если движение информации даст нам способ описать время?
Отец: Вот я и дал тебе возможность уговорить меня включить логическую иерархию в качестве критерия, но, может быть, так, что оба пункта 6 и 7 просто" вытекают из других.
Дочь: Ладно, давай посмотрим, до чего мы дошли. Если что-либо типа секретности — неравномерное распределение информации внутри данной системы — есть необходимая характеристика мыслительных систем, тогда мы не ошибемся, придав ей значимость. Тебя не будет тянуть придать ей статус героя, а меня — придать ей статус негодяя. По сути, я могу сделать еще один шаг в этом направлении. Что, если определенные виды секретности служат указателями «священного», потому что «священное» — это способ управиться с определенными эпистемологическими проблемами, и возможно, просто необходимыми?
Отец: А может быть, священные секреты предназначены для того, чтобы быть раскрытыми?
Дочь: Да, конечно. Новообращенный получает удары хлыстом от танцоров в масках, затем маски снимаются, и он видит, что перед ним не боги, и тоща новообращенный сам надевает маску — и вся эта цепочка и делает возможным примириться с определенными фактами жизни. Секретность — это только часть… но одновременно это один из способов раскрыть тайну.
Отец: Я вспоминаю, как Толли представлял совпадение идей в Вартенштайне. Ты помнишь, что совпадение идей давало возможность перекинуть интеллектуальный мостик между понятиями информации и причинно-следственной связи, так как одним из способов связать два события было знание.
Дочь: И в систему нельзя вклинить Бога, так как всезнание разрушает подвижность. Тебе нужно другое слово, возможно, незнание или тайна, лучше всего такое слово, которое осветит тот факт, что нехватка самосознания находится в центре отказа от коммуникации.
Отец: Секретность — это то общее, что я нашел у многих рассказов.
Дочь: Индукция!
Отец: Тихо-тихо! Вполне разумно постараться определить, что общего есть у нескольких различных случаев — а затем и поискать другие, разделяющие тот же общий фактор. Но не очень правильно овеществлять ту общую черту, которую ты обнаружила в своих данных. Совершенно верно, когда ты говоришь, что как опиум, так и барбитураты являются причиной сна у людей, — но, сказав это, ты с большим основанием припишешь это воздействие «принципу снотворного», чем ты это сделала бы на основании только одного случая.
Дочь: Факт незнания как фактор единства и гибкости в системах… Когда это становится важным, чтобы системы поддерживали внутренние границы посредством глубокого рефлексивного невежества?
Отец: Я говорю о «священном», связанном со знанием в целом, но другая сторона медали может представлять некоторое снижение знаний. Следующим шагом будет поиск аналогичных видов отказа от коммуникативной связи, которые не являются артефактами человеческих культурных систем.
Дочь: Папа, но есть еще что-то в рассказе об Аджи Дарме. Ведь вопрос «Ты меня любишь?» не срабатывает, не так ли? Так же, как и инструкции Джо Адамса о спонтанных ответах или фотографирование молитвы и т.д. Они ведь изменяют контекст взаимодействия.
Отец: Нет. Нет, Кэп, задавать такие вопросы не следует.
IX. ЗАЩИТА ВЕРЫ (ГБ)
Вторая группа примеров отказа от коммуникативной связи или незнания приводит нас несколько ближе к чисто биологическому. Эти примеры очень отличаются от данных мною ранее, но я считаю, что они сравнимы.
Кажется общепринятой истиной, что тело, приспосабливающееся к стрессам и превратностям опыта, не находится в коммуникативной связи с ДНК, носителем генетических инструкций для следующего поколения. Никакая информация о приспосабливаемости тела не будет зарегистрирована в ДНК, чтобы сказаться затем на потомках. То есть не произойдет наследования приобретенных характеристик.
Подобным же образом, очевидно, необходимо, чтобы у нас не было знаний о процессах, в ходе которых формируются образы при ощущении и восприятии.
Можно ли сравнить друг с другом эти два очень разных запрета на передачу информации? А можно ли их сравнить с видами необходимого отказа от коммуникации, обсужденными в предыдущей главе? Я считаю, что если бы коммуникация проходила через так называемый барьер Вейсмана, разрушился бы весь процесс эволюции. Таким же образом, если бы мы знали процессы, посредством которых мы формируем мысленные образы, мы бы не могли более доверять им в качестве основы для действия. Говорят, что сороконожка умела неплохо ходить, пока не нашелся любопытный, желавший выяснить, какой ножкой она делает первый шаг.
В главе VII я показал наличие сигналов в человеческих отношениях (описание, информация, посылки, запреты, предложения), которых не стоило бы передавать определенным частям определенных систем. Но я указал на это слишком в общем виде. Я не дал ни определения функциональны!" характеристикам таких сигналов, ни рассказал об условиях, при которых эти сигналы становятся патогенными; я не исследовал также применение данного понятия к другим видам систем, таких, как организмы и популяции.
Если мы думаем об информации как о путешествии по цепочкам причинно-следственных связей, возможно ли тоща описать каким-то формальным способом, как любой данный сигнал располагается в цепочке, и отсюда определить, какие (пусть даже самые «правильные») сигналы не должны — ради блага всей системы — располагаться там-то и там-то?
Я сконцентрирую внимание на случаях, в которых патогенный процесс не вызван локальным воздействием только лишь сигнала, а является результатом отношения между сигналом и системой в целом. Таким образом, я исключаю как банальные случаи, в которых несчастье или патология, вызванные успешной коммуникацией, происходят только в части системы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57