Он, не раздеваясь, брякнулся на мягкое разноцветное тряпье и сразу же забылся. И сон пришел тревожный и утомительно-мелочный, в нем смешались строки мелкого, мышиного шрифта и рецепты, выписанные букашечным почерком; их показывал ему доктор и что-то говорил.
Когда он внезапно проснулся, опять было темно и тихо. Свеча погасла. Слабо серело почти на потолке маленькое квадратное окошко, а в нем - грубый край трубы и сбоку - большая зеленая чистая звезда. Где-то за стеной падала и падала в воду полная, звучная капля. "Скоро рассвет, - подумал он. - Надо бы раздеться и лечь под одеяло". Но двигаться не хотелось, и он лежал, разбитый блаженной усталостью, и думал. Ведь вот что интересно: имя этого сочинителя трагедий и масок он слышал не раз. Пришлось даже как-то держать в руках какую-то его драму. Он ее не дочитал и до половины - сбился, соскучился и бросил. А вообще-то он любил только комедии - и не читать, а смотреть, особенно если там были клоуны и драки. Понять и прочувствовать пьесу с листа он не мог: сразу путался и переставал понимать кто - кто и что к чему.
Так вот, имя этого сочинителя и актера он слышал -до этого, но все это было так случайно и настолько неинтересно, что, когда по дороге сюда ему впервые сказали, к кому он едет, это почти ничего ему не дало, и вошел он в комнату больного, как к человеку, совершенно ему неизвестному. Вошел, сел и сразу же почувствовал запах смерти, оглянулся и увидел: это рядом с его локтем лежит стопка новых простынь из сурового полотна. Он взглянул на кровать, - и там лежала смерть. Только не его смерть (он вспомнил слова доктора), совсем не его и даже никого к нему относящихся, а смерть доктора, актера Бербеджа, тоже толстого и одышливого, и всего этого дома. Но умирающий вдруг заговорил, и сразу все переменилось. Не осталось ни умирающего, ни просто больного, в комнате лежал человек, которому невесть почему, по какой глупости, неурядице, несправедливости, - может быть даже потому, что весь дом ждал его смерти, - приходилось умирать. Поэтому все в этом доме было не то и не так. Никто не плакал, нигде не шептались. И больной тоже умирал не так, как полагается. Он как будто даже не умирал, а готовился к какой-то схватке. К участию в судилище, диспуте, к защите своих исконных прав перед каким-то высоким трибуналом. Гроу думал также, что обреченный человек этот понимал, что защита будет трудная, ибо все свидетели лгут, а судьи подкуплены. В общем, все в этом доме было непонятно, и только одна строчка из одной очень старой и никогда особенно не почитаемой им книги подходила к тому, что здесь происходило. Ее вдруг вспомнил Бербедж.
Был такой разговор.
- Видишь ли, - сказал Шекспир, - вот ты действительно мой душеприказчик, потому что все остальное уже не мое. Был дом Шекспира - будет дом доктора Холла, деньги спрячет Сюзанна, серебро возьмет Юдифь - вот уж даже следа от меня не осталось в мире! Только имя на плите. А книги-то все равно мои! Хорошие или плохие, - а мои!. "Гамлет" - Шекспира! - "Лукреция" Шекспира! Сонеты - Шекспира... Что бы там ни было, никто на них иного имени не поставит, понимаешь? Мо-е!
- Понимаю, - ответил Бербедж. - Нет, правильно сказал Христос: "Главные враги человека - это его домашние".
- Да-да. Христос сказал именно так! - Шекспир с улыбкой посмотрел на Гроу и покачал головой. - Но, Ричард, наш молодой коллега, может быть, еще и не женат, так не надо бы, пожалуй, учить его такому Святому Писанию, как ты думаешь? ... Когда утром Гроу сидел в трактире, к нему подошел рыжий, толстогубый парень в вязаном шерстяном колпаке и поздоровался, как со старым знакомым.
- Вы что, - спросил рыжий дружелюбно, - из Нью-Плеса?
Нью-Плес - новое место, так официально назывался дом Шекспиров.
Гроу кивнул головой и подвинулся, хотя места было много. В руках толстогубого была большая глиняная кружка. Он поставил ее рядом с локтем Гроу и уселся.
- Вот я сразу вижу - вы откуда-то издалека, сказал он. - Что, студент?.. Ну, я сразу же вижу студент! Не из Оксфорда? А то я два года там жил у кузнеца! На все там нагляделся. Что, к родственникам приехали?
- Нет, - ответил Гроу.
- О? Нет? - удивился рыжий. - Неужели там, в Нью-Плесе, у вас никого-никого? Ну, тогда плохое ваше дело - там ведь не разживешься! Скупые больно бабы там!
- Да ну? - как будто удивился Гроу. Ему было интересно, что говорят здесь о Шекспире и его семье.
- Верное слово, мистер студент, верное слово, скупее их у нас нет, -что старая, что младшая, что мужья их.
- А доктор? - спросил Гроу.
- А что доктор? - ухмыльнулся парень. - К доктору тоже без денег не суйся. Он задаром тебе и пук сухой травы не даст. Ну конечно, если ты ему что сделаешь, - ну, коня подкуешь или там стальные усы к шкатулке, - он заплатит. Сколько спросишь, столько и даст. Мелочности этой бабьей у него нет. Ну конечно, все-таки как-никак, а мужчина! Но ведь жена, жена... Ух! И рыжий покачал головой.
- А что жена? - спросил Гроу.
Рыжий поглядел на него.
- Нет, вы правду говорите, что не родственник?
Гроу пожал плечами.
- А хотя бы и родственник был, я ведь правду говорю! - решил рыжий. Вся в матушку пошла. Какой матушка была необузданной, такой и дочку вырастила! Как что - кричит, шваркает! Не подходи! - И он значительно поглядел на Гроу.
- А откуда вы знаете? - спросил Гроу.
- Вот! - усмехнулся он. - Откуда я знаю! Да весь город знает! У них знаете какие войны бывают? Доктор, например, ехать собирается, лошадь седлает, а она из окна ему кулаком грозит, слюной брызжет: "А я знаю, куда ты едешь! Знаю!" А что она знает? Знай не знай - он свое дело делает.
- А отец? - спросил Гроу.
- Хозяин-то? Он в эти дела никогда не мешается! Как будто и не знает ничего! Да они при нем и не шумят. Доктор-то его уважает. Ну как же, такого человека-то! А в особенности, конечно, теперь! Сейчас они и день и ночь от него и не вылезают - ждут!
- Чего?
- Как чего? - удивился рыжий. - Стать хозяевами ждут. Ведь старый-то хозяин не сегодня-завтра... того... перед престолом Господа Бога... - И вдруг спохватился. - Нет, вы правда оттуда? Как же вы... тогда ничего не знаете?
- Да я только вчера сюда приехал, - объяснил Гроу.
- Ну, если вчера приехали, то конечно, - смягчился рыжий. - А хозяина уже видели? Что? Сильно плох? Или к нему не пускают?
- Да нет, видел. Нет, не так чтоб уж очень плох, сказал Гроу. - Я заходил к нему, он лежит, смеется, разговаривает.
- Да это он всегда смеется, - объяснил парень и поднял свою кружку. Ну, за здоровье! Это он, студент, всегда смеется! Я его ведь вот с этих пор помню. Мальчишкой был, так помню, как он на коне приезжал.
- Так вы, значит...
- Ну еще бы! С детских лет! Так он всегда смеется!.. Вот прошлым летом ходил он, гулял и зашел к дяде моему, в кузницу. А дядя мой его только на два года моложе. Насчет каких-то замков они потолковали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42