— Если Кон-Тики женится на Эре Луа, или Нот Кри на Каре Яр, или же Гиго Гант на Иве Тихой, то любая эта чета может остаться с инками, дав им в правители своих детей, в крови которых не будет крупинок сердца ягуара.
Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра Луа! Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!..
Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр, хотя она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.
А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом со мной?
Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что-нибудь, а вопреки. Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному, которому готовы простить все его недостатки.
Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и его старшей дочерью Имой, заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в одном из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.
Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его на пол:
— Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к костру Хигучака, сейчас открыла двери смерти.
Я вскочил, недоуменно смотря на него.
— Ничто не спасет Эру Луа, — продолжал он, топча свое перышко.
Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр хлопотали около Эры Луа.
Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то, что не могла сказать словами.
— Сок гаямачи, — указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного рта Эры Луа.
Я заметил красноватую пену, словно она до крови закусила губы.
— Сок гаямачи, — твердил Хигучак. — Конец всего живого.
И тут вбежала Има и упала к ногам отца. Тот схватил ее за золотистые волосы.
— Тиу Хаунак рядом со смертью, — произнесла она.
— Сок гаямачи? — свирепо спросил отец.
— Сок гаямачи, — покорно ответила девушка. Отец выхватил из-за пояса боевой топор.
— Тиу Хаунак! Нет, нет! — твердила Има.
Я стоял на коленях перед ложем Эры Луа и держал ее руку. Ива, приставив к ее плечу баллончик высокого давления, впрыскивала ей через поры кожи лекарство. Но ведь от сока гаямачи не было противоядия!
Кара Яр помчалась с другим таким же баллончиком к Тиу Хаунаку.
Има посмотрела на нас с Эрой Луа и завыла раненым зверем.
Я оглянулся на нее. Внезапное просветление помогло мне понять все… Как же я был слеп! Прав был бедный Тиу Хаунак, сказав мне, что я, «первый инка», все же не знаю людей!..
Много позже я попытался разобраться в чувствах и мыслях Имы Хигучак.
Чуткая на глухих тропках, с верным глазом и сильной рукой, не знавшей промаха при метании копья, с простодушным сердцем пришла она из леса в Город Солнца.
Дочери Солнца научили ее многому, даже умению изображать слова в виде знаков на камне или дереве, хотя произносить слова ей было куда проще и приятнее.
С рождения она уважала силу, ловкость, отвагу. Ее воспитание было похоже на то, которое дает самка ягуара своим детенышам.
Ей непонятны были рассуждения сынов Солнца о доброте, но она ценила сделанное ей добро.
Когда отец и мать стали выращивать кукурузу, она лишь пожала плечами, оправив на себе пятнистую шкуру. Охота в лесу казалась ей занятием более достойным, чем копание в земле и выращивание из травы кустарника.
Има чувствовала себя в лесу не женщиной, а мужчиной. Не всякий воин мог соперничать с ней в быстроте бега, ловкости и точности удара копьем, умении читать следы у водопоя. И она болезненно переживала, что мужчины ее племени не желали признать ее равной себе, считали, что и она должна стать обычной женой, матерью, рабой своего мужа.
И вот такой девушке повстречался белокожий бородач, безмятежно уснувший на пороге ее хижины, не остерегаясь копья. Он сразу покорил Иму тем, что признал в ней Великую Охотницу, во всем равную мужчинам. А потом, когда ему подчинился отец и стали повиноваться все кагарачи, она увлеклась им.
Она гордилась им, никого не унизившим, равным со всеми: и с мужчинами, и с женщинами, даже со сгорбленной Киченой. Он был необыкновенен в ее представлении. Недаром он сумел научить людей строить каменные шалаши, работая вместе со всеми, поднимая камни или взрыхляя землю. Он сумел изгнать голод из племени, потом присоединил к кагарачам другие народы, не пуская в ход копья. Но главное, у него были мягкие и светлые вьющиеся волосы, в которые хотелось запустить пальцы, и голубые глаза, отражавшие само небо.
Пришелец не выделял Иму среди других, но она всей силой своего простодушного сердца полюбила бородатого сына Солнца.
С наивной простотой охотника она решила «добыть» пришельца, но если нужно, отстоять его с копьем.
И она пришла вместе с отцом в новый дом сынов Солнца, чтобы помогать им жить. Если они, как робкие олени, не умеют есть мясо, которое она достала бы им в лесу, она соберет им сытных кореньев и сладких стеблей.
Чтобы привлечь к себе внимание бородатого пришельца, Има сменила пятнистую шкуру на новую яркую ткань инков и часто пела.
Она пела не песни людей, а песни леса. Голос ее то урчал разгневанной самкой в логове, то взлетал в переливах, как яркая пташка на солнце. Бородатый сын Солнца очень любил ее пение, и она подумала, что он может так же полюбить и ее.
Но он не прикасался даже к ее руке. Има горько страдала, уязвленная в своей гордости и первой девичьей мечте.
В Городе Солнца выросли огромные каменные шалаши, в море стала плавать лодка с белыми крыльями. Има все страдала и надеялась.
Наконец ей стало ясно, что сын Солнца не принадлежит ей потому, что на пути ее стоит та белокожая, которая разделила с ним первую опасность у потухшего костра.
И тогда с наивностью дикарки, для которой так привычно было убивать, она собрала смертельный сок гаямачи.
Она готовила пищу для сынов Солнца и их помощников. Ей ничего не стоило пропитать им любимую пищу Эры Луа.
Но она не собиралась причинить вред Тиу Хаунаку, которого любили и уважали все кагарачи. О последствиях своего поступка свирепая охотница даже не задумывалась. Просто Эра Луа перестанет существовать, как и любой из тех зверей, которых она поражала копьем. Ведь никто не воспитывал в Име тех черт характера, которые старалась теперь привить маленьким инкам Ива Тихая.
Черты характера! Ревность как черта характера присуща отдельным людям или это характеристика людей вообще? Я вместе со своими друзьями впоследствии много думал об этом. Если бы только одна Мотылек так проявляла себя, это можно было бы счесть за случайность. Но сейчас Има заставила думать о закономерности подобного поведения людей — вот что было страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра Луа! Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!..
Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр, хотя она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.
А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом со мной?
Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что-нибудь, а вопреки. Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному, которому готовы простить все его недостатки.
Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и его старшей дочерью Имой, заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в одном из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.
Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его на пол:
— Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к костру Хигучака, сейчас открыла двери смерти.
Я вскочил, недоуменно смотря на него.
— Ничто не спасет Эру Луа, — продолжал он, топча свое перышко.
Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр хлопотали около Эры Луа.
Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то, что не могла сказать словами.
— Сок гаямачи, — указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного рта Эры Луа.
Я заметил красноватую пену, словно она до крови закусила губы.
— Сок гаямачи, — твердил Хигучак. — Конец всего живого.
И тут вбежала Има и упала к ногам отца. Тот схватил ее за золотистые волосы.
— Тиу Хаунак рядом со смертью, — произнесла она.
— Сок гаямачи? — свирепо спросил отец.
— Сок гаямачи, — покорно ответила девушка. Отец выхватил из-за пояса боевой топор.
— Тиу Хаунак! Нет, нет! — твердила Има.
Я стоял на коленях перед ложем Эры Луа и держал ее руку. Ива, приставив к ее плечу баллончик высокого давления, впрыскивала ей через поры кожи лекарство. Но ведь от сока гаямачи не было противоядия!
Кара Яр помчалась с другим таким же баллончиком к Тиу Хаунаку.
Има посмотрела на нас с Эрой Луа и завыла раненым зверем.
Я оглянулся на нее. Внезапное просветление помогло мне понять все… Как же я был слеп! Прав был бедный Тиу Хаунак, сказав мне, что я, «первый инка», все же не знаю людей!..
Много позже я попытался разобраться в чувствах и мыслях Имы Хигучак.
Чуткая на глухих тропках, с верным глазом и сильной рукой, не знавшей промаха при метании копья, с простодушным сердцем пришла она из леса в Город Солнца.
Дочери Солнца научили ее многому, даже умению изображать слова в виде знаков на камне или дереве, хотя произносить слова ей было куда проще и приятнее.
С рождения она уважала силу, ловкость, отвагу. Ее воспитание было похоже на то, которое дает самка ягуара своим детенышам.
Ей непонятны были рассуждения сынов Солнца о доброте, но она ценила сделанное ей добро.
Когда отец и мать стали выращивать кукурузу, она лишь пожала плечами, оправив на себе пятнистую шкуру. Охота в лесу казалась ей занятием более достойным, чем копание в земле и выращивание из травы кустарника.
Има чувствовала себя в лесу не женщиной, а мужчиной. Не всякий воин мог соперничать с ней в быстроте бега, ловкости и точности удара копьем, умении читать следы у водопоя. И она болезненно переживала, что мужчины ее племени не желали признать ее равной себе, считали, что и она должна стать обычной женой, матерью, рабой своего мужа.
И вот такой девушке повстречался белокожий бородач, безмятежно уснувший на пороге ее хижины, не остерегаясь копья. Он сразу покорил Иму тем, что признал в ней Великую Охотницу, во всем равную мужчинам. А потом, когда ему подчинился отец и стали повиноваться все кагарачи, она увлеклась им.
Она гордилась им, никого не унизившим, равным со всеми: и с мужчинами, и с женщинами, даже со сгорбленной Киченой. Он был необыкновенен в ее представлении. Недаром он сумел научить людей строить каменные шалаши, работая вместе со всеми, поднимая камни или взрыхляя землю. Он сумел изгнать голод из племени, потом присоединил к кагарачам другие народы, не пуская в ход копья. Но главное, у него были мягкие и светлые вьющиеся волосы, в которые хотелось запустить пальцы, и голубые глаза, отражавшие само небо.
Пришелец не выделял Иму среди других, но она всей силой своего простодушного сердца полюбила бородатого сына Солнца.
С наивной простотой охотника она решила «добыть» пришельца, но если нужно, отстоять его с копьем.
И она пришла вместе с отцом в новый дом сынов Солнца, чтобы помогать им жить. Если они, как робкие олени, не умеют есть мясо, которое она достала бы им в лесу, она соберет им сытных кореньев и сладких стеблей.
Чтобы привлечь к себе внимание бородатого пришельца, Има сменила пятнистую шкуру на новую яркую ткань инков и часто пела.
Она пела не песни людей, а песни леса. Голос ее то урчал разгневанной самкой в логове, то взлетал в переливах, как яркая пташка на солнце. Бородатый сын Солнца очень любил ее пение, и она подумала, что он может так же полюбить и ее.
Но он не прикасался даже к ее руке. Има горько страдала, уязвленная в своей гордости и первой девичьей мечте.
В Городе Солнца выросли огромные каменные шалаши, в море стала плавать лодка с белыми крыльями. Има все страдала и надеялась.
Наконец ей стало ясно, что сын Солнца не принадлежит ей потому, что на пути ее стоит та белокожая, которая разделила с ним первую опасность у потухшего костра.
И тогда с наивностью дикарки, для которой так привычно было убивать, она собрала смертельный сок гаямачи.
Она готовила пищу для сынов Солнца и их помощников. Ей ничего не стоило пропитать им любимую пищу Эры Луа.
Но она не собиралась причинить вред Тиу Хаунаку, которого любили и уважали все кагарачи. О последствиях своего поступка свирепая охотница даже не задумывалась. Просто Эра Луа перестанет существовать, как и любой из тех зверей, которых она поражала копьем. Ведь никто не воспитывал в Име тех черт характера, которые старалась теперь привить маленьким инкам Ива Тихая.
Черты характера! Ревность как черта характера присуща отдельным людям или это характеристика людей вообще? Я вместе со своими друзьями впоследствии много думал об этом. Если бы только одна Мотылек так проявляла себя, это можно было бы счесть за случайность. Но сейчас Има заставила думать о закономерности подобного поведения людей — вот что было страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130