СТИХИ IN CAMERA
ТЕОРИЯ ВЕРБОВКИ
Сукины дети
рождаются
с камнем за пазухой
и швыряют его
всю свою жизнь.
Дети
сукиных детей
рождаются
с гранатой за пазухой,
чтобы все разорвать
на куски
и оставить потомкам
потроха,
еще дымящиеся потроха
сукиных детей.
ГРАФА 5
Я всегда боялся тех, кто декларировал: «Наше дело правое!» Следовательно, у меня декстрофобия — страх перед всем, что находится по правую сторону сознания. Страх перед тем, кто считает себя всегда и во всем правым.
Я же чувствую себя правым только тогда, когда на вопрос, заданный в свое время Христом, отвечаю, как ответил апостол Петр.
— Кто, по-твоему, Я? — спросил Христос.
— Ты Сын Бога Живого.
И я подумал, глядя на присяжных заседателей: «С Богом ничего зря не бывает, а без Бога все зря».
Все они были тяжело и неизлечимо больны пантофобией, испытывая страх перед абсолютно всем.
СТИХИ IN CAMERA
ВООРУЖЕНИЕ ПРОТИВНИКА
Прежде в окне
была форточка,
чтобы просовывать голову
и узнавать у проходящих
ангелов,
какой нынче
час, день, год, век от
Рождества Христова.
Прежде на балкон
вела дверь,
и через комнату
проплывали
кучевые и перистые
облака.
Прежде еще
на лестничных площадках
встречались пророки.
Изредка встречались
пророки.
А теперь победил
здравый смысл.
Окончательно победил
здравый смысл,
обратная сторона
которого
слишком хорошо
известна.
ГРАФА 6
Одно дело любоваться Бородинской панорамой, а другое — участвовать в битве при Фермопилах. Одно дело сопереживать кому-то, а другое, согласитесь, самому оказаться в камере смертников.
Где марши протеста, где манифестации, где на худой конец письма в мою защиту, подписанные от имени миллионов?
А ведь когда-то знал я автора одного такого письма. Одного-единственного письма протеста. Только я забыл, против чего и кого он протестовал. Автора письма по фамилии Соковыжимайло помню, а куда он исчез, опубликовав свой плод вдохновения во всех прогрессивных газетах и журналах, не знаю. Главное, что исчез он вовремя, а вот я припозднился и, плюс ко всему, стал совершать непростительные поступки. Не примкнул я к правоверным, не объявил себя родным или двоюродным сыном Ирода, не стал членом Общества Защиты Дракона, а остался Скобкиным.
«Да как посмел этот, так называемый, „святой“ Георгий убить нашего обожаемого дракона? — переживает драконье общество. — Чем ему наш героический дракон мешал? У дракона имелись свои традиции, своя самобытная культура, свои понятия, наконец. Он, если хотите знать, был санитаром леса. А наглый палестинский выскочка посмел его убить без всякого суда. Это вот Скобкина надо пригвоздить к позорному столбу за все его мерзкие деяния!»
Вот меня и судят за то, что я, Скобкин, избежавший правоверия, не пожалел дракона. А мой издатель, от которого я не скрыл ни одного своего псевдонима и ни одного родимого пятна, делает вид, что дела у меня идут превосходно.
— Как это чудесно для твоей биографии, — говорит он, — что тебя несправедливо осудят и живьем сожгут. Просто блеск! Фантастика!
Действительно, фантастика. Особенно для тех, кто предпочитает этот жанр всем остальным.
СТИХИ IN CAMERA
АГЕНТУРНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
Вечно что-то
колет уродством,
ранит занозой уродства
несчастный глаз
или слух.
Чтобы стать Г.,
надо не видеть.
Чтобы стать Б.,
надо не слышать.
Всего того,
что видно и слышно
снаружи.
ГРАФА 7
Погода была, как траурный поезд Ильича или, если вам так больше нравится, Линкольна. Итак, погода была, как траурный поезд Линокльна, а настроение и того гаже. Собачья погода соответствовала собачьему настроению, под влиянием которого хочется выть до тех пор, пока до окружающего сладкозвучного мира хоть что-нибудь дойдет. Даже при полном понимании, что ни до кого ничего не дойдет, все равно хотелось выть. И я выл:
СТИХИ IN CAMERA
Не бери огонь голыми руками,
не заглядывай в колодцы без дна,
не стучи медным кольцом в наглухо
закрытые души. Не делай ничего этого,
и ты не станешь…
Не садись в последнюю минуту на поезд,
отбывающий в неизвестном направлении,
не падай с облаков, не читай между строк,
и ты не станешь…
Не ищи ветра в поле, вчерашнего дня
на белых дорогах своего воображения,
красоты в сточных канавах,
и ты не станешь…
Не плыви против течения, не узнавай
в тайне веры, в нищете любви,
и ты никогда не станешь…
подсудимым.
ГРАФА 8
Я, римский католик, стою перед могучей силой синедриона, стою перед множеством множеств, стою перед судом, требующим лишить меня очень полезного удостоверения личности и сжечь на костре по причине отсутствия этого документа.
О, воображение обывателя, столько раз бросавшего меня в костер!..
Пламя гудит, оркестр наяривает национальный гимн, народ выпивает и закусывает, прокурор дожевывает обвинительную речь, а я, вместо того чтобы получить литературную премию, корчусь в огне.
— Поделом ему, римскому католику, иезуиту проклятому, хитрому латинянину! — вопят все, налегая на питье и закуски.
А ведь Великий пост на дворе, дорогие мои братья и сестры, а ведь нельзя! И вообще есть надо деликатно, не чавкая. Тем более что пища эта хоть и дармовая, но недоброкачественная… И вообще мне вас жаль, несмотря на то что вы о жалости понятия не имеете.
Выдавили вы из себя всю жалость и выбросили на помойку, хотя Антон Чехович рекомендовал выдавливать из себя раба. По капле в день. Но вот, выдавив жалость, вы остались рабами. А рабам не дано увидеть небо в алмазах.
СТИХИ IN CAMERA
МАСКИРОВКА
Медуза Горгона
в черных зеркальных очках
польского производства,
ослепшая, бредет
после известного теракта,
опираясь на плечо
профессора Гарвардского
университета.
Змеи слабо шипят
на ее
голове,
ставшей мифом и шаром
земным.
Миф — это то,
что в соленой воде
обжигает крапивой.
В холодной морской воде
беспомощные прикосновения
бывшего ужаса,
совершенно жалкого
перед всем,
что не миф.
ГРАФА 9
Когда прокурор кончил обвинительную речь, я спросил его:
— А что скажете в свое оправдание?
СТИХИ IN CAMERA
ВЫЯВЛЕНИЕ СЛЕЖКИ (Начало)
I
Человек рушится,
рушится…
Человек рушится
до тех пор,
пока не падает
на колени.
Что же остается
башне,
наблюдающей
за ним?
ГРАФА 10
Сознание мое разорвано. А чего вы хотели? Его рвали на части и фурии, и валькирии; его преследовала конница Буденного; его с детства пугал Бабай Кунанбаев; на него плевали матушки и батюшки… И стало мне казаться, что живу я, не приходя в сознание; не имея никаких прав ни на разум, ни на сон разума, ни на чувства, ни на личное мнение, ни на удостоверение личности.
— Побеги и откажись от своего католичества, — предлагали мне, — а мы тебе удостоверение дадим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39