А стоит вместо него
книженция какого-то Блеховецкого, а рядом с ней - уже знакомая
мне "Рабочая гордость". Теперь бы я сразу сообразил, что
случилось, а тогда ничего, конечно, не понял. Спрашиваю его: а
это, мол, что такое? Это, отвечает, племянник мне вчера подарил.
Юбилей, говорит, у меня вчера был. Вы меня, говорит, извините, но
я совсем не в себе. Мне, говорит, жена его только что звонила, с
ним эта самая страшная болезнь приключилась. Совершенно, говорит,
внезапно. Такой, говорит, здоровяк был. Вы, мол, меня извините,
но не могу вам сегодня уделить внимания. Зайдите, говорит, в
другой раз. Не знаю уж, за кого он меня принял - не в себе человек
был.
Сейчас-то я сразу же сообразил бы, что с тем парнем случилось.
На моих же глазах он в метро агинку ту читал. А мы тогда просто
чудом уцелели. И все потому, что я как приехал домой, так и слег с
простудой страшной. Как раз Настасья Тимофевна с отцом вашим
вернулась, уложила меня в постель, доктора вызвала - и пошла
кутерьма. И так я, ребятки, заболел удачно, что как раз самое-то
страшное время и сумели мы пережить, когда большинство населения в
несколько дней буквально в гвельбов превратилось. Что было потом
- вспоминать страшно. Но тогда мы уж сумели разобраться, в чем
причина, тогда те, кто уцелел, к агинкам и подойти боялись, не то
что читать их. Ведь вредность от агинки - она накапливается.
Сегодня здесь строчку прочитаешь, завтра там полстраницы,
послезавтра еще где-то на картинки посмотришь. А потом вдруг раз
- и ты уже не человек, а гвельб. Так вот с большинством людей и
случилось. А потом и сами карры появились...
Ну да про карров вы побольше моего, наверное, знаете. Где их
теперь не встретишь? Хорошо еще, что нет у них, видно, других
способов извести род человеческий, кроме как через агинки, потому
и можно их пока не бояться. Хотя кто разберет, что они завтра
придумают? Хитрость-то у них воистину дьявольская, а от соблазна,
если читать умеешь, ох как трудно удержаться. Вот и отец ваш...
Да что говорить - уж как мы с бабкой бьемся, чтобы вас до этой
заразы не допускать, и то с трудом удается. А его удержать уж и
вовсе было невозможно. И что с того, что он где-то еще живой
бродит, что подкармливают карры гвельбов уцелевших? Как человек
он уже давно умер.
Ну-ка, Павлик, посмотри, сгорела там эта "Рабочая гордость"?
Как это - в сторону отвалилась? Надо же было следить как следует.
Ну ладно, тем лучше. Мы сейчас ее приговорим по такому случаю.
Ну-ка принеси мне трубку латунную из сарая. Да-да, ту самую. И
проволоку. Вот, молодец. А теперь держи вот так, а ты, Петя,
прикручивай. Вот, здорово получилось, теперь и поджигать можно.
Не сердись, Настасья Тимофевна, так надо. Видишь, загорелась,
проклятая! Пошли во двор. Вот, глядите, как пылает. И пусть все
карры подохнут от злобы! Пока мы с вами, ребятки, можем зажечь
такой вот факел разума, им нас не одолеть.
Ну ладно, теперь и в дом можно идти, ужинать бабушка зовет.
Поедим, а потом попросим ее рассказать "У Лукоморья" и еще
чего-нибудь из Пушкина. А я вам расскажу про Золотого теленка. Мы
еще живы, ребятки, мы еще кое-что помним. Мы еще поборемся.


1 2 3 4