1. Краткость. Срок должен обеспечивать стимул к творчеству, не более того. Если связать его с очень сильной защитой авторов (чтобы те могли потребовать у издателей свои права обратно), права на одно и то же произведение (но не на производные работы) можно было бы продлить. Смысл в том, чтобы не связывать произведение правовым регулированием, когда оно уже не приносит автору прибыли.
2. Простота. Граница между общественным достоянием и защищенным контентом должна быть четкой. Юристам нравится неопределенность термина «добросовестное использование» и различие между «идеями» и «выражением». Такого рода закон обеспечивает их массой работы. Но у составителей нашей Конституции идея была попроще: защищенное против незащищенного. Ценность коротких сроков в том, что они лишают смысла всяческие исключения в сфере копирайта. Четкая и действенная «зона без адвокатов» позволяет не лавировать больше в таких сложностях, как «добросовестное использование» и «идея/выражение».
3. Поддержание жизни. Копирайт следует обязать продлевать. Особенно, если максимальный срок долог, то от правообладателя надо требовать периодических извещений о продлении прав. Это не станет тяжелой обузой, но и рассчитывать на бесплатность монопольного права причин нет. В среднем, ветераны тратят на получение пенсии девяносто минут. Если уж мы обрекаем ветеранов на такие муки, не вижу, почему бы авторам не потратить десять минут раз в полвека на заполнение единственного бланка?
4. Ориентация на будущее. Каков бы ни был срок копирайта, самый явный урок для экономистов – в том, что данный однажды срок нельзя продлевать. Возможно, предоставление авторам всего лишь пятидесятишестилетнего срока было правовой ошибкой в 1923 году. Не думаю, что так, но допустим. Если это была ошибка, из-за нее мы получили в 1923 году авторов меньше, чем могли бы. Но сегодня исправить этот недочет продлением срока мы уже не можем. Что бы мы теперь ни делали, мы не увеличим количество авторов, творивших в 1923 году. Разумеется, мы можем повысить вознаграждение тем, кто пишет сейчас, или, наоборот, утяжелить бремя копирайта, которое придушит в зародыше многие, нерожденные еще работы. Но повышенное вознаграждение не расширит творчество в 1923 году. Что не сделано – то не сделано, и с этим придется смириться.
Вместе эти изменения должны дать в результате средний срок копирайта гораздо короче нынешнего. До 1976 года средний срок составлял всего 32,2 года. Нам следует стремиться к этому показателю. Несомненно, экстремисты назовут эти идеи «радикальными» (в конце концов, на то они и экстремисты). Но опять-таки, предложенный мною срок дольше того, что действовал при Ричарде Никсоне. Насколько «радикальным» будет просить введения более щедрого закона о копирайте, чем был при президенте Никсоне?
Свободное использование против добросовестного
Как я уже отмечал в начале данной книги, закон о собственности изначально наделял собственников правом контролировать свою территорию от земли до самого неба. Потом появился аэроплан. Сфера действия прав собственности быстро изменилась. Не было никакой суматохи, и Конституцию не трогали. Просто наделение контролем такого уровня потеряло всякий смысл после появления новой технологии. Наша Конституция наделяет Конгресс властью раздавать авторам «эксклюзивное право» на «их сочинения». Конгресс даровал авторам исключительные права на «их сочинения» и любые производные произведения (других авторов), которые существенно близки к оригинальной работе автора. Таким образом, если я пишу книгу, а вы снимаете фильм на ее основе, я облечен властью не дать вам выпустить его на экраны, хоть эта картина и не является «моим сочинением». Конгресс начал предоставлять такое право в 1870 году, когда расширил эксклюзивное право копирайта до включения в него контроля над переводами и сценическими постановками произведения. С тех пор суды постепенно расширили его посредством процессуальных толкований. Данное расширение прокомментировал один из величайших судей в истории права, Бенджамин Каплан: «Мы так привыкли к расширению монополии на широкий спектр так называемых производных работ, что даже не чувствуем уже, насколько странно признавать такое разрастание копирайта. Однако, в то же самое время, мы нараспев повторяем абракадабру об идее и ее выражении».
Я думаю, пора осознать, что в этой сфере есть аэропланы, и расширение подобных прав на производное творчество смысла больше не имеет. Точнее, они утрачивают смысл на срок действия копирайта. И они бессмысленны как аморфное разрешение. Оцените все ограничения по очереди:
Срок. Если Конгресс хочет предоставить производные права, тогда они должны распространяться на более короткий срок. Не имеет смысла охранять право Джона Гришема продавать права на кинокартину по его последнему роману (по крайней мере, я хочу предположить, что это не имеет смысла). Однако это право вполне имеет смысл продлить на тот же срок, что и лежащий в его основе копирайт. Производное право могло бы оказаться важным для стимулирования творчества, а по истечении долгого срока после создания произведения оно не важно.
Охват. Подобным же образом следует сузить охват производных прав. Опять-таки, производные права в некоторых случаях важны. Их необходимо особо выделить. Но закон должен ясно обозначить границы: какие способы использования охраняемого копирайтом материала регулируются, а какие – нет. Когда всякое «повторное применение» творческого материала остается под контролем бизнеса, было бы разумно требовать, чтобы о проведении границ договаривались юристы. Теперь им уже незачем обсуждать лимиты. Подумайте обо всех творческих возможностях, порожденных цифровыми технологиями, а теперь вообразите себе масло, льющееся в машину. Вот что делает с творческим процессом само требование обязательных разрешений. Сглаживает его. Вот на что упирал Олбен, описывавший создание компакт-диска, посвященного Клинту Иствуду. В то время как вполне понятна необходимость договариваться о предвидимых производных правах – съемке картины по книге, поэме или музыкальной пьесе, нет никакого смысла требовать договоренностей в отношении непредсказуемого. Здесь статутное право подошло бы куда больше.
В любом из этих случаев закон должен фиксировать защищенные способы использования, прочие же, предположительные, охраняться не должны. Это диаметрально противоположно рекомендации моего коллеги Пола Голдстайна. Он считает, что закон должен оговаривать расширенную защиту вслед за расширенным использованием. Анализ Голдстайна прекрасно сгодился бы, будь стоимость правовой системы невелика. Но как мы замечаем сейчас в контексте интернета, неопределенность горизонтов защиты и стимулы к сохранению существующих структур доходов вкупе с сильным копирайтом подрывают инновационный процесс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92