Бог не будет творить ничтожных чудес! В этом вы можете не сомневаться.
Когда Иисус со Скомароховым вышли из палаты, Самурай подошёл к Дмитрию и, положив руку на плечо, сказал:
– Дело он говорит. Я хорошо знаю хозяина казино, в котором ты играешь, – с крупным выигрышем ты бы оттуда не ушёл. Если нужны деньги, выучись на бухгалтера! Я тебя устрою в хорошее место – не пожалеешь.
ИСПОРЧЕННЫЙ УЗОР
Когда позвонил Альфред, Софья вышивала. Она отдыхала от компьютера. Удивительное дело – она вышивала, чтобы глаза отдохнули. И это помогало, может быть потому, что вышивала она для церкви. Сейчас это был букет сиреневых флоксов, как бы небрежно брошенный на буквы «Х В». Получалось изумительно красиво. И Софья, для
того чтобы всё получалось как надо, непрерывно повторяла про себя молитву Иисусову.
Эту молитву Софья всегда произносила по-своему. Она никогда и ничего не просила для себя. Она всегда просила: «…помилуй нас, грешных».
Голос мужа вызвал у неё только досаду.
«Он испортит мне вышивку!» – мелькнула первая мысль.
– Софья, здравствуй! Я звоню тебе по мобильному телефону прямо из своей палаты…
– Что случилось? Почему ты звонишь?
– Мне стало значительно лучше. У нас в палате появился новый человек, все называют его Иисусом Христом. И он очень похож на твой рисунок Иисуса. Очень похож! А ещё я видел замечательный сон, я тебе о нём потом расскажу… Ты можешь приехать и увидеть живого Иисуса Христа. Алло! Ты слышишь меня?
– Я слышу тебя. Ты никогда ничего не понимал и не понимаешь! Как ты можешь произносить это имя в таком контексте?! Мой рисунок? Он не может быть похож ни на кого!
– Но ты можешь увидеть сама, своими глазами!
Софья положила трубку. Это было слишком! Она взяла в руки вышивку – целостность рисунка в её воображении была утрачена.
«Я так и знала, – с горечью думала Софья. – Какая грязь! Какая грязь в его голове – называть Христом какого-то психически больного!»
Софья огляделась вокруг. Когда Альфреда не было, в доме был порядок, каждая вещь знала своё место и давала спокойствие и ясность. И дело не в том, что Альфред постоянно разбрасывал вещи и не убирал их за собой. Когда его не было – дом был храмом. Неверующий человек разрушал всё.
«Жить нужно в духе и истине, – пустословил Альфред, – твой мелочный порядок очень похож на тюремный».
Детей Софья легко приучила к порядку, а мужа не смогла. Иногда он даже позволял себе курить на кухне, думая, что Софья этого не заметит. Ему мало его мастерской, в которой всегда бедлам. После его курения Софье приходилось замаливать каждую вещь на кухне, а также стены, пол, потолок. Иначе благостный дух жилища исчезал на долгое время. Когда Альфред напивался с друзьями, он оставался на ночь в своей мастерской.
С пьяным мужем Софья не разговаривала.
«Твой муж – это твой крест. Ты должна его нести», – говорил батюшка. И Софья несла.
«Если бы он умер… Не дай Бог, конечно, – Софья трижды перекрестилась, – то насколько было бы всё проще! Другие мужья не стесняются, подходят к батюшке, даже по каждому пустяку, просят благословения, и батюшка благословляет! У моего только гордыня: „Не верю в посредников между Богом и людьми“. Никогда и ничего у него толком не будет получаться. Никогда и ничего! По своим способностям он мог бы быть иконописцем. Но после такой жизни ему нужно будет лет десять молиться и вести праведную жизнь. Иначе кто же его благословит иконы писать?!»
МАКСИМЫЧ СТУКАЧ
Софья положила трубку.
– Ну что, не поверила? – спросил Самурай. – А говоришь – набожная! Странно.
– А ничего странного! – засмеялся Дмитрий. – Ты бы ей ещё рассказал, как Путина заменили биокуклой.
Рассмеялись все.
– Маглы – они же тупые! – добавил Станислав. – Массовый психоз какой-то! Я и сам чуть было не поверил.
– Пророк Дядя Ваня классно выступил! – Дмитрий поднял руки, пародируя Дядю Ваню. – Вижу! Предана Россия и распята будет!
– Ха-ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха-ха!!!
– Придут американцы с гвоздями и молотками, будут отлавливать всех православных и спрашивать: «Веруешь ли в господа нашего Иисуса Христа?» – подыграл ему Альфред.
– Ха-ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха-ха!!!
– Количество верующих сразу поубавится, особенно среди политиков, – смеясь, добавил Дмитрий.
– А вот в отношении доллара, может быть, и не так глупо, – сказал Станислав, – и то, что наше государство при этом пострадает больше других, так это и пророком быть не надо. Вот за такую точную информацию никаких денег не жалко!
– На этом, наверно, можно хорошо заработать? – спросил Самурай.
– «Хорошо» – это не то слово! – ответил Станислав и вернулся к газетам, которые он до этого просматривал.
У Альфреда опять испортилось настроение: «Зачем я сказал про гвозди и православных? Идиот! Это, конечно, опять стопроцентное кощунство. Она об этом, конечно, ничего не узнает, но это и не важно! Она меня всё время провоцирует! Она всё время думает, что я могу сказать что-нибудь такое. Она всё время боится, что я скажу что-нибудь такое. Она всё время ждёт, что я скажу что-нибудь такое! А я, как дурак, поддаюсь на эти провокации!
Она навязывает мне эту игру! А мне эта игра не интересна! К религии я совершенно равнодушен. Мне наплевать на всякую религию! Есть Бог или нет Бога – меня это совершенно не интересует. Оставьте меня в покое с вашей религией!
Нет же! Им нужен какой-нибудь дьявол для контраста. Без него они себя как-то неуютно чувствуют, слишком очевиден идиотизм всего того, что они делают, – им нужен враг!
Сталин, наверно, был бы равнодушен к религии, если бы не поучился в духовной семинарии. Поучился, и равнодушие как рукой сняло». Альфред лежал на кровати, разговор с Софьей и эти мысли подкосили его, начинала болеть голова. Наваливался опять отвратительный сон. Он стал думать о Софье, о детях.
«Ворота ада открыты всегда», – вспомнил Альфред слова Иисуса. – «Но он не сказал, как их обойти стороной. Куда ни пойдёшь – везде врата адовы».
Но и спать Альфреду было противно…
«Ненавижу! – злобная мысль подняла Альфреда с постели. – Ненавижу это мерзкое христианство! Ненавижу вашего мерзопакостного Бога! Сейчас я пойду и скажу ему об этом!» Альфред встал с кровати и решительно направился в коридор.
Иисуса и Скомарохова не было видно. Черная жирная муха села Альфреду на голову. Он отмахнулся. Мерзкая муха кружила рядом. В коридоре стоял долговязый дебил и ещё один больной, которого звали Максимыч Стукач.
– Альфред! Вы тоже ищете этого, – Максимыч, раньше смотревший на него всегда с подозрением и неприязнью, сейчас улыбался ему как лучшему другу. – Ну сами знаете кого, того, кто суёт свой нос везде и всюду.
– Да, ищу! – злобно ответил Альфред.
– Ну вот, – сладостно улыбаясь, продолжал Максимыч Стукач, – я уже написал своё заявление заведующему отделением, чтоб прекратили эти безобразия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Когда Иисус со Скомароховым вышли из палаты, Самурай подошёл к Дмитрию и, положив руку на плечо, сказал:
– Дело он говорит. Я хорошо знаю хозяина казино, в котором ты играешь, – с крупным выигрышем ты бы оттуда не ушёл. Если нужны деньги, выучись на бухгалтера! Я тебя устрою в хорошее место – не пожалеешь.
ИСПОРЧЕННЫЙ УЗОР
Когда позвонил Альфред, Софья вышивала. Она отдыхала от компьютера. Удивительное дело – она вышивала, чтобы глаза отдохнули. И это помогало, может быть потому, что вышивала она для церкви. Сейчас это был букет сиреневых флоксов, как бы небрежно брошенный на буквы «Х В». Получалось изумительно красиво. И Софья, для
того чтобы всё получалось как надо, непрерывно повторяла про себя молитву Иисусову.
Эту молитву Софья всегда произносила по-своему. Она никогда и ничего не просила для себя. Она всегда просила: «…помилуй нас, грешных».
Голос мужа вызвал у неё только досаду.
«Он испортит мне вышивку!» – мелькнула первая мысль.
– Софья, здравствуй! Я звоню тебе по мобильному телефону прямо из своей палаты…
– Что случилось? Почему ты звонишь?
– Мне стало значительно лучше. У нас в палате появился новый человек, все называют его Иисусом Христом. И он очень похож на твой рисунок Иисуса. Очень похож! А ещё я видел замечательный сон, я тебе о нём потом расскажу… Ты можешь приехать и увидеть живого Иисуса Христа. Алло! Ты слышишь меня?
– Я слышу тебя. Ты никогда ничего не понимал и не понимаешь! Как ты можешь произносить это имя в таком контексте?! Мой рисунок? Он не может быть похож ни на кого!
– Но ты можешь увидеть сама, своими глазами!
Софья положила трубку. Это было слишком! Она взяла в руки вышивку – целостность рисунка в её воображении была утрачена.
«Я так и знала, – с горечью думала Софья. – Какая грязь! Какая грязь в его голове – называть Христом какого-то психически больного!»
Софья огляделась вокруг. Когда Альфреда не было, в доме был порядок, каждая вещь знала своё место и давала спокойствие и ясность. И дело не в том, что Альфред постоянно разбрасывал вещи и не убирал их за собой. Когда его не было – дом был храмом. Неверующий человек разрушал всё.
«Жить нужно в духе и истине, – пустословил Альфред, – твой мелочный порядок очень похож на тюремный».
Детей Софья легко приучила к порядку, а мужа не смогла. Иногда он даже позволял себе курить на кухне, думая, что Софья этого не заметит. Ему мало его мастерской, в которой всегда бедлам. После его курения Софье приходилось замаливать каждую вещь на кухне, а также стены, пол, потолок. Иначе благостный дух жилища исчезал на долгое время. Когда Альфред напивался с друзьями, он оставался на ночь в своей мастерской.
С пьяным мужем Софья не разговаривала.
«Твой муж – это твой крест. Ты должна его нести», – говорил батюшка. И Софья несла.
«Если бы он умер… Не дай Бог, конечно, – Софья трижды перекрестилась, – то насколько было бы всё проще! Другие мужья не стесняются, подходят к батюшке, даже по каждому пустяку, просят благословения, и батюшка благословляет! У моего только гордыня: „Не верю в посредников между Богом и людьми“. Никогда и ничего у него толком не будет получаться. Никогда и ничего! По своим способностям он мог бы быть иконописцем. Но после такой жизни ему нужно будет лет десять молиться и вести праведную жизнь. Иначе кто же его благословит иконы писать?!»
МАКСИМЫЧ СТУКАЧ
Софья положила трубку.
– Ну что, не поверила? – спросил Самурай. – А говоришь – набожная! Странно.
– А ничего странного! – засмеялся Дмитрий. – Ты бы ей ещё рассказал, как Путина заменили биокуклой.
Рассмеялись все.
– Маглы – они же тупые! – добавил Станислав. – Массовый психоз какой-то! Я и сам чуть было не поверил.
– Пророк Дядя Ваня классно выступил! – Дмитрий поднял руки, пародируя Дядю Ваню. – Вижу! Предана Россия и распята будет!
– Ха-ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха-ха!!!
– Придут американцы с гвоздями и молотками, будут отлавливать всех православных и спрашивать: «Веруешь ли в господа нашего Иисуса Христа?» – подыграл ему Альфред.
– Ха-ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха-ха!!!
– Количество верующих сразу поубавится, особенно среди политиков, – смеясь, добавил Дмитрий.
– А вот в отношении доллара, может быть, и не так глупо, – сказал Станислав, – и то, что наше государство при этом пострадает больше других, так это и пророком быть не надо. Вот за такую точную информацию никаких денег не жалко!
– На этом, наверно, можно хорошо заработать? – спросил Самурай.
– «Хорошо» – это не то слово! – ответил Станислав и вернулся к газетам, которые он до этого просматривал.
У Альфреда опять испортилось настроение: «Зачем я сказал про гвозди и православных? Идиот! Это, конечно, опять стопроцентное кощунство. Она об этом, конечно, ничего не узнает, но это и не важно! Она меня всё время провоцирует! Она всё время думает, что я могу сказать что-нибудь такое. Она всё время боится, что я скажу что-нибудь такое. Она всё время ждёт, что я скажу что-нибудь такое! А я, как дурак, поддаюсь на эти провокации!
Она навязывает мне эту игру! А мне эта игра не интересна! К религии я совершенно равнодушен. Мне наплевать на всякую религию! Есть Бог или нет Бога – меня это совершенно не интересует. Оставьте меня в покое с вашей религией!
Нет же! Им нужен какой-нибудь дьявол для контраста. Без него они себя как-то неуютно чувствуют, слишком очевиден идиотизм всего того, что они делают, – им нужен враг!
Сталин, наверно, был бы равнодушен к религии, если бы не поучился в духовной семинарии. Поучился, и равнодушие как рукой сняло». Альфред лежал на кровати, разговор с Софьей и эти мысли подкосили его, начинала болеть голова. Наваливался опять отвратительный сон. Он стал думать о Софье, о детях.
«Ворота ада открыты всегда», – вспомнил Альфред слова Иисуса. – «Но он не сказал, как их обойти стороной. Куда ни пойдёшь – везде врата адовы».
Но и спать Альфреду было противно…
«Ненавижу! – злобная мысль подняла Альфреда с постели. – Ненавижу это мерзкое христианство! Ненавижу вашего мерзопакостного Бога! Сейчас я пойду и скажу ему об этом!» Альфред встал с кровати и решительно направился в коридор.
Иисуса и Скомарохова не было видно. Черная жирная муха села Альфреду на голову. Он отмахнулся. Мерзкая муха кружила рядом. В коридоре стоял долговязый дебил и ещё один больной, которого звали Максимыч Стукач.
– Альфред! Вы тоже ищете этого, – Максимыч, раньше смотревший на него всегда с подозрением и неприязнью, сейчас улыбался ему как лучшему другу. – Ну сами знаете кого, того, кто суёт свой нос везде и всюду.
– Да, ищу! – злобно ответил Альфред.
– Ну вот, – сладостно улыбаясь, продолжал Максимыч Стукач, – я уже написал своё заявление заведующему отделением, чтоб прекратили эти безобразия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50