Это меня-то, которого меньше чем через год прочили
на место заведующего кафедрой средневековой литературы!
Я не помню, как вернулся домой. Все во мне кипело от ярости,
и, несмотря на сильную головную боль, я уже не помышлял об
отдыхе. Тоже мне, прихлебатель несчастный, думал я о ректоре,
вышагивая по комнате. Готов любого затоптать, лишь бы выслужиться
перед этими, из министерства! Ну я ему покажу, думал я, в ярости
размахивая кулаками, ну я ему покажу! И сознание того, что все
это лишь бессильные угрозы, только распаляло мое мстительное
воображение. Если бы только были силы, способные наказать этого
негодяя, думал я, все больше свирипея от мысли о своем бессилии,
если бы только хоть как-то удалось ему отомстить!
И тут взгляд мой упал на стопку листов с машинной распечаткой
расшифрованных текстов. Я не думал тогда, что все это серьезно,
что все это может сработать. Я не понимал, что совершаю что-то
непоправимое. Наверное, я просто бессознательно ощущал
необходимость хотя бы в символическом отмщении, чтобы как-то
успокоиться и прийти в себя. Поэтому я быстро просмотрел текст,
нашел нужный лист и внимательно прочитал его. Все было вполне
доступно - и воск, где-то хранились у меня две свечки из
настоящего пчелиного воска, и черная тушь, и даже гусиное перо,
которым следовало написать имя обидчика, используя специальный
алфавит, и прочая мелочь, присутствие которой казалось тогда
несущественным. Разумом понимая, что все мои действия в лучшем
случае можно было бы характеризовать как нелепое чудачество, я
возможно более точно исполнил все наставления Аггронуса, ни на
йоту не отступая от ритуала, всеми силами стараясь поверить, что
действительно совершаю акт возмездия.
Но, пронзая раскаленной иглой фигурку ректора, неумело
вылепленную мною из разогретого воска, я вдруг почувствовал, что
совершаю преступление.
Будто пелена упала с моих глаз, вся ярость куда-то
улетучилась, и в душе появилось ощущение пустоты и безысходности,
которое есть признак совершения чего-то непоправимого. Холодный
пот выступил у меня на лбу, и я вдруг заметил, что рука моя, все
еще сжимающая иглу - роковое орудие смерти - дрожит.
Но дело было сделано, слова заклятия были произнесены,
возврата назад уже не было. По крайней мере, одного я добился -
ярость моя улетучилась, и, хотя ее и сменила какая-то пугающая
пустота в душе, я сумел-таки убедить себя в том, что ничего
страшного не случилось, принял снотворное и лег спать.
Утром я встал совершенно разбитый и какое-то время даже не
вспоминал о происшедшем накануне. Совершенно автоматически поел,
оделся, запер квартиру и поехал в университет.
И лишь узнав, что накануне вечером ректор погиб в
автомобильной катастрофе, я почувствовал страх.
Я, конечно, не был уверен в том, что именно совершенное мною
действо повлекло столь страшные последствия. Все мое воспитание,
образование, жизненный опыт протестовали против такого
объяснения. Но точное совпадение по времени момента гибели с
моментом, когда я пронзал иглой его стилизованное восковое
изображение - точное, естественно, в тех пределах, в которых я
сумел это установить - опровергало все возражение против моей
причастности к его гибели, все доводы рассудка, которые я пытался
противопоставить ощущениям собственной души. В конце концов я,
сам того не ожидая, дошел до полного признания своей виновности в
гибели ректора, и какое-то время даже всерьез подумывал о явке с
повинной, потому что, да не покажется вам это странным, меня
мучило раскаяние. И только мысль о невозможности убедить
кого-либо из здравомыслящих людей в моей виновности удержала меня
от этого шага. В самом деле, не демонстрировать же снова
чудодейственную, а вернее - убийственную силу способа мести,
описанного Аггронусом, лишь для того, чтобы доказать свою вину.
Но мало-помалу жизнь вернулась в обычную колею. Я получил еще
одно письмо от своего товарища с просьбой выслать для расшифровки
оставшиеся материалы. Его, по всему было видно, очень
заинтересовала эта работа, он даже вполне серьезно предлагал мне
вызвать духа одним из изложенных в манускрипте способов, даже
сообщал, что приобрел кое-какие необходимые для приготовления
колдовского состава ингредиенты. Но я не спешил ему отвечать.
Теперь, после всего случившегося я не мог уже воспринимать
рецепты Аггронуса как забавные курьезы, хотя и не созрел еще до
того, чтобы отнестись к ним с той серьезностью, которой они
заслуживали. Даже несмотря на полную мою теперь уверенность в
зловещей силе "действа противу злейшего врага" я не верил -
просто не мог еще поверить - всему, что писал Аггронус о
таинственном потустороннем мире, силу и опасность которого он и
его предшественники познали в ходе длившихся столетиями опытов и
ценою немалых жертв.
Послав в ответ коротенькую записку о том, что занят подбором
материала, я на некоторое время решил отложить свои занятия
"Путеводной нитью", чтобы хоть немного успокоиться и собраться с
мыслями. Но, когда прошло две недли, и от товарища моего так и не
последовало ответа, я всерьез обеспокоился. Сначала, подумав, что
он обиделся, я наскоро собрал кое-какие тексты, требовавшие
расшифровки, и выслал их заказным письмом. Когда же через
несколько дней письмо вернулось ко мне с отметкой, что адресат по
указанному адресу не проживает, я встревожился не на шутку, взял
на несколько дней отпуск и отправился сам узнавать, в чем дело. Я
уже не сомневался в том, что товарищ мой пропал неспроста, что
тут не обошлось без влияния рукописи Аггронуса.
И я не ошибся. В фирме, где он работал, мне сообщили, что он
неожиданно исчез - позже, по почтовому штемпелю я установил, что
это случилось на следующий день после того, как он отправил мне
свое последнее письмо - и направили меня в полицию. Там я узнал,
что розыски его пока не увенчались успехом, и, поскольку он, как
и я сам, не имел, оказывается, близких родственников, которые
стали бы настаивать на продолжении розыска, дело было недавно
прекращено. Хотя, как заявил мне инспектор, в нем еще стоило бы
покопаться. Убедившись в невозможности узнать от меня что-либо
новое, инспектор не стал особенно распространяться, но и
рассказанного им для меня оказалось вполне достаточно.
Взломав замок в квартире моего товарища, полицейские обнаружили
странную картину: весь потолок в его комнате был покрыт следами
копоти, на полу в середине был нарисован мелом пятиугольник и
валялись осколки стеклянной банки вымазанные, как выразился
инспектор, какой-то вонючей дрянью, а под диваном нашли расшитую
золотом мягкую домашнюю туфлю того фасона, что носили богатые
женщины на древнем Востоке, а также золотую серьгу с большим
сапфиром.
1 2 3 4 5 6 7
на место заведующего кафедрой средневековой литературы!
Я не помню, как вернулся домой. Все во мне кипело от ярости,
и, несмотря на сильную головную боль, я уже не помышлял об
отдыхе. Тоже мне, прихлебатель несчастный, думал я о ректоре,
вышагивая по комнате. Готов любого затоптать, лишь бы выслужиться
перед этими, из министерства! Ну я ему покажу, думал я, в ярости
размахивая кулаками, ну я ему покажу! И сознание того, что все
это лишь бессильные угрозы, только распаляло мое мстительное
воображение. Если бы только были силы, способные наказать этого
негодяя, думал я, все больше свирипея от мысли о своем бессилии,
если бы только хоть как-то удалось ему отомстить!
И тут взгляд мой упал на стопку листов с машинной распечаткой
расшифрованных текстов. Я не думал тогда, что все это серьезно,
что все это может сработать. Я не понимал, что совершаю что-то
непоправимое. Наверное, я просто бессознательно ощущал
необходимость хотя бы в символическом отмщении, чтобы как-то
успокоиться и прийти в себя. Поэтому я быстро просмотрел текст,
нашел нужный лист и внимательно прочитал его. Все было вполне
доступно - и воск, где-то хранились у меня две свечки из
настоящего пчелиного воска, и черная тушь, и даже гусиное перо,
которым следовало написать имя обидчика, используя специальный
алфавит, и прочая мелочь, присутствие которой казалось тогда
несущественным. Разумом понимая, что все мои действия в лучшем
случае можно было бы характеризовать как нелепое чудачество, я
возможно более точно исполнил все наставления Аггронуса, ни на
йоту не отступая от ритуала, всеми силами стараясь поверить, что
действительно совершаю акт возмездия.
Но, пронзая раскаленной иглой фигурку ректора, неумело
вылепленную мною из разогретого воска, я вдруг почувствовал, что
совершаю преступление.
Будто пелена упала с моих глаз, вся ярость куда-то
улетучилась, и в душе появилось ощущение пустоты и безысходности,
которое есть признак совершения чего-то непоправимого. Холодный
пот выступил у меня на лбу, и я вдруг заметил, что рука моя, все
еще сжимающая иглу - роковое орудие смерти - дрожит.
Но дело было сделано, слова заклятия были произнесены,
возврата назад уже не было. По крайней мере, одного я добился -
ярость моя улетучилась, и, хотя ее и сменила какая-то пугающая
пустота в душе, я сумел-таки убедить себя в том, что ничего
страшного не случилось, принял снотворное и лег спать.
Утром я встал совершенно разбитый и какое-то время даже не
вспоминал о происшедшем накануне. Совершенно автоматически поел,
оделся, запер квартиру и поехал в университет.
И лишь узнав, что накануне вечером ректор погиб в
автомобильной катастрофе, я почувствовал страх.
Я, конечно, не был уверен в том, что именно совершенное мною
действо повлекло столь страшные последствия. Все мое воспитание,
образование, жизненный опыт протестовали против такого
объяснения. Но точное совпадение по времени момента гибели с
моментом, когда я пронзал иглой его стилизованное восковое
изображение - точное, естественно, в тех пределах, в которых я
сумел это установить - опровергало все возражение против моей
причастности к его гибели, все доводы рассудка, которые я пытался
противопоставить ощущениям собственной души. В конце концов я,
сам того не ожидая, дошел до полного признания своей виновности в
гибели ректора, и какое-то время даже всерьез подумывал о явке с
повинной, потому что, да не покажется вам это странным, меня
мучило раскаяние. И только мысль о невозможности убедить
кого-либо из здравомыслящих людей в моей виновности удержала меня
от этого шага. В самом деле, не демонстрировать же снова
чудодейственную, а вернее - убийственную силу способа мести,
описанного Аггронусом, лишь для того, чтобы доказать свою вину.
Но мало-помалу жизнь вернулась в обычную колею. Я получил еще
одно письмо от своего товарища с просьбой выслать для расшифровки
оставшиеся материалы. Его, по всему было видно, очень
заинтересовала эта работа, он даже вполне серьезно предлагал мне
вызвать духа одним из изложенных в манускрипте способов, даже
сообщал, что приобрел кое-какие необходимые для приготовления
колдовского состава ингредиенты. Но я не спешил ему отвечать.
Теперь, после всего случившегося я не мог уже воспринимать
рецепты Аггронуса как забавные курьезы, хотя и не созрел еще до
того, чтобы отнестись к ним с той серьезностью, которой они
заслуживали. Даже несмотря на полную мою теперь уверенность в
зловещей силе "действа противу злейшего врага" я не верил -
просто не мог еще поверить - всему, что писал Аггронус о
таинственном потустороннем мире, силу и опасность которого он и
его предшественники познали в ходе длившихся столетиями опытов и
ценою немалых жертв.
Послав в ответ коротенькую записку о том, что занят подбором
материала, я на некоторое время решил отложить свои занятия
"Путеводной нитью", чтобы хоть немного успокоиться и собраться с
мыслями. Но, когда прошло две недли, и от товарища моего так и не
последовало ответа, я всерьез обеспокоился. Сначала, подумав, что
он обиделся, я наскоро собрал кое-какие тексты, требовавшие
расшифровки, и выслал их заказным письмом. Когда же через
несколько дней письмо вернулось ко мне с отметкой, что адресат по
указанному адресу не проживает, я встревожился не на шутку, взял
на несколько дней отпуск и отправился сам узнавать, в чем дело. Я
уже не сомневался в том, что товарищ мой пропал неспроста, что
тут не обошлось без влияния рукописи Аггронуса.
И я не ошибся. В фирме, где он работал, мне сообщили, что он
неожиданно исчез - позже, по почтовому штемпелю я установил, что
это случилось на следующий день после того, как он отправил мне
свое последнее письмо - и направили меня в полицию. Там я узнал,
что розыски его пока не увенчались успехом, и, поскольку он, как
и я сам, не имел, оказывается, близких родственников, которые
стали бы настаивать на продолжении розыска, дело было недавно
прекращено. Хотя, как заявил мне инспектор, в нем еще стоило бы
покопаться. Убедившись в невозможности узнать от меня что-либо
новое, инспектор не стал особенно распространяться, но и
рассказанного им для меня оказалось вполне достаточно.
Взломав замок в квартире моего товарища, полицейские обнаружили
странную картину: весь потолок в его комнате был покрыт следами
копоти, на полу в середине был нарисован мелом пятиугольник и
валялись осколки стеклянной банки вымазанные, как выразился
инспектор, какой-то вонючей дрянью, а под диваном нашли расшитую
золотом мягкую домашнюю туфлю того фасона, что носили богатые
женщины на древнем Востоке, а также золотую серьгу с большим
сапфиром.
1 2 3 4 5 6 7