, известный борец за свободу, который в последние два года втянулся в политику. Сунанда имела степень доктора философии в Мадрасском университете и сейчас занималась юриспруденцией. В будущем она выступала в качестве секретаря К. во время его пребывания в Индии, разъезжая вместе с ним, стенографируя дискуссии, которые он проводил с группой. Впоследствии она с мужем поселилась в Висанта Вихар. Еще двумя членами группы были доктор В. Баласундарам, молодой преподаватель в Институте Науки в Бангалоре, который станет директором школы в Долине Риши, и Р. Мадавачари, секретарь Инкорпорации трудов Кришнамурти в Индии, который проживал в Висанта Вихар. Мадавачари обладал юридическим даром Раджагопала, организуя беседы и поездки К. по Индии, редактируя индийские беседы и доводя их до печати.
К. прибыл в Бомбей через два месяца после Разделения, на севере индусы и мусульмане убивали друг друга. Тем не менее, он побывал в Карачи и Дели, уехав оттуда накануне убийства Ганди 30 января 1948 года (Писали, что когда «свет померк с убийством Ганди, именно к Кришнамурти пришел втайне Джавахарлал Неру со своей острой болью». К. подтверждал, что в какой-то степени это соответствовало правде, он любил Неру.)
На севере К. выступал несколько раз, затем дал 12 публичных бесед в Бомбее в период с 1 января по 28 марта 1948 года, которые посетило свыше трех тысяч человек, за которыми последовали частные дискуссии в Висанта Вихар в Мадрасе на протяжении большей части апреля (он говорил леди Эмили, что никогда прежде не работал так напряженно). В каждой беседе он пытался подойти к различным проблемам существования по-новому, но, поскольку аудитория менялась, повторения были неизбежны. В сущности не было различия между его беседами в Индии и других местах. Все новое, рожденное в спокойные военные годы в Охай, вылилось в его трудах, в особенности в «Первой и последней свободе» и «Комментариях к жизни» Вместе с тем, индийская публика была более почтительна, относясь к нему как к божественному гуру.
В мае К. поехал в Отакамунд, холмистое место в сторону от Мадраса, чтобы полностью отдохнуть. С несколькими друзьями он остановился в доме, известном как Седжемор; по его просьбе к ним присоединились Пупул Джаякар и Нандини Мехта, остановившиеся в близлежащем отеле. Миссис Джаякар зафиксировала ряд случаев в Седжеморе, свидетельствующих о возобновлении «процесса», как это было в Охай, Эрвальде и Пержине. Для обоих сестер это было пугающим испытанием, они в то время еще не знали его так хорошо, вероятно не ведая о том, что случалось раньше.
К. находился на прогулке с сестрами, когда неожиданно сказался больным, настаивая на возвращении в дом. Он попросил их остаться с ним, не пугаться того, что бы ни произошло, и не звать врача. Он пожаловался на головную боль. Через некоторое время он им сказал, что «уходит». «Лицо его было усталым, перекошенным от боли». Он спросил кто они и знают ли Нитью. Затем он говорил с Нитьей, сказал им, что тот умер, что он любил его и плакал о нем .
Он спросил их, нервничают ли они, но совсем не ждал ответа. Он прекратил звать Кришну вернуться. «Он просил меня не звать его».
Затем он заговорил о смерти. Он сказал о том, что она так близка — «на волосок от нас» — как легко ему умереть, но он не желает, поскольку должен делать дело. В конце он сказал: «Он возвращается. Разве вы не видите их всех вместе с ним — чистых, нетронутых, незапятнанных, — теперь, когда они здесь, он вернется. Я так устал, а он, словно птица — всегда свеж». Затем он снова неожиданно становился Кришной.
Приведенная запись не датирована. Нижеследующая датирована 30 мая 1948 года:
«Кришна собирался отправиться на прогулку, когда вдруг, как он сказал, почувствовал себя слишком слабым и немного не в себе. Он сказал „Что за боль“, схватился за затылок и лег. Несколько минут К., которого мы знали, отсутствовал. В течение двух часов мы наблюдали, какую сильную боль он испытывал. Он страдал так, как мало кто до него. Он сказал, что больно позади шеи. Его беспокоил зуб, вздулся живот, отвердев, и он стонал и прижимал его. Временами кричал. Несколько раз терял сознание. Когда он в первый раз пришел в себя, то попросил: „Закройте мне рот, когда я буду без сознания“. Он причитал: „Амма, о-о-о, Боже, дай мне покой. Я знаю, что им надо. Призови его обратно; я знаю, когда наступает предел боли, тогда они возвращают его. Они знают, сколько тело может вынести. Если я стану лунатиком, присматривайте за мной, но вряд ли я стану лунатиком. Они осторожны с этим телом — я чувствую себя таким старым — только часть меня функционирует. Я подобен индийской резиновой игрушке, с которой играет ребенок. Ребенок дает ей жизнь“. Лицо было изнуренным, истерзанным болью. Он сжимал кулаки, слезы текли из глаз. „Я чувствую себя как взбирающийся на гору паровоз“. Через два часа он снова потерял сознание. Когда он пришел в себя, то сказал: „Боль ушла. Глубоко внутри мне известно, что произошло. Я заполнен горючим. Бак полон“.
Затем он начал говорить, описывая то, что видел во время путешествий; он говорил о любви: «Знаете, что такое любовь? Нельзя держать облако в позолоченной клетке. Та боль делает мое тело подобным стали и — о! — таким подвижным, таким гибким, без мысли. Подобно шлифовке, изучению». Пупул Джаякар спросила, мог ли он прекратить испытывать боль, он ответил: «У вас был ребенок. Можно ли остановить его появление?» Теперь он сидел прямо, скрестив ноги. С лица сошла боль, миссис Джаякар отмечала: «Время остановилось. Глаза закрыты. Губы движутся. Казалось он растет. Чувствовалось, как что-то восхитительное вливается в него. В воздухе была ощутима пульсация, заполнившая помещение. Потом он открыл глаза и спросил: „Что-то произошло. Вы видели что-нибудь?“ Мы сказали о том, что почувствовали. Он ответил: „Завтра мое лицо изменится“. Он прилег, а рука упала, словно от перенаполнения. Он сказал: „Я стану, словно дождевая капля — незапятнанным“. Через несколько минут он сообщил, что с ним все в порядке, и мы можем пойти домой».
Дважды подобное имело место в июне. 17 июня К. один пошел на прогулку, попросив Пупул и Нандини подождать в его комнате. Вернулся он другим человеком, К. ушел. Он стал говорить, что ему больно внутри; о том, что он горит, как боль разрывает голову. Он сказал: «Знаете, до утра вы его не увидите. Он еще не вернулся». Он продолжал проверять чувствительность тела, чтобы убедиться, все ли оно с ним. Он сказал: «Я должен вернуться и выяснить, что произошло во время прогулки. Ведь что-то случилось, они побежали обратно, я же не знаю, вернулся ли обратно я. Может, частицы меня остались лежать на дороге».
На следующий вечер Пупул и Нандини снова ждали, когда он вернется с прогулки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
К. прибыл в Бомбей через два месяца после Разделения, на севере индусы и мусульмане убивали друг друга. Тем не менее, он побывал в Карачи и Дели, уехав оттуда накануне убийства Ганди 30 января 1948 года (Писали, что когда «свет померк с убийством Ганди, именно к Кришнамурти пришел втайне Джавахарлал Неру со своей острой болью». К. подтверждал, что в какой-то степени это соответствовало правде, он любил Неру.)
На севере К. выступал несколько раз, затем дал 12 публичных бесед в Бомбее в период с 1 января по 28 марта 1948 года, которые посетило свыше трех тысяч человек, за которыми последовали частные дискуссии в Висанта Вихар в Мадрасе на протяжении большей части апреля (он говорил леди Эмили, что никогда прежде не работал так напряженно). В каждой беседе он пытался подойти к различным проблемам существования по-новому, но, поскольку аудитория менялась, повторения были неизбежны. В сущности не было различия между его беседами в Индии и других местах. Все новое, рожденное в спокойные военные годы в Охай, вылилось в его трудах, в особенности в «Первой и последней свободе» и «Комментариях к жизни» Вместе с тем, индийская публика была более почтительна, относясь к нему как к божественному гуру.
В мае К. поехал в Отакамунд, холмистое место в сторону от Мадраса, чтобы полностью отдохнуть. С несколькими друзьями он остановился в доме, известном как Седжемор; по его просьбе к ним присоединились Пупул Джаякар и Нандини Мехта, остановившиеся в близлежащем отеле. Миссис Джаякар зафиксировала ряд случаев в Седжеморе, свидетельствующих о возобновлении «процесса», как это было в Охай, Эрвальде и Пержине. Для обоих сестер это было пугающим испытанием, они в то время еще не знали его так хорошо, вероятно не ведая о том, что случалось раньше.
К. находился на прогулке с сестрами, когда неожиданно сказался больным, настаивая на возвращении в дом. Он попросил их остаться с ним, не пугаться того, что бы ни произошло, и не звать врача. Он пожаловался на головную боль. Через некоторое время он им сказал, что «уходит». «Лицо его было усталым, перекошенным от боли». Он спросил кто они и знают ли Нитью. Затем он говорил с Нитьей, сказал им, что тот умер, что он любил его и плакал о нем .
Он спросил их, нервничают ли они, но совсем не ждал ответа. Он прекратил звать Кришну вернуться. «Он просил меня не звать его».
Затем он заговорил о смерти. Он сказал о том, что она так близка — «на волосок от нас» — как легко ему умереть, но он не желает, поскольку должен делать дело. В конце он сказал: «Он возвращается. Разве вы не видите их всех вместе с ним — чистых, нетронутых, незапятнанных, — теперь, когда они здесь, он вернется. Я так устал, а он, словно птица — всегда свеж». Затем он снова неожиданно становился Кришной.
Приведенная запись не датирована. Нижеследующая датирована 30 мая 1948 года:
«Кришна собирался отправиться на прогулку, когда вдруг, как он сказал, почувствовал себя слишком слабым и немного не в себе. Он сказал „Что за боль“, схватился за затылок и лег. Несколько минут К., которого мы знали, отсутствовал. В течение двух часов мы наблюдали, какую сильную боль он испытывал. Он страдал так, как мало кто до него. Он сказал, что больно позади шеи. Его беспокоил зуб, вздулся живот, отвердев, и он стонал и прижимал его. Временами кричал. Несколько раз терял сознание. Когда он в первый раз пришел в себя, то попросил: „Закройте мне рот, когда я буду без сознания“. Он причитал: „Амма, о-о-о, Боже, дай мне покой. Я знаю, что им надо. Призови его обратно; я знаю, когда наступает предел боли, тогда они возвращают его. Они знают, сколько тело может вынести. Если я стану лунатиком, присматривайте за мной, но вряд ли я стану лунатиком. Они осторожны с этим телом — я чувствую себя таким старым — только часть меня функционирует. Я подобен индийской резиновой игрушке, с которой играет ребенок. Ребенок дает ей жизнь“. Лицо было изнуренным, истерзанным болью. Он сжимал кулаки, слезы текли из глаз. „Я чувствую себя как взбирающийся на гору паровоз“. Через два часа он снова потерял сознание. Когда он пришел в себя, то сказал: „Боль ушла. Глубоко внутри мне известно, что произошло. Я заполнен горючим. Бак полон“.
Затем он начал говорить, описывая то, что видел во время путешествий; он говорил о любви: «Знаете, что такое любовь? Нельзя держать облако в позолоченной клетке. Та боль делает мое тело подобным стали и — о! — таким подвижным, таким гибким, без мысли. Подобно шлифовке, изучению». Пупул Джаякар спросила, мог ли он прекратить испытывать боль, он ответил: «У вас был ребенок. Можно ли остановить его появление?» Теперь он сидел прямо, скрестив ноги. С лица сошла боль, миссис Джаякар отмечала: «Время остановилось. Глаза закрыты. Губы движутся. Казалось он растет. Чувствовалось, как что-то восхитительное вливается в него. В воздухе была ощутима пульсация, заполнившая помещение. Потом он открыл глаза и спросил: „Что-то произошло. Вы видели что-нибудь?“ Мы сказали о том, что почувствовали. Он ответил: „Завтра мое лицо изменится“. Он прилег, а рука упала, словно от перенаполнения. Он сказал: „Я стану, словно дождевая капля — незапятнанным“. Через несколько минут он сообщил, что с ним все в порядке, и мы можем пойти домой».
Дважды подобное имело место в июне. 17 июня К. один пошел на прогулку, попросив Пупул и Нандини подождать в его комнате. Вернулся он другим человеком, К. ушел. Он стал говорить, что ему больно внутри; о том, что он горит, как боль разрывает голову. Он сказал: «Знаете, до утра вы его не увидите. Он еще не вернулся». Он продолжал проверять чувствительность тела, чтобы убедиться, все ли оно с ним. Он сказал: «Я должен вернуться и выяснить, что произошло во время прогулки. Ведь что-то случилось, они побежали обратно, я же не знаю, вернулся ли обратно я. Может, частицы меня остались лежать на дороге».
На следующий вечер Пупул и Нандини снова ждали, когда он вернется с прогулки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70