Потому что
каждый из нас примеряет к себе поступки и желания других людей, их
жизненные идеалы и их стремления. И любому из жителей прежнего, мирного и
спокойного Сэлха принятие такой директивы показалось бы диким и
невозможным. Они не поверили бы, и спокойно жили бы, как раньше, не
особенно тревожась о своем будущем. И дождались бы высадки Особых Отрядов.
Правда, еще два месяца назад они бы, скорее всего, так и не узнали бы
ничего до тех самых пор, пока Особые Отряды не согнали бы всех их на остров
или куда-нибудь еще и не начали бы быстро и весьма эффективно производить
так называемую "проверку", после которой не остается никого, кто бы мог
рассказать, в чем она заключается. Даже я сам ничего не узнал бы тогда и
тоже, наверное, несмотря на свой статус, подвергся бы "проверке". Там, где
работают Особые Отряды не должно оставаться свидетелей.
Но я-то знал бы, что происходит, я-то сразу бы понял, что все это реально и
вполне возможно, даже более того - неизбежно. Это здесь, в маленьком
обществе, на малонаселенной планете, где каждый человек неизбежно
воспринимается как личность, здесь такое трудно себе вообразить. У нас в
Метрополии все обстоит иначе. У нас все люди, что тебя окружают, все
человечество - это не отдельные личности, это не кто-то, кого ты знаешь, с
кем ты можешь поговорить, обменяться мнениями, кого ты можешь любить или не
любить. Это - среда обитания, в которой мы привыкли существовать.
Равнодушная, а зачастую и просто враждебная среда. И мы к ней равнодушны
или враждебны. Это среда, а не отдельные люди, и к ней неприменимы те же
чувства, что и к отдельным людям, неприменимы те же мерки. Каждый из нас,
жителей Метрополии, может быть умным и честным гуманистом или же циником и
мизантропом. Он может быть добрым другом или завистником и подлецом. Он
может быть хорошим или плохим, глупым или мудрым - любым. Но каким бы он ни
был, это не изменит его отношения к среде обитания, потому что человечество
как таковое не состоит для него из людей, отдельных людей, которые имеют
все те же недостатки, что и прочие люди. Человечество слишком велико, людей
слишком много, чтобы всех их можно было так воспринимать. Эволюция нашей
психики не успела за развитием нашей цивилизации, и потому все человечество
для нас безлико, оно - некое отвлеченное понятие, которое можно изучать и
исследовать, но которое нельзя воспринять. Вполне допустимо исследовать
среду обитания. Вполне допустимо преобразовывать ее. И те, кто отдает
директивы Особым Отрядам, и даже те, кто служит в Особых Отрядах - вовсе не
выродки какие-то, а самые обычные люди, занимающиеся самой обычной работой.
И если бы можно было просто суммировать все то горе и несчастье, что
приносят люди друг другу своими действиями, то Особые Отряды и их
руководство были бы далеко не на первых местах в списке злодеев. Их
обогнала бы масса философов и писателей, исследователей и поэтов, которые
тоже, хотя и косвенно, преобразуют среду обитания.
Директиву об очистке Сэлха получил не я. На планете действительно оказался
резидент, и он имел доступ в Станцию. Я не знаю, кто это был - взрыв застал
его вне Станции - но я знаю, что он успел связаться с Метрополией и успел
получить директиву. Возможно, в момент штурма он оказался в поселке и погиб
вместе с остальными. Возможно, он ушел из поселка раньше и остался жив.
Возможно, вот сейчас, только что он стоял рядом со мной, говорил на нашем
совете, или же он лежит в палатке с ранеными и не может уснуть от боли.
Все теперь возможно, и никому на планете нельзя безоговорочно верить.
Потому что директива об очистке Сэлха - это серьезная вещь. Служба Контроля
работает эффективно, и у Метрополии хватит сил на то, чтобы выполнить эту
директитву, даже если придется ослабить другие участки. Сэлх - слишком
малозначительный мир для повстанцев, чтобы был смысл бороться за него. Нас
никто не станет защищать. Нас просто уничтожат и через некоторое время
вновь откроют планету для колонизации.
"Нас" - потому что я тоже теперь обречен. Даже больше, чем остальные.
Потому что я предал Метрополию.
Тот день, двенадцатого эланга, был поворотным днем в истории Сэлха.
Возможно, когда-нибудь, если жители планеты сумеют уцелеть, его можно будет
принять за начало отсчета новой эры.
Тот день оказался поворотным и в моей судьбе.
Я шел к Станции очень долго, не меньше часа. После первых же шагов дала о
себе знать боль в колене, а потом заломило все тело. Защитная форма вещь,
конечно, хорошая, но это не скафандр третьей категории. И будь я метров на
триста ближе к эпицентру, мне переломало бы взрывной волной все ребра. Будь
я ближе еще на сотню метров, и меня не спасло бы уже ничего.
Несколько раз на пути я падал, вставал и снова падал. Лежал несколько
минут, потом снова вставал и шел дальше. Потом зарядил дождь, и ветер
усилился, и все вокруг было застлано дымом, и некоторое время я даже думал,
что потерял направление, но все же крался вперед и вперед, ориентируясь
скорее не по виду местности - ничего вокруг узнать было невозможно - а по
интуиции. И вышел на тропу, что вела наверх, к Станции. На то, что когда-то
было тропой.
Я вполз на четвереньках и так и лег около двери. Но автоматы знали, что
надо делать, и через четверть часа дезактивация была завершена и открылась
дверь во внутренние помещения. Я не заметил ничего необычного. Я вообще
ничего не заметил - мне было не до того. Я кое-как, через силу стянул с
себя защитную форму, доплелся до своей койки и свалился на нее. Мне стоило
больших усилий тут же не провалиться в небытие, потому что это могло
означать смерть. Наощупь я открыл стенную панель у изголовья, нащупал в
аптечке дезактивант и налепил его на левое плечо. И только после этого
потерял сознание.
Двое суток я был очень болен. Но на третьи сутки сумел встать и шатаясь
вышел к главному пульту. Только там я заметил, что на Станции кто-то
побывал. Он не оставил никаких следов - ни личных вещей, ни записей в
журнале. Он просто вышел на связь с Метрополией и открытым текстом сообщил
о конфликте. Через сутки он получил директиву об очистке Сэлха и ушел со
Станции.
Он мог быть любым из нас.
Я смог покинуть Станцию через четыре дня - уходить раньше было неразумно.
Три дня пробирался лесами к ферме Диайка, гдке размещался штаб Румбо перед
штурмом поселка. И не нашел там никого. Лагерь, в котором жили и обучались
те, кто готовился к штурму, оказался пустым. Я не нашел там ничего - ни
провизии, ни оружия. Правда, на острове трудно умереть от голода, но мне
необходимо было добраться до Континента, поскольку только там я мог
рассчитывать на спасение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
каждый из нас примеряет к себе поступки и желания других людей, их
жизненные идеалы и их стремления. И любому из жителей прежнего, мирного и
спокойного Сэлха принятие такой директивы показалось бы диким и
невозможным. Они не поверили бы, и спокойно жили бы, как раньше, не
особенно тревожась о своем будущем. И дождались бы высадки Особых Отрядов.
Правда, еще два месяца назад они бы, скорее всего, так и не узнали бы
ничего до тех самых пор, пока Особые Отряды не согнали бы всех их на остров
или куда-нибудь еще и не начали бы быстро и весьма эффективно производить
так называемую "проверку", после которой не остается никого, кто бы мог
рассказать, в чем она заключается. Даже я сам ничего не узнал бы тогда и
тоже, наверное, несмотря на свой статус, подвергся бы "проверке". Там, где
работают Особые Отряды не должно оставаться свидетелей.
Но я-то знал бы, что происходит, я-то сразу бы понял, что все это реально и
вполне возможно, даже более того - неизбежно. Это здесь, в маленьком
обществе, на малонаселенной планете, где каждый человек неизбежно
воспринимается как личность, здесь такое трудно себе вообразить. У нас в
Метрополии все обстоит иначе. У нас все люди, что тебя окружают, все
человечество - это не отдельные личности, это не кто-то, кого ты знаешь, с
кем ты можешь поговорить, обменяться мнениями, кого ты можешь любить или не
любить. Это - среда обитания, в которой мы привыкли существовать.
Равнодушная, а зачастую и просто враждебная среда. И мы к ней равнодушны
или враждебны. Это среда, а не отдельные люди, и к ней неприменимы те же
чувства, что и к отдельным людям, неприменимы те же мерки. Каждый из нас,
жителей Метрополии, может быть умным и честным гуманистом или же циником и
мизантропом. Он может быть добрым другом или завистником и подлецом. Он
может быть хорошим или плохим, глупым или мудрым - любым. Но каким бы он ни
был, это не изменит его отношения к среде обитания, потому что человечество
как таковое не состоит для него из людей, отдельных людей, которые имеют
все те же недостатки, что и прочие люди. Человечество слишком велико, людей
слишком много, чтобы всех их можно было так воспринимать. Эволюция нашей
психики не успела за развитием нашей цивилизации, и потому все человечество
для нас безлико, оно - некое отвлеченное понятие, которое можно изучать и
исследовать, но которое нельзя воспринять. Вполне допустимо исследовать
среду обитания. Вполне допустимо преобразовывать ее. И те, кто отдает
директивы Особым Отрядам, и даже те, кто служит в Особых Отрядах - вовсе не
выродки какие-то, а самые обычные люди, занимающиеся самой обычной работой.
И если бы можно было просто суммировать все то горе и несчастье, что
приносят люди друг другу своими действиями, то Особые Отряды и их
руководство были бы далеко не на первых местах в списке злодеев. Их
обогнала бы масса философов и писателей, исследователей и поэтов, которые
тоже, хотя и косвенно, преобразуют среду обитания.
Директиву об очистке Сэлха получил не я. На планете действительно оказался
резидент, и он имел доступ в Станцию. Я не знаю, кто это был - взрыв застал
его вне Станции - но я знаю, что он успел связаться с Метрополией и успел
получить директиву. Возможно, в момент штурма он оказался в поселке и погиб
вместе с остальными. Возможно, он ушел из поселка раньше и остался жив.
Возможно, вот сейчас, только что он стоял рядом со мной, говорил на нашем
совете, или же он лежит в палатке с ранеными и не может уснуть от боли.
Все теперь возможно, и никому на планете нельзя безоговорочно верить.
Потому что директива об очистке Сэлха - это серьезная вещь. Служба Контроля
работает эффективно, и у Метрополии хватит сил на то, чтобы выполнить эту
директитву, даже если придется ослабить другие участки. Сэлх - слишком
малозначительный мир для повстанцев, чтобы был смысл бороться за него. Нас
никто не станет защищать. Нас просто уничтожат и через некоторое время
вновь откроют планету для колонизации.
"Нас" - потому что я тоже теперь обречен. Даже больше, чем остальные.
Потому что я предал Метрополию.
Тот день, двенадцатого эланга, был поворотным днем в истории Сэлха.
Возможно, когда-нибудь, если жители планеты сумеют уцелеть, его можно будет
принять за начало отсчета новой эры.
Тот день оказался поворотным и в моей судьбе.
Я шел к Станции очень долго, не меньше часа. После первых же шагов дала о
себе знать боль в колене, а потом заломило все тело. Защитная форма вещь,
конечно, хорошая, но это не скафандр третьей категории. И будь я метров на
триста ближе к эпицентру, мне переломало бы взрывной волной все ребра. Будь
я ближе еще на сотню метров, и меня не спасло бы уже ничего.
Несколько раз на пути я падал, вставал и снова падал. Лежал несколько
минут, потом снова вставал и шел дальше. Потом зарядил дождь, и ветер
усилился, и все вокруг было застлано дымом, и некоторое время я даже думал,
что потерял направление, но все же крался вперед и вперед, ориентируясь
скорее не по виду местности - ничего вокруг узнать было невозможно - а по
интуиции. И вышел на тропу, что вела наверх, к Станции. На то, что когда-то
было тропой.
Я вполз на четвереньках и так и лег около двери. Но автоматы знали, что
надо делать, и через четверть часа дезактивация была завершена и открылась
дверь во внутренние помещения. Я не заметил ничего необычного. Я вообще
ничего не заметил - мне было не до того. Я кое-как, через силу стянул с
себя защитную форму, доплелся до своей койки и свалился на нее. Мне стоило
больших усилий тут же не провалиться в небытие, потому что это могло
означать смерть. Наощупь я открыл стенную панель у изголовья, нащупал в
аптечке дезактивант и налепил его на левое плечо. И только после этого
потерял сознание.
Двое суток я был очень болен. Но на третьи сутки сумел встать и шатаясь
вышел к главному пульту. Только там я заметил, что на Станции кто-то
побывал. Он не оставил никаких следов - ни личных вещей, ни записей в
журнале. Он просто вышел на связь с Метрополией и открытым текстом сообщил
о конфликте. Через сутки он получил директиву об очистке Сэлха и ушел со
Станции.
Он мог быть любым из нас.
Я смог покинуть Станцию через четыре дня - уходить раньше было неразумно.
Три дня пробирался лесами к ферме Диайка, гдке размещался штаб Румбо перед
штурмом поселка. И не нашел там никого. Лагерь, в котором жили и обучались
те, кто готовился к штурму, оказался пустым. Я не нашел там ничего - ни
провизии, ни оружия. Правда, на острове трудно умереть от голода, но мне
необходимо было добраться до Континента, поскольку только там я мог
рассчитывать на спасение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48