Она знала, что я предпочитаю общество Жюли, и не делала тайны из своего недовольства. Поворотный момент наступил, когда я однажды послал мадам дю Деффан записку, в которой писал, что не смогу посетить ее салон. Я в то время работал над вычислением планетных орбит, и эта работа оказалась менее сложной, чем я ожидал. Я легко справился с ней и, чувствуя глубокое удовлетворение, решил все же пойти в монастырь Сен-Жозеф, благо было еще не поздно.
У меня вошло в обычай не извещать заранее о моем появлении. Когда я появился в салоне, все шло по заведенному распорядку. Кружок сформировался, слепая старуха сидела на своем месте, и Тюрго вслух читал письмо, которое, как я вскоре понял, было копией письма, отправленного (или еще не отправленного) мадам дю Деффан Вольтеру. Тюрго (как, впрочем, и все остальные) не заметил моего прихода.
Вы говорите, что Д'Аламбер описывает меня как старую шлюху. Я нахожу это забавным, не говоря о том, что его утверждение явилось для меня полным откровением. То, что этот Д'Аламбер имеет опыт общения со шлюхами, внушает мне некоторую надежду, поскольку, как и большинство людей, я считала, что он не интересуется никакими органами, за исключением головного мозга, и более того, полагала, что он не способен найти физического удовольствия в общении с противоположным полом. Теперь, когда я знаю о его здоровых вкусах, я могу предложить ему ряд женщин, которые займутся его дальнейшим образованием; женщин, которые извлекут некоторое удовольствие из его уникальных физических данных и женского голоса.
Жюли увидела меня в тот момент, когда я собрался уходить. Лицо ее покраснело и исказилось болью от гнева и смущения. Впоследствии она выступила посредником между мной и мадам дю Деффан, стараясь восстановить наши отношения, если не примирить нас, но я больше не чувствовал никаких обязательств по отношению к женщине, которая некогда помогла мне сделать карьеру.
Салон с трудом просуществовал до 1764 года, когда мадам дю Деффан наконец узнала о тайных приемах Жюли. Старуха уже приложила немало усилий, чтобы затмить и превзойти салон мадам Жоффрен. Бороться еще и с собственной племянницей было невыносимо. Жюли пришлось уйти.
Салон раскололся на тех, кто выбрал Жюли, и на тех, кто остался с мадам дю Деффан. Свой выбор я сделал без труда, и за мной последовали и другие, включая и тех, кого мадам дю Деффан считала своими самыми верными союзниками. Определенно, это был тяжелый удар для пожилой женщины, которая никогда прежде не сомневалась в прочности своего положения и уважительном отношении окружающих, многие из которых в решительную минуту покинули ее.
Но звезда ее закатилась, и теперь настала очередь Жюли стать хозяйкой лучшего парижского салона. Были, конечно, практические трудности, в основном — отсутствие и денег, и дома. Мадам Жоффрен с радостной готовностью пришла на помощь Жюли из чувства искренней привязанности — и из стремления свести счеты со старой соперницей. Она обеспечила Жюли значительным ежегодным содержанием и предоставила ей дом на улице Бельшасс, недалеко от монастыря Сен-Жозеф. Не было недостатка в пожертвованиях и от других лиц. Герцогиня Люксембургская подарила мебель, а многочисленные друзья помогли деньгами и предметами обстановки. Я также помог всем, чем мог, а вскоре и сам переехал на улицу Бельшасс.
Возвышение Жюли неблагоприятно отразилось на ее хрупком здоровье, и вскоре после ее переезда на улицу Бельшасс до меня дошли слухи о ее болезни. Я немедленно приехал к ней и нашел ее на кровати без сознания. Лицо ее было покрыто горячечным потом. Это была оспа.
— Дорогая моя Жюли!
Я сел рядом с ней и отпустил служанку, ибо не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как расстроило меня это ужасное зрелище. Я впервые взял ее за руку, хотя был влюблен в нее уже больше десяти лет. Наконец она открыла глаза.
— Господин Д'Аламбер, это вы? Я так надеялась, что вы придете.
— Я не мог поступить иначе. Неужели вы думаете, что я мог бы спокойно работать, зная, что вы здесь одна и некому поговорить с вами?
— Но вы заняты очень важным делом, господин Д'Аламбер, и я не должна вас от него отрывать. Скажите, чем вы теперь занимаетесь.
— Прошу вас, давайте не будем сейчас думать о математике.
— Пожалуйста, господин Д'Аламбер. Я хочу слушать вас и постараюсь отдохнуть, пока вы будете говорить. Расскажите мне о задачах, которые вы находите столь интересными.
Я начал рассказывать Жюли о своей работе, и она закрыла глаза. Она проспала час или немного больше, и все это время я молча просидел возле ее постели. Внезапно она вскрикнула, не открывая глаз.
— Ах, Абель!
— Жюли, что с вами?
— Ты пришел ко мне. Каким воспитанным молодым человеком ты стал!
— Жюли, вы бредите…
— Давай я покажу тебе зеркала — видишь, как они красивы. Но берегись той огромной слепой великанши, которая живет здесь.
— Прошу вас, очнитесь, это всего лишь сон.
— Она откусит тебе голову, если найдет тебя здесь. Абель, беги скорее, прячься… Смотри, все уже приехали, но где же господин Д'Аламбер?
— Я здесь, Жюли, рядом с вами.
— Я не вижу его. Где мой друг? Я так хочу видеть его и смеяться его шуткам. Здесь нет никого умнее, чем он.
— Жюли, очнитесь. Это я, ваш друг.
— Что это за голос? Что, это зеркало разговаривает со мной? Как может говорить зеркало? Оно не говорит, если этого не хочет тот, кто в него смотрится. Что ты хочешь сказать мне, зеркало?
— Жюли, вы слышите меня?
— В самом деле слышу, зеркало, а теперь скажи мне, где может быть господин Д'Аламбер?
— Он здесь, рядом с вами, и хочет, чтобы вы отдохнули.
— Я не смогу отдыхать, покуда не отыщу его. Что еще ты хочешь сказать мне, зеркало?
Она слышала меня, но не могла понять, кто говорит. В таких странных обстоятельствах я набрался наконец мужества, которого так не хватало мне все прошедшие годы.
— Жюли, господин Д'Аламбер любит вас.
— И я люблю его, ведь он мой друг.
— Я хочу сказать, что господин Д'Аламбер влюблен в вас и готов отдать за вас жизнь.
— Какой вздор, зеркало! Что означает влюбленность? Это всего лишь состояние, вызванное определенным сочетанием телесных соков. Разве сам господин Д'Аламбер не говорил тебе этого?
— Но любовь — это нечто большее, это постоянный голод…
— А голод — это не более чем реакция нервов желудка на отсутствие пищи. Разве не можем мы вообразить себе машину, способную испытывать чувство голода? Мы могли бы сконструировать ее таким образом, чтобы у нее был пузырь или мешок, куда для переваривания поступает пища. Машину можно сделать таким образом, чтобы она повторяла введение пищи, когда мешок пустеет. Разве не скажем мы в таком случае, что машина испытывает голод?
— Но, Жюли, никакая машина не может чувствовать, как я…
— Ты уверено в этом, зеркало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
У меня вошло в обычай не извещать заранее о моем появлении. Когда я появился в салоне, все шло по заведенному распорядку. Кружок сформировался, слепая старуха сидела на своем месте, и Тюрго вслух читал письмо, которое, как я вскоре понял, было копией письма, отправленного (или еще не отправленного) мадам дю Деффан Вольтеру. Тюрго (как, впрочем, и все остальные) не заметил моего прихода.
Вы говорите, что Д'Аламбер описывает меня как старую шлюху. Я нахожу это забавным, не говоря о том, что его утверждение явилось для меня полным откровением. То, что этот Д'Аламбер имеет опыт общения со шлюхами, внушает мне некоторую надежду, поскольку, как и большинство людей, я считала, что он не интересуется никакими органами, за исключением головного мозга, и более того, полагала, что он не способен найти физического удовольствия в общении с противоположным полом. Теперь, когда я знаю о его здоровых вкусах, я могу предложить ему ряд женщин, которые займутся его дальнейшим образованием; женщин, которые извлекут некоторое удовольствие из его уникальных физических данных и женского голоса.
Жюли увидела меня в тот момент, когда я собрался уходить. Лицо ее покраснело и исказилось болью от гнева и смущения. Впоследствии она выступила посредником между мной и мадам дю Деффан, стараясь восстановить наши отношения, если не примирить нас, но я больше не чувствовал никаких обязательств по отношению к женщине, которая некогда помогла мне сделать карьеру.
Салон с трудом просуществовал до 1764 года, когда мадам дю Деффан наконец узнала о тайных приемах Жюли. Старуха уже приложила немало усилий, чтобы затмить и превзойти салон мадам Жоффрен. Бороться еще и с собственной племянницей было невыносимо. Жюли пришлось уйти.
Салон раскололся на тех, кто выбрал Жюли, и на тех, кто остался с мадам дю Деффан. Свой выбор я сделал без труда, и за мной последовали и другие, включая и тех, кого мадам дю Деффан считала своими самыми верными союзниками. Определенно, это был тяжелый удар для пожилой женщины, которая никогда прежде не сомневалась в прочности своего положения и уважительном отношении окружающих, многие из которых в решительную минуту покинули ее.
Но звезда ее закатилась, и теперь настала очередь Жюли стать хозяйкой лучшего парижского салона. Были, конечно, практические трудности, в основном — отсутствие и денег, и дома. Мадам Жоффрен с радостной готовностью пришла на помощь Жюли из чувства искренней привязанности — и из стремления свести счеты со старой соперницей. Она обеспечила Жюли значительным ежегодным содержанием и предоставила ей дом на улице Бельшасс, недалеко от монастыря Сен-Жозеф. Не было недостатка в пожертвованиях и от других лиц. Герцогиня Люксембургская подарила мебель, а многочисленные друзья помогли деньгами и предметами обстановки. Я также помог всем, чем мог, а вскоре и сам переехал на улицу Бельшасс.
Возвышение Жюли неблагоприятно отразилось на ее хрупком здоровье, и вскоре после ее переезда на улицу Бельшасс до меня дошли слухи о ее болезни. Я немедленно приехал к ней и нашел ее на кровати без сознания. Лицо ее было покрыто горячечным потом. Это была оспа.
— Дорогая моя Жюли!
Я сел рядом с ней и отпустил служанку, ибо не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как расстроило меня это ужасное зрелище. Я впервые взял ее за руку, хотя был влюблен в нее уже больше десяти лет. Наконец она открыла глаза.
— Господин Д'Аламбер, это вы? Я так надеялась, что вы придете.
— Я не мог поступить иначе. Неужели вы думаете, что я мог бы спокойно работать, зная, что вы здесь одна и некому поговорить с вами?
— Но вы заняты очень важным делом, господин Д'Аламбер, и я не должна вас от него отрывать. Скажите, чем вы теперь занимаетесь.
— Прошу вас, давайте не будем сейчас думать о математике.
— Пожалуйста, господин Д'Аламбер. Я хочу слушать вас и постараюсь отдохнуть, пока вы будете говорить. Расскажите мне о задачах, которые вы находите столь интересными.
Я начал рассказывать Жюли о своей работе, и она закрыла глаза. Она проспала час или немного больше, и все это время я молча просидел возле ее постели. Внезапно она вскрикнула, не открывая глаз.
— Ах, Абель!
— Жюли, что с вами?
— Ты пришел ко мне. Каким воспитанным молодым человеком ты стал!
— Жюли, вы бредите…
— Давай я покажу тебе зеркала — видишь, как они красивы. Но берегись той огромной слепой великанши, которая живет здесь.
— Прошу вас, очнитесь, это всего лишь сон.
— Она откусит тебе голову, если найдет тебя здесь. Абель, беги скорее, прячься… Смотри, все уже приехали, но где же господин Д'Аламбер?
— Я здесь, Жюли, рядом с вами.
— Я не вижу его. Где мой друг? Я так хочу видеть его и смеяться его шуткам. Здесь нет никого умнее, чем он.
— Жюли, очнитесь. Это я, ваш друг.
— Что это за голос? Что, это зеркало разговаривает со мной? Как может говорить зеркало? Оно не говорит, если этого не хочет тот, кто в него смотрится. Что ты хочешь сказать мне, зеркало?
— Жюли, вы слышите меня?
— В самом деле слышу, зеркало, а теперь скажи мне, где может быть господин Д'Аламбер?
— Он здесь, рядом с вами, и хочет, чтобы вы отдохнули.
— Я не смогу отдыхать, покуда не отыщу его. Что еще ты хочешь сказать мне, зеркало?
Она слышала меня, но не могла понять, кто говорит. В таких странных обстоятельствах я набрался наконец мужества, которого так не хватало мне все прошедшие годы.
— Жюли, господин Д'Аламбер любит вас.
— И я люблю его, ведь он мой друг.
— Я хочу сказать, что господин Д'Аламбер влюблен в вас и готов отдать за вас жизнь.
— Какой вздор, зеркало! Что означает влюбленность? Это всего лишь состояние, вызванное определенным сочетанием телесных соков. Разве сам господин Д'Аламбер не говорил тебе этого?
— Но любовь — это нечто большее, это постоянный голод…
— А голод — это не более чем реакция нервов желудка на отсутствие пищи. Разве не можем мы вообразить себе машину, способную испытывать чувство голода? Мы могли бы сконструировать ее таким образом, чтобы у нее был пузырь или мешок, куда для переваривания поступает пища. Машину можно сделать таким образом, чтобы она повторяла введение пищи, когда мешок пустеет. Разве не скажем мы в таком случае, что машина испытывает голод?
— Но, Жюли, никакая машина не может чувствовать, как я…
— Ты уверено в этом, зеркало?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58