От испуга и неожиданности Данила вздрогнул. Но когда обернулся, Катар уже отодвигал занавеску в хвостовой части самолета.
— Что я пойму?! — крикнул Данила ему вслед, но ответа не последовало.
Данила вскочил. Надо догнать Катара! Но путь ему тут же преградили охранники. Секунда. Данила почувствовал, как что-то кольнуло и руке. Картинка перед глазами поплыла. Веки отяжелели. Глаза сами собой стали закрываться. Тьма.
Огромное палящее солнце стояло в самом зените. Вокруг белесое небо, а под ним, насколько хватало глаз, простиралась пустынная местность — серый песок, жалкая, слабая растительность, — и где-то там, вдали — странный поселок с низенькими приземистыми домами. По левую руку на расстоянии многих километров возвышались горы — длинная гряда, словно волнорез рассекающая бескрайние песчаные просторы пустыни.
Данила оглянулся. Где он?! Как он сюда попал? Как выбрался из самолета? Где все — Марк, Катар, охранники, стюардесса? Что случилось?.. Авиакатастрофа?!
Данила ощупал себя. И с удивлением обнаружил, что на нем другая одежда — какая-то длинная, до самых щиколоток рубаха и некое подобие плаща. Ткани грубые, выцветшие — бледно-желтые и оранжево-красные. Данила нервно одернул рубаху. Как он мог во все это одеться? И главное — когда это произошло?!
— Бред какой-то…
Оглядевшись еще раз вокруг, Данила сделал несколько неуверенных шагов в сторону виднеющейся вдалеке деревни. Ноги его тут же утопли в песке. Данила опустил вниз глаза. На ногах были какие-то сандалии-шлепанцы, пришнурованные к голеностопу затертыми кожаными жгутами.
— Боже правый!
Мелкая дрожь пробежала по его телу. Только сейчас Данила понял, что с ним произошло что-то по-настоящему странное и даже страшное…
Селение потрясло Данилу. Оно казалось абсолютной копией какого-то древнего, доисторического города. Но этот город вовсе не выглядел разрушившимся или увядшим. Напротив, он казался вполне новым, ухоженным, жилым.
По улицам ходили люди, все они были чем-то заняты. Одни, завидев Данилу, здоровались с ним, другие просто внимательно к нему приглядывались, видимо пытаясь понять, откуда взялся здесь этот незнакомец и что ему здесь нужно.
— Иосия! — раздался надрывный женский крик. — Иосия, перестань! Перестань смеяться!
Данила повернул голову и заглянул за стену-забор, примыкавшую к ближайшей полутораэтажной постройке, служившей, скорее всего, домом для целой семьи. За постройкой виднелся сад — несколько фруктовых деревьев и что-то наподобие грядок. В центре сада — колодец, и рядом с ним небольшая беседка.
В беседке стояла женщина в голубом платке. Молодая, красивая, стройная, почти воздушная. Нагнувшись, она держала мальчугана четырех или, может быть, пяти лет за руки и с какой-то странной, бессильной и смущенной злостью в голосе кричала: «Иосия, перестань! Перестань смеяться!» А мальчик продолжал заливаться звонким, чистым, завораживающим смехом.
Незаметно для себя Данила улыбнулся. Несмотря на весь ужас своего положения, несмотря на неизвестность, растерянность и даже страх, он вдруг улыбнулся — весело, счастливо.
Данила сделал это без всякой задней мысли, без всякой цели, безотчетно, абсолютно спонтанно и естественно. Он улыбнулся, просто глядя на смеющегося мальчика. Улыбнулся так, как, возможно, не улыбался уже давно. Да, таким особенным, таким живым и чистым был смех этого мальчишки.
— Вы пришли посмотреть на Иосию? — послышалось сзади.
Данила обернулся и увидел рядом с собой мужчину средних лет с усталым, понурым, но благородным лицом — высокий лоб, большие глаза, нос с горбинкой и окладистая борода. Волосы длинные, темные, густые, но уже с проседью.
— Я? — Данила оглянулся по сторонам и неуверенно показал на себя: — Вы мне?
— Проходите, — сказал мужчина и отворил дверь, ведущую внутрь дома. — Сегодня не самый удачный день. Но вы простите нас…
— Я? — снова повторил Данила, понимая, что гостеприимный хозяин, видимо, принимает его за кого-то другого.
— Проходите, проходите… — повторил незнакомец.
Данила секунду мялся, стоя на месте. Но потом, переборов смущение, сделал пару шагов к двери, наклонил голову, чтобы пройти через низкий дверной проем, и вошел в дом. Здесь было темно, в нос ударил странный — приторно-солоноватый — запах.
— Он в саду, — указал незнакомец. — Дальше…
Данила прошел сквозь сумрак комнаты, вышел на улицу и оказался прямо возле беседки.
Ну пожалуйста! — говорила женщина, срываясь на крик. — Я прошу тебя, Иосия! Перестань смеяться! Нельзя! Ты слышишь меня, нельзя! Симон умер. Нельзя смеяться! Нельзя!
Но мальчик продолжал смеяться — все тем же счастливым, беззаботным, завораживающим смехом.
Услышав шаги, женщина обернулась. Очень красивое — тонкое, словно выточенное из слоновой кости — лицо. В глазах стояли слезы. Она плакала. Впрочем, и во всем ее образе была какая-то неизбывная печаль, какая-то великая тоска.
Увидев Данилу, женщина почтительно склонила голову и быстро отошла в сторону.
— Не плачь, Мария, — сказал мужчина, пригласивший Данилу в дом. — Не плачь.
— Я ему объясняю, Иосиф, — быстро шептала она, утирая льющиеся из глаз слезы. — Я ему объясняю, что он не должен смеяться, если кто-то умер. Но он не слушает меня, Иосиф! Я не знаю… Мне страшно. Почему он смеется? Почему он смеется?..
— Мария, не плачь…
Данила растерянно переводил взгляд с супружеской пары на мальчика и обратно — на этих двух шепчущихся друг с другом людей. Мария и Иосиф?! Родители Христа?! Смеющийся Иосия… Иисус?! Дрожь побежала по телу. Нет-нет! Не может быть!
— Но почему, Иосиф?.. — Мария смотрела на мужчину с удивлением и растерянностью. — Он же добрый. Почему он смеется над смертью Симона? Почему?
— Позже, позже… — быстро проговорил Иосиф и, отстранив женщину, приблизился к Даниле. — Простите мою жену, — попросил он. — Сегодня утром Иосия играл с ее племянником, своим двоюродным братом — Симоном. Мальчик упал, ударился головой и умер. Она не в себе, а ее сестра едва жива от горя. Простите ее.
— Нет-нет, что вы… Не волнуйтесь, — Даниле хотелось провалиться в эту секунду сквозь землю.
Перед ним — Иосиф и Мария. И Иосиф просит у Данилы прощения за Марию, потому что она не в силах сдержать слез из-за постигшего их семью несчастья. Нет, не может быть! Это какое-то наваждение!
— Это Иосия, — сказал мужчина и подошел к мальчику. — Вы можете поговорить с ним.
Иисус? Данила смотрит на юного смеющегося Иисуса? Это Он?! Сын Божий?! Агнец, предназначенный к смерти на Голгофе?! Господи, нет! Не может быть!
Ком подкатил к горлу. Данила видел горечь и тревогу в глазах Иосифа и Марии. Но знают ли они, какая участь уготована их малышу? Знают ли они, сколь тяжкую ношу ему предстоит принять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29