Как было бы просто, если бы ему предстояла
обычная операция! Как просто... Даже если бы пришлось ему сейчас
оперировать мозговую опухоль, от которой страдала когда-то Луиза
Диллет. То, что ему предстояло сделать теперь, было гораздо
сложнее. И опаснее - прежде всего, для него самого...
Когда дверь за Энасси закрылась, Гайдли с полминуты не решался
повернуться лицом к профессору Диллету. Он чувствовал, что его
бьет нервная дрожь - даже зубы стучали - и, спроси его сейчас
профессор о чем-нибудь, не сумел бы ответить. Еще утром, когда он
понял, заставил себя поверить в этот кошмар он с ужасом подумал о
том, что ему еще предстоит все объяснить профессору. Не ужас
происходящего угнетал его - этот ужас был слишком велик и не
вмещался в сознании - а именно вот эта частная задача: все
объяснить профессору Диллету.
Ну почему, почему это всегда происходит именно с такими -
верными, любящими, умными? Почему?!
А Энасси молодец. Пришел, увидел, победил.
Вот только как он теперь справится там, в операционной?
Хорошо, что он не взял меня с собой,- подумал Гайдли, опускаясь
на стул напротив профессора. Ему было стыдно признаваться себе в
этом, но он ощущал облегчение.
-Скажите, ей будет очень больно?- профессор поднял голову,
посмотрел Гайдли прямо в глаза.
-Всякое лечение болезненно. В той или иной мере. Боюсь, что
вам будет гораздо больнее. Поэтому доктор Энасси и оставил меня с
вами.
-Но надежда - есть ли хоть какая-то надежда?
-Мы не брались бы за это, не будь у нас надежды,- Гайдли
смотрел в сторону. Он не умел врать.
-Я понимаю, вы все равно не скажете. Только потом...
В голосе профессора звучала полная безнадежность. Он же
чувствует, он же все чувствует, подумал Гайдли. И все же хочет,
чтобы его обманывали. Все мы такие.
-Мы ведь так хорошо жили,- как бы про себя, чуть слышно заговорил
профессор,- Эти три года... Я, наверное, никогда не был так
счастлив. Как раз после той поездки на Мантейб... Вы говорите,
что все могло начаться именно там. Возможно, возможно... Вам
виднее. Но эти три года - я не променял бы их на тридцать лет из
прежней жизни. А Луиза... Она стала тогда совсем другой. Я не
сразу понял это, не сразу даже и почувствовал - но в ней появилось
что-то новое, что-то такое человечное... И мы так любили друг
друга. Она... Она не оставляла меня ни на один день, она даже в
командировки меня сопровождала. Но нет, это была не ревность. Это
было... это было так, будто она не могла прожить без меня и дня,
и часа...
Именно так, подумал Гайдли, именно так. Не прожить врозь и
дня, и часа. Энтар - какие тут могут быть сомнения? Какие тут
могут быть надежды?
Но как, как он сумел миновать карантин?!
-И потом... Вы, наверное, не знаете - я же был тяжело болен.
Очень тяжело болен тогда. Я даже думал, что скоро умру. Я даже
поездку на разнесчастный этот Мантейб, будь он трижды проклят,
наметил, как свою последнюю поездку. Съездить - и умереть.
Вообразил себе бог знает что.
Не бог знает что. Совсем не бог знает что. Мы проверяли - судя
по всему, у профессора была тогда редкая форма лейкоспонгиоза.
Медленно прогрессирующая, но в любой момент процесс мог выйти
из-под контроля. А потом наступила ремиссия, последние два с
половиной года - никаких признаков болезни. Все-таки дух
человеческий - великий целитель, и энтар, возможно, подарил
профессору Диллету лишних три года жизни и работы. А может быть,
и больше - если профессор переживет то, что случится в ближайшие
часы.
Впервые, наверное, Гайдли подумал об энтаре без отвращения и
ужаса. И сам себе удивился.
-Вам, профессор, грех жаловаться на жизнь,- сказал Гайдли.
Сказал просто так, чтобы не молчать,- Редко кто добивается таких
успехов...
-Успехи... Эти успехи - как наркотик. Ты чего-то добиваешься,
ты живешь, пока стремишься к цели. Но достигаешь желаемого - а
там пустота. Пустота, понимаете? Пустота, которая не может
наполнить жизнь смыслом. Ты обманут, и приходится снова искать
цель, одно только стремление к которой и есть жизнь. И ты живешь
стремлением к этой цели, но в глубине-то души уже знаешь, что за
ней опять пустота. Опять пустота... Да... А в последние три года
жизнь, понимаете, стала совсем не такой, она наполнилась смыслом
сама по себе, без какого-то стремления к какой-то там цели. Жизнь
сама по себе преобрела ценность! Ну да это вряд ли можно
объяснить.
Жизнь приборела ценность сама по себе... Что ж, бывает. Только
все имеет цену, которую рано или поздно придется заплатить.
Пришло ваше время платить, профессор. И вам пока невдомек, что
это будет за цена. Еще хорошо, что ваш энтар оказался столь
устойчивым, не начал распадаться, делиться. Обычно они не
выдерживают так долго. Хотя, откуда нам знать, как долго они
выдерживают? Серьезные исследования велись лишь сто лет назад,
потом энтаров сочли слишком опасными - и не без основания - и
предпочли организовать карантин. И успокоились - больше энтары не
прорывались из зараженных миров. Ни разу - так мы думали, пока
Луиза Диллет не поступила в клинику на прошлой неделе.
Так что же мы можем ждать теперь?
Раздался сигнал вызова, затем голос Энасси:
-Через три минуты я приступаю к операции. Проводите профессора
в демонтрационный зал.
-Что?- профессор в недоумении покрутил головой.
-Пойдемте, профессор,- Гайдли поднялся на ноги. Колени его
слегка дрожали.
-Куда? Зачем? Я не хочу, я не могу этого видеть!
-Это необходимо видеть, профессор. Именно вам - быть может, вы
один сумеете помочь в критической ситуации. Ведь вы же лучше всех
знаете свою жену,- эту фразу Гайдли придумал с час назад и много
раз повторял про себя. Но произнес ее все равно неубедительно и
неуклюже. Но профессор был, наверное, не в состоянии вдумываться
в интонации.
-Хорошо,- сказал он, суетливо поднимаясь,- Хорошо. Если я
смогу хоть в чем-то помочь...
Идти было совсем недалеко - до двери напротив. Зал был пуст.
Вообще во всем здании не осталось сегодня лишних людей - только
те, чья помощь была необходима. У остальных получился
незапланированный выходной. А само здание... Когда профессора и
его жену привезли сюда утром, вокруг установили защитный барьер.
Если что произойдет, эндара сумеют уничтожить. Вместе со всеми
остальными.
Хотя кто дал бы сейчас гарантию, что он не успел уже заразить
многих и многих? Того же профессора, к примеру.
Едва они уселись, как стена впереди исчезла, и появилась
операционная. Яркий свет, льющийся с потолка, аппаратура,
установленная вдоль стен - сегодня толку ото всей этой аппаратуры
было ни на грош. В центре - операционный стол, на нем - фигура,
накрытая простыней. Энасси стоял к ним спиной, у дальней стены,
тщательно мыл руки.
1 2 3 4 5 6 7 8