Когда мы обеднеем, у нас, вообще, появится время: мы сможем смотреть на закат, долго болтать по телефону, читать книги не на бегу, в метро, а с чувством и толком дома, на диване, или даже, может быть, в строгой тишине читального зала. Когда мы обеднеем, мы не будем целыми днями колесить по делам по городу, лавируя в потоках машин, стоять в пробках на жаре, дыша выхлопами огромных грузовиков слева и справа, мы сможем неторопливо растить кабачки на старой даче, слушать пение птиц, ходить вечерами купаться, вдыхая запахи трав и цветов у реки, узнавая о ее приближении по детской восторженной многоголосице и плеску воды на песчаном пляже.
Когда мы обеднеем, у нас появится время и для забытых теперь друзей, мы будем, как прежде, встречаться, пить пиво, дешевое вино или, на худой конец, чай, разговаривать обо всем на свете, и в наших глазах будет, как и раньше, если и не огонь неосознанных мечтаний и надежд, то теплый огонек любви друг к другу.
Когда мы обеднеем, мы сможем посвятить свою жизнь внукам, сидеть с ними, кормить их, читать им вслух хорошие книги, дать им все то, что мы недодали детям, потому, наверное, и захваченным Интернетом и МТV.
Когда мы обеднеем, наш дом снова заполнится дешевыми, но памятными вещами, каждая из которых, как вещи наших бабушек, будет ценна не стоимостью, а воспоминаниями об обстоятельствах, при которых она к нам попала, и наше жилище вновь обретет индивидуальность, уничтоженную казенностью евроремонта.
Когда мы обеднеем, это будет, наверное, не так и страшно, как казалось нам в начале нашей безостановочной гонки, наше поражение в ней будет для нас, возможно, милее победы, и продолжая свою борьбу, мы скажем друг другу уже без страха, а с улыбкой, будто мечтая о чем-то скорее несбыточном, но желанном: «Когда мы обеднеем. . .»
Заколдованное королевство
Это королевство было малонаселенное, в нем жили только королева и ее единственный подданный, он же рыцарь, паж и трубадур. Королеву звали Абигайль, ее подданного звали Ховард, а я была единственный зритель, вернее, слушатель, перед которым паж королевы разворачивал хронику своего служения.
Он почему-то выбрал меня, чтобы поведать историю своей жизни, а, скорей всего, я подвернулась в Интернете случайно, а ему было проще поделиться с совершенно незнакомым человеком. Он так стремительно раздернул передо мною занавес над сценой своей жизни, он расцветил свое королевство такими яркими красками, что я невольно остановилась, заслушалась, и сама не заметила, как хроника королевства меня захватила.
Ховард познакомился с Абигайль у бассейна в жилом комплексе штата Айова, где он сидел и читал рассекреченные Пентагоном технические материалы, а Абигайль была гостьей на вечеринке у бассейна. Абигайль была самой красивой девушкой на вечеринке, веселясь, она кинула лосьон от солнца в зачитавшегося студента, требуя втереть этот лосьон ей в спину. Успев поймать бутылочку, Ховард увидел Абигайль, подошел к ней, осторожно втер лосьон в ее нежную кожу, назначил ей свидание, и уже на первом свидании, сам от себя того не ожидая, спросил ее, согласится ли она стать его женою, а она ответила: «Да, но мы поговорим об этом после», и с тех пор они не разлучались, хотя поженились только через полтора года и никогда больше не вспоминали ни этот его вопрос, ни этот ее ответ.
Через тридцать лет их королевство по-прежнему существовало, пережив период подъема, когда Ховард учился в одном из лучших университетов Америки, а потом они с Абигайль переезжали из штата в штат. Королевство пережило и период расцвета, когда, осев, наконец, в Калифорнии, они основали собственную консультационную фирму, и Ховард принимал участие в ряде блестящих электронных проектов. Хроники Ховарда, которые он присылал мне в Россию, относились к периоду зрелости и стабильности, в который к тому времени вступило королевство, они относились к поре подведения итогов, они, собственно, и были итогом яркой и счастливой жизни Ховарда и Абигайль в их яркой и счастливой стране.
Свое первое письмо Ховард написал в весенний полдень, придя в офис из сада, где он срезал пасхальный букет для Абигайль, усевшись за компьютером с бокалом пива, жмурясь от бьющих в окно солнечных лучей. Первое письмо Ховарда было гимном Абигайль: она была красавицей из рода знаменитых алмазных магнатов, и в ресторанах Нью-Йорка ее узнавали известные бродвейские актрисы. Абигайль и сама была похожа на кинозвезду: выходя из отеля в Лос-Анджелесе во время очередных Голливудских празднований, Абигайль наталкивалась на толпу, бросающуюся к ней с криком «Вот она!» и, не имея понятия, за кого они ее принимают, Абигайль невозмутимо раздавала автографы. Королевство Ховарда сделалось абсолютной монархией не сразу: поначалу он лишь с любопытством наблюдал за стройной и дерзкой девушкой, летающей по их первому семейному дому, отдающей ему приказания и негодующей, если он недостаточно старательно их исполнял, употребляющей при этом такие слова, что и матросы, случись они поблизости, в смущении заткнули бы уши. Позже Ховард оценил ясный и быстрый ум Абигайль, великолепную память, деловую хватку, бесстрашную решительность. Еще позже, когда Абигайль стала настоящим, хоть и неофициальным боссом их фирмы, когда она стала управлять ее стратегией, оставив Ховарду то, в чем он был по-настоящему талантлив — электронный дизайн, и дела фирмы пошли в гору, Ховард окончательно уверовал в блистательные способности Абигайль и признал ее первенство как в бизнесе, так и в других сферах жизни.
Жизнь королевства в период его расцвета была ярка и разнообразна. Ховард и Абигайль много путешествовали: два раза в год, весной и осенью они летали в Европу: Абигайль скучала по городам, утонченной культуре Старого Света. Они бродили по заснеженной Вене, где Абигайль принимали за русскую по ее искрящимся мехам и румянцу на раскрасневшихся от радостного возбуждения щеках, они колесили на машине по горным дорогам Греции, они сидели у моря, и Ховард читал для Абигайль вслух Соммерсета Моэма, а дочитав до фразы о путешествующих американских парах, читающих вслух друг другу на берегу моря, принимался громко хохотать, и Абигайль тоже улыбалась, и тогда они ощущали себя единой сплоченной командой, прибывшей с победительного в своем юном варварстве континента на континент, гордящийся прошлым и традициями, и им казалось, что сами они впитали как молодость и напор Америки, так и культуру и изысканность Старого Света.
В хрониках королевства Ховарда редко встречались посторонние люди: у Абигайль, как у настоящей королевы, не было друзей, Ховард также был слишком поглощен своим служением, чтобы тратить душевные силы на посторонних. Ховард и Абигайль часто посещали известный в Силиконовой долине профессиональный инженерный клуб, членами которого они были и где можно было завести полезные для их фирмы контакты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Когда мы обеднеем, у нас появится время и для забытых теперь друзей, мы будем, как прежде, встречаться, пить пиво, дешевое вино или, на худой конец, чай, разговаривать обо всем на свете, и в наших глазах будет, как и раньше, если и не огонь неосознанных мечтаний и надежд, то теплый огонек любви друг к другу.
Когда мы обеднеем, мы сможем посвятить свою жизнь внукам, сидеть с ними, кормить их, читать им вслух хорошие книги, дать им все то, что мы недодали детям, потому, наверное, и захваченным Интернетом и МТV.
Когда мы обеднеем, наш дом снова заполнится дешевыми, но памятными вещами, каждая из которых, как вещи наших бабушек, будет ценна не стоимостью, а воспоминаниями об обстоятельствах, при которых она к нам попала, и наше жилище вновь обретет индивидуальность, уничтоженную казенностью евроремонта.
Когда мы обеднеем, это будет, наверное, не так и страшно, как казалось нам в начале нашей безостановочной гонки, наше поражение в ней будет для нас, возможно, милее победы, и продолжая свою борьбу, мы скажем друг другу уже без страха, а с улыбкой, будто мечтая о чем-то скорее несбыточном, но желанном: «Когда мы обеднеем. . .»
Заколдованное королевство
Это королевство было малонаселенное, в нем жили только королева и ее единственный подданный, он же рыцарь, паж и трубадур. Королеву звали Абигайль, ее подданного звали Ховард, а я была единственный зритель, вернее, слушатель, перед которым паж королевы разворачивал хронику своего служения.
Он почему-то выбрал меня, чтобы поведать историю своей жизни, а, скорей всего, я подвернулась в Интернете случайно, а ему было проще поделиться с совершенно незнакомым человеком. Он так стремительно раздернул передо мною занавес над сценой своей жизни, он расцветил свое королевство такими яркими красками, что я невольно остановилась, заслушалась, и сама не заметила, как хроника королевства меня захватила.
Ховард познакомился с Абигайль у бассейна в жилом комплексе штата Айова, где он сидел и читал рассекреченные Пентагоном технические материалы, а Абигайль была гостьей на вечеринке у бассейна. Абигайль была самой красивой девушкой на вечеринке, веселясь, она кинула лосьон от солнца в зачитавшегося студента, требуя втереть этот лосьон ей в спину. Успев поймать бутылочку, Ховард увидел Абигайль, подошел к ней, осторожно втер лосьон в ее нежную кожу, назначил ей свидание, и уже на первом свидании, сам от себя того не ожидая, спросил ее, согласится ли она стать его женою, а она ответила: «Да, но мы поговорим об этом после», и с тех пор они не разлучались, хотя поженились только через полтора года и никогда больше не вспоминали ни этот его вопрос, ни этот ее ответ.
Через тридцать лет их королевство по-прежнему существовало, пережив период подъема, когда Ховард учился в одном из лучших университетов Америки, а потом они с Абигайль переезжали из штата в штат. Королевство пережило и период расцвета, когда, осев, наконец, в Калифорнии, они основали собственную консультационную фирму, и Ховард принимал участие в ряде блестящих электронных проектов. Хроники Ховарда, которые он присылал мне в Россию, относились к периоду зрелости и стабильности, в который к тому времени вступило королевство, они относились к поре подведения итогов, они, собственно, и были итогом яркой и счастливой жизни Ховарда и Абигайль в их яркой и счастливой стране.
Свое первое письмо Ховард написал в весенний полдень, придя в офис из сада, где он срезал пасхальный букет для Абигайль, усевшись за компьютером с бокалом пива, жмурясь от бьющих в окно солнечных лучей. Первое письмо Ховарда было гимном Абигайль: она была красавицей из рода знаменитых алмазных магнатов, и в ресторанах Нью-Йорка ее узнавали известные бродвейские актрисы. Абигайль и сама была похожа на кинозвезду: выходя из отеля в Лос-Анджелесе во время очередных Голливудских празднований, Абигайль наталкивалась на толпу, бросающуюся к ней с криком «Вот она!» и, не имея понятия, за кого они ее принимают, Абигайль невозмутимо раздавала автографы. Королевство Ховарда сделалось абсолютной монархией не сразу: поначалу он лишь с любопытством наблюдал за стройной и дерзкой девушкой, летающей по их первому семейному дому, отдающей ему приказания и негодующей, если он недостаточно старательно их исполнял, употребляющей при этом такие слова, что и матросы, случись они поблизости, в смущении заткнули бы уши. Позже Ховард оценил ясный и быстрый ум Абигайль, великолепную память, деловую хватку, бесстрашную решительность. Еще позже, когда Абигайль стала настоящим, хоть и неофициальным боссом их фирмы, когда она стала управлять ее стратегией, оставив Ховарду то, в чем он был по-настоящему талантлив — электронный дизайн, и дела фирмы пошли в гору, Ховард окончательно уверовал в блистательные способности Абигайль и признал ее первенство как в бизнесе, так и в других сферах жизни.
Жизнь королевства в период его расцвета была ярка и разнообразна. Ховард и Абигайль много путешествовали: два раза в год, весной и осенью они летали в Европу: Абигайль скучала по городам, утонченной культуре Старого Света. Они бродили по заснеженной Вене, где Абигайль принимали за русскую по ее искрящимся мехам и румянцу на раскрасневшихся от радостного возбуждения щеках, они колесили на машине по горным дорогам Греции, они сидели у моря, и Ховард читал для Абигайль вслух Соммерсета Моэма, а дочитав до фразы о путешествующих американских парах, читающих вслух друг другу на берегу моря, принимался громко хохотать, и Абигайль тоже улыбалась, и тогда они ощущали себя единой сплоченной командой, прибывшей с победительного в своем юном варварстве континента на континент, гордящийся прошлым и традициями, и им казалось, что сами они впитали как молодость и напор Америки, так и культуру и изысканность Старого Света.
В хрониках королевства Ховарда редко встречались посторонние люди: у Абигайль, как у настоящей королевы, не было друзей, Ховард также был слишком поглощен своим служением, чтобы тратить душевные силы на посторонних. Ховард и Абигайль часто посещали известный в Силиконовой долине профессиональный инженерный клуб, членами которого они были и где можно было завести полезные для их фирмы контакты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48