Сейчас
и вспоминать странно - телевизор цветной, ванная, электричество,
холодильник... Э-эх! И все вроде бы шло по заведенному порядку. О
каррах этих распроклятых тогда никто и слыхом не слыхивал, а если
и приходило кому в голову, что неладное что-то вокруг творится,
то он старался об этом зря да с кем попало не разговаривать. Так,
дома на кухне, или в курилке, когда все свои кругом. Потому как,
сказать по чести, непорядка тогда кругом было изрядно, и на этом
фоне то злодейство, что нам карры приготовили, как-то не
выделялось. Ну а когда люди стали тысячами в гвельбов
превращаться, так уже и предпринять что-либо поздно было. В
одночасье, почитай, весь мир рухнул. Немногие тогда сумели
понять, в чем же дело, и из этих немногих лишь малая часть смогла
уцелеть.
Ну кому в голову могло прийти, что агинки - самые настоящие
живые существа, способные размножаться? Что карры создали их
специально для того, чтобы перевести род людской? Это сейчас нам
все понятно - и то не все, наверняка, главное-то и сейчас никто
понять не способен - а тогда вообще только сумасшедший взялся бы
всерьез отстаивать такие воззрения. Если бы, скажем, за полгода
до того, как все рухнуло, пришел ко мне человек и сказал, что
агинки уничтожают настоящие книги, а человек, который их читает,
рискует стать гвельбом, я бы, скорее всего, послал его к
психиатру. Ну не укладывалось это в систему наших представлений о
мире, и все. Уж, казалось бы, я, работая в книжном магазине,
ежедневно сталкиваясь с тем, что приходится продавать, знал, что
происходит массовое оболванивание людей - но мне и в голову не
приходило, что это может служить в качестве оружия нападения на
человечество.
А ведь было над чем задуматься. Примерно за полгода до
трагедии к нам в магазин стали иногда поступать престранные книги
- мы тогда восприняли их как вопиющий типографский брак.
Помнится, обратно все отправляли, а те, бывало, нам снова все в
магазин присылали, отказывались принимать. Вроде бы, отлично
изданные томики, на великолепной бумаге - а внутри сплошная
абракадабра. Помню, когда несколько пачек такой "литературы"
впервые поступило, чуть животы со смеху не надорвали. У нас все
новые поступления старина Михеев распаковывал. И вот выходит он
как-то раз со склада и трясется весь от смеха. Ну давится
буквально. А в руке книжку держит. Мы, конечно, к нему - чего,
дескать, смеешься? А он даже и объяснить не может, красный весь,
из глаз слезы в два ручья текут. Присел в уголок, за полками, а
нам, значит, книжку-то эту и сует. Мы ее раскрыли - ну тут и
пошла потеха. Что ни слово, то такая абракадабра - и в то же
время что-то ведь осмысленное во всем этом было. Такие, скажу я
вам, фразы да словечки попадались - за них бы юмористы всякие
душу продать могли. Юмористы - это те, кто других смешить
старался. Были в то время, ребятки, даже такие вот у людей
занятия, хотя по большей части не до смеха нам было.
Покупатели в тот день, помнится, на нас вот такими глазами
смотрели - понять никак не могли, чему мы радуемся. Ну не
объяснять же каждому, правда? А мы то и дело снова хохотать
начинали вроде бы без причины. После работы некоторые даже
захотели себе по книжке такой купить, но оказалось, что
директорша наша уже все три пачки назад на типографию отослала.
Михеев их и повез, его это было дело. Полдня, значит, он все
книжку листал да со смеху покатывался, ну а после обеда повез их
все назад в типографию. А наутро на работу не явился - заболел.
Да как заболел-то - его "скорая" прямо в психушку увезла.
Побывали мы там у него - тяжкое зрелище. Ну да вам-то нечего
объяснять, вы этих гвельбов достаточно навидались. А нам тогда
впервые гвельба увидеть пришлось, и не понимал никто, даже
врачи, что с ним стряслось такое. Вчера еще был нормальным
здоровым человеком - и на тебе, во что превратился. Тогда,
конечно, никто не понимал, что со всеми, кто агинки читает, такое
непременно случится. И мы все - ведь так близко от гибели были.
Спасибо директорше, что отослала агинки назад.
Но в остальном жизнь по-прежнему шла. Правда, говорили, что
какая-то странная эпидемия началась. То родственница у кого-то в
психушку угодит, то на работе у знакомого кто-то... Но в газетах
ни о чем таком не писали - тогда наши газеты стремились вселять
во всех нас бодрость и оптимизм. Даже о том, что по всему миру
такие странные вещи происходят, никто почти не знал. Оно и
понятно - откуда? Радио оттуда глушили, как водится, а ездили за
границу немногие. Конечно, если бы у нас такой напасти ну совсем
не было, тогда бы уж, как водится, мы позлорадствовали над
безмозглыми, что за бугром живут. Ну а раз у самих не все в
порядке, значит только и могли, что молчать.
Потом, наконец, даже до правительства нашего дошло, что
молчать дальше нельзя. Стали путаные и непонятные рекомендации
появляться. Вызывайте, мол, врача, выполняйте все предписания.
Как будто гвельбу хоть один врач помочь может. И никто, конечно,
не связывал болезнь эту странную с книгами.
Эх, книги... Вот ведь времечко было. Можно было безо всякой
боязни подойти к книжной полке, снять любимый томик, раскрыть...
"Война и мир", Пушкин... Детективы там всякие, фантастика... Я с
детства страсть как читать любил. Потому, наверное, и пошел в
торговлю книжную работать. А где же еще книги-то интересные было
добыть, как не в магазине? Ну да вам сейчас этого не объяснишь. А
какую я библиотеку собрал... Это теперь, когда книг-то настоящих,
наверное, и не осталось вовсе, когда все они превратились в
агинки, которые в руки-то взять без чувства гадливости нельзя,
странно вспоминать о том, с каким почтением мы к книгам
относились. Тогда все это естественно было.
Ну да, правильно, Павлик, отвлекся я снова. Я же и правда про
ту агинку хотел рассказать, от которой со мной такая
неприятность-то приключилась. Помню я ее, проклятую, прекрасно
помню. Перед самой катастрофой это случилось. Такое тогда стало
происходить, что никто понять не мог, в чем же дело. Ну просто с
ума люди сходили - вдруг, почти одновременно, ну в течение
двух-трех недель у всех почти поисчезали самые лучшие, самые
любимые книги. А вместо них на полках стояло невесть что. Агинки,
конечно, стояли, но мы этого еще не понимали. Все ведь как
происходило? Приносил, скажем, человек к себе домой агинку - они
быстро эволюционировали, и таких агинок, что Михеева погубила, я
лично больше не встречал. Внешне они вполне прилично теперь
выглядели, книги как книги - мало ли макулатуры тогда печатали.
Взять хотя бы эту, тьфу, "Рабочую гордость" Хухрякова - да таких
книг тогда было до черта! И вот приносил человек домой агинку и
ставил ее на полку.
1 2 3 4