А вот еще пример, быть может, не столько глубины психологического проникновения, сколько чрезвычайной тонкости его: я имею в виду описание того, как Пьер, все больше влюбляясь в Элен, становится неспособным увидеть ее глупость. Параллелью может служить влюбленность Наташи в красавца Анатоля, хотя она и обручена с князем Андреем.
Особенно правдиво описывает Л.Толстой состояние княжны Марьи в дни, когда ее отец при смерти. Искренняя любовь к отцу, которая, несмотря на его тиранию, всегда жила в ее душе, не могла подавить «бесовского желания», чтобы поскорее настал конец. После этого обычно следовали ужасные угрызения совести. Такие чувства сменяли друг друга, пока смерть отца не положила конец столь мучительному состоянию. В описании бессилия личности перед атаками противоречивых чувств ярко выражена глубина психологической правды.
Л.Толстой с особой остротой проникает в то, что не проявляется на поверхности, в то, что люди охотнее всего скрыли бы вовсе. Приведу пример из «Анны Карениной». Николай Левин умирает. Общее мнение окружающих, что любящий брат Константин полон сострадания к нему, что он погружен в размышления о таинстве смерти. Некоторое время так оно и было. Но на длительный период времени человека не хватает на подобное сострадание, независимо от того, плох он или хорош. Сострадание к другому даже у самых лучших людей постепенно вытесняется повседневными делами и заботами сугубо эгоистического плана (с. 436):
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем номере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал:
– Не уходи.
Левин действительно любил своего брата, несчастье, постигшее Николая, было для него большим горем. Но когда ему пришлось часами просиживать у постели умирающего, то появились мысли, кажущиеся крайне неуместными в связи с чьей-то близкой смертью и все же вполне естественные для человека. Л.Толстой ничего не приукрашивает и не скрывает, он открывает нам как бы трепет души человека, интересующий писателя, пожалуй, больше, чем тот или иной тип личности (с. 437):
Все одного только желали, чтобы он как можно скорее умер, и все, скрывая это, давали ему из склянки лекарства, искали лекарств, докторов и обманывали его, и себя, и друг друга.
Толстому известны те процессы, которые происходят у порога сознания, так как человек избегает пропускать их через сознание чаще всего из нежелания или боязни нанести удар по самоуважению. В этом смысле исключительно сильное впечатление производит один момент в романе «Война и мир». Каратаев и Пьер Безухов попали в плен к французам и «отступают» вместе с врагом. Если кто-либо из истощенных русских не в силах двигаться далее, его пристреливают (с. 491):
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что-то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видел его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы, и два француза что-то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он опять стал считать. Два французских солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что-то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер… Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же мгновение в его душе, взявшись Бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей-полькой, летом, на балконе его киевского дома.
Именно так, как это описано Толстым, люди стараются прогнать, задушить в себе мысли, которые им чересчур неприятны. Обладая способностью фиксировать полуосознанные реакции, Толстой подметил, что чувства человека часто возникают раньше, чем мысли и представления, с ними связанные. Характерен следующий пример из «Войны и мира». Пьер не узнает Наташу, которую он увидел вновь в доме у княжны Марьи: она очень изменилась, была в черном траурном платье. Кроме того, он никак не ожидал увидеть ее в этом доме. И все же беглый взор, который он бросил на нее, пробуждает его чувство (с. 542):
Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласковый, любопытный взгляд, устремленный на него, и как это часто бывает во время разговора, он почему-то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Наконец, Толстому отлично известно и то, насколько самые глубокие человеческие чувства зависят от привычки. Описывая страшные страдания, которые довелось перенести Пьеру во время отступления, Толстой замечает (с. 437):
Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и согревая другую; что, когда он бывало надевал свои бальные, узкие башмаки, он точно так же страдал как и теперь, когда он шел уже совсем босой (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками.
Описание конкретных фактов, связанных с отступлением французов, при такой манере изложения, пожалуй, теряется в деталях. Но для Толстого важнее психологически показать то, что страдания и радости человека относительны и всегда зависят от исходной точки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Особенно правдиво описывает Л.Толстой состояние княжны Марьи в дни, когда ее отец при смерти. Искренняя любовь к отцу, которая, несмотря на его тиранию, всегда жила в ее душе, не могла подавить «бесовского желания», чтобы поскорее настал конец. После этого обычно следовали ужасные угрызения совести. Такие чувства сменяли друг друга, пока смерть отца не положила конец столь мучительному состоянию. В описании бессилия личности перед атаками противоречивых чувств ярко выражена глубина психологической правды.
Л.Толстой с особой остротой проникает в то, что не проявляется на поверхности, в то, что люди охотнее всего скрыли бы вовсе. Приведу пример из «Анны Карениной». Николай Левин умирает. Общее мнение окружающих, что любящий брат Константин полон сострадания к нему, что он погружен в размышления о таинстве смерти. Некоторое время так оно и было. Но на длительный период времени человека не хватает на подобное сострадание, независимо от того, плох он или хорош. Сострадание к другому даже у самых лучших людей постепенно вытесняется повседневными делами и заботами сугубо эгоистического плана (с. 436):
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем номере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но больной опять зашевелился и сказал:
– Не уходи.
Левин действительно любил своего брата, несчастье, постигшее Николая, было для него большим горем. Но когда ему пришлось часами просиживать у постели умирающего, то появились мысли, кажущиеся крайне неуместными в связи с чьей-то близкой смертью и все же вполне естественные для человека. Л.Толстой ничего не приукрашивает и не скрывает, он открывает нам как бы трепет души человека, интересующий писателя, пожалуй, больше, чем тот или иной тип личности (с. 437):
Все одного только желали, чтобы он как можно скорее умер, и все, скрывая это, давали ему из склянки лекарства, искали лекарств, докторов и обманывали его, и себя, и друг друга.
Толстому известны те процессы, которые происходят у порога сознания, так как человек избегает пропускать их через сознание чаще всего из нежелания или боязни нанести удар по самоуважению. В этом смысле исключительно сильное впечатление производит один момент в романе «Война и мир». Каратаев и Пьер Безухов попали в плен к французам и «отступают» вместе с врагом. Если кто-либо из истощенных русских не в силах двигаться далее, его пристреливают (с. 491):
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что-то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видел его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы, и два француза что-то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он опять стал считать. Два французских солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что-то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер… Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же мгновение в его душе, взявшись Бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей-полькой, летом, на балконе его киевского дома.
Именно так, как это описано Толстым, люди стараются прогнать, задушить в себе мысли, которые им чересчур неприятны. Обладая способностью фиксировать полуосознанные реакции, Толстой подметил, что чувства человека часто возникают раньше, чем мысли и представления, с ними связанные. Характерен следующий пример из «Войны и мира». Пьер не узнает Наташу, которую он увидел вновь в доме у княжны Марьи: она очень изменилась, была в черном траурном платье. Кроме того, он никак не ожидал увидеть ее в этом доме. И все же беглый взор, который он бросил на нее, пробуждает его чувство (с. 542):
Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласковый, любопытный взгляд, устремленный на него, и как это часто бывает во время разговора, он почему-то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Наконец, Толстому отлично известно и то, насколько самые глубокие человеческие чувства зависят от привычки. Описывая страшные страдания, которые довелось перенести Пьеру во время отступления, Толстой замечает (с. 437):
Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал от того, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и согревая другую; что, когда он бывало надевал свои бальные, узкие башмаки, он точно так же страдал как и теперь, когда он шел уже совсем босой (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками.
Описание конкретных фактов, связанных с отступлением французов, при такой манере изложения, пожалуй, теряется в деталях. Но для Толстого важнее психологически показать то, что страдания и радости человека относительны и всегда зависят от исходной точки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166