И пока остальная Германия, не говоря ужо Вьетнаме, потела под высоким атмосферным давлением, Саша и я сидели в каркасном доме в Эркенсруре и играли в трик-трак. Уже тогда мне надо было сделать выводы.
— Мы просто не подходим друг другу — повторяла я драматическим тоном. — Подумать только! Я, напичканная противомалярийными препаратами, целые две недели просидела в месте, которое одно во всем мире нуждалось в отоплении.
Я видела, что Саша начинает сердиться. Я задела больное место. Пусть так. Я была полна решимости покончить с этим здесь и сейчас.
О'кей, пусть история нашей любви начиналась прекрасно. Но что толку. Ведь ее продолжение прекрасным никак не назовешь! Я увидела, что Саша нахохлился, готовясь к ответному удару.
— Кора! Черт побери! Где твой разум! Ну что ты опять ворошишь эту старую историю про отпуск! Вот ты вся в этом! В тебе нет ни капли здравого смысла.
— Вот именно. Мы не подходим друг другу. Да, во мне нет ни капли здравого смысла. И мне это нравится. Зачем мне здравый смысл? Мне нужна моя индивидуальность!.
— Ну, как скажешь.
На этом все кончилось. Саша ушел. И я по собственной вине снова осталась siпgle.
Я знала, что поступила как надо. Йо мной гордилась. Но чувствовала я себя преотвратно.
В конце концов, не такая уж я бескомпромиссная. По крайней мере, ни на чем не упертая. Просто у меня есть некоторые привычки, с которыми не хотелось бы расставаться. Я ем «Нутеллу» прямо из банки. Я не чищу как следует свою щетку для волос. Я сплю с открытым окном, отключив отопление. Я не подхожу к телефону до девяти утра. Я не прекращаю говорить по телефону до двух ночи. По воскресеньям после полудня я люблю быть в депрессии. Я не смотрю французских фильмов и толком никогда не читаю «Цайт». Я всегда покупаю слишком много еды, а остатки храню в сомнительных пластиковых пакетах. Помню, у меня гостила мама. Среди ночи она проголодалась, тихонько подошла к холодильнику и разбудила меня пронзительным криком, неосторожно открыв упаковку с остатками цыпленка по-китайски, которого я состряпала для Биг Джима недели три назад.
У меня есть прекрасное старое пианино, на котором я по несколько раз в день наигрываю одну и ту же пьесу. Это успокаивает. Для меня очень важно, чтобы грязное белье в ванной хранилось именно на полу, а не в предназначенной для этого корзине. В корзине же для грязного белья нашли себе достойное место швейные принадлежности, инструкции по эксплуатации видеомагнитофона и телевизора, моя старая соковыжималка для цитрусовых и примерно 23 одиночных носка, необъяснимым образом потерявшие своих партнеров. Я принадлежу к тому поколению, которое использует дверцу холодильника как доску почета. На ней висят пожелтевшие фото моих друзей, забрызганные соусом для спагетти, вырезки из газет и карикатуры. Моя любимая карикатура, которая вот уже несколько лет сопровождает мою домашнюю жизнь и за это время успела сменить несколько холодильников, неизменно висит в центре. Женщина держит на руках крошечного мужчинку, а другая говорит ей: «Да отнимите вы его, наконец, от груди, или это ваш муж?» Чрезвычайно забавно. Всякий раз, когда меня посещают мужчины, представляющие известный интерес, я обязательно прикрепляю под картинкой броский заголовок, который несколько лет назад вырезала из «Абендцайтунг»: «Бонн озабочен: Коль задумался». На завтрак я люблю холодные баночные сосиски. Ни за что не рассталась бы с огромной лампой-бананом, стоящей на кухонном шкафу, а жизнь без будильника, соединенного со стереоустановкой, которая каждое утро будит меня громкими звуками Throughout the Years Кёртиса Блоу, потеряла бы для меня всякий интерес.
Я человек не тяжелый. Если мне не мешать быть такой, какой мне хочется, то присутствие мое вовсе не обременяет, а обогащает по-настоящему.
19:02
Боже милосердный! Домофон! А на мне розовые тапочки с помпонами!
— Алло? — решительно спрашиваю я в переговорное устройство и одновременно проворным пинком ноги заталкиваю тапочки под гардероб, расстегиваю верхнюю пуговицу блузки, подтягиваю юбку и убираю волосы за уши. Трогательный жест, учитывая тот общеизвестный факт, что они все равно долго там не задержатся. — Алло! Кто там?
Тишина в ответ. Затем шуршание. Затем шаги на лестнице. Проклятье! Он уже вошел. Какой-то болван опять забыл закрыть дверь подъезда. Пожалуюсь фрау Цаппке. Всякий раз, когда я оставляю эту дверь открытой, она словно из-под земли выскакивает и устраивает мне головомойку. Похоже, эта дама только и знает, что целый день пялится через глазок, чтобы уличить меня в нарушении порядка.
Снова звонок! Боже мой! Я хорошо слышу, как за дверью кто-то топчется. Боже мой! Мужчина!
Осторожно смотрю в глазок. Странно, но факт: ни я, ни прочие женщины (по крайней мере те, кого я знаю) никак не способны усвоить, что через глазок и вправду видно только в одном направлении. При этом мы ведем себя как дикари, впервые глядящие в подзорную трубу. Вот и сейчас я с ужасом отпрянула, увидев прямо перед собой угрюмое знакомое лицо. Неохотно открываю дверь.
— Хэлло, Рюдигер! Что стряслось?
— Это с тобой что? — Рюдигер таращится на меня так, будто я в противогазе.
— А что такое могло произойти?
— Тебе что — по носу съездили или как?
Я с ужасом ощупываю лицо. Идиотка! Забыла снять с носа пластырь Nivea против угрей. Теперь, конечно, он твердый, как камень.
Придется снимать его с помощью теплой воды.
— Обожди меня на кухне. Я ненадолго исчезну в ванной.
Пока я стараюсь освободить нос от накрепко присохшего пластыря, слышу, как Рюдигер громыхает на кухне.
Чего этот хмырь здесь забыл? Он ведь был у меня лишь однажды, когда я из чувства долга пригласила их с Марианной на свой день рождения. Тогда он отрицательно высказался о моей кухне из ИКЕА и о моей компании. И все только потому, что оказался единственным, на ком был костюм, пусть и дурно сидящий, а Биг Джим под конец спровоцировал его мериться, у кого член больше.
— Налей себе бокал вина. Оно в холодильнике!
Рюдигер что-то бурчит. Судя по звуку, доволен.
— Марианна спрашивает, не дашь ли ты нам раскладушку на одну ночь? Тут ее сестра в гости без предупреждения явилась.
Ой-ой! Пластырь впился в мой нос, как репейник.
— Само собой! Она в кладовке! По крайней мере, должна быть! Я сейчас!
— Не спеши!
Черт! Больно же! Хоть у меня и нет угрей, но, как женщина любознательная, я пробую на себе все новинки косметического рынка. В парфюмерных отделах я задерживаюсь подолгу и охотно. К моим любимым видам досуга относится укрощение собственной гордости путем созерцания продавщиц фирмы «Дуглас». Они всегда выглядят так, будто вечером приглашены на вручение «Оскаров». Хотелось бы знать, во сколько должны встать продавщицы этого самого «Дугласа», чтобы успеть нанести на лицо столь совершенную маску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Мы просто не подходим друг другу — повторяла я драматическим тоном. — Подумать только! Я, напичканная противомалярийными препаратами, целые две недели просидела в месте, которое одно во всем мире нуждалось в отоплении.
Я видела, что Саша начинает сердиться. Я задела больное место. Пусть так. Я была полна решимости покончить с этим здесь и сейчас.
О'кей, пусть история нашей любви начиналась прекрасно. Но что толку. Ведь ее продолжение прекрасным никак не назовешь! Я увидела, что Саша нахохлился, готовясь к ответному удару.
— Кора! Черт побери! Где твой разум! Ну что ты опять ворошишь эту старую историю про отпуск! Вот ты вся в этом! В тебе нет ни капли здравого смысла.
— Вот именно. Мы не подходим друг другу. Да, во мне нет ни капли здравого смысла. И мне это нравится. Зачем мне здравый смысл? Мне нужна моя индивидуальность!.
— Ну, как скажешь.
На этом все кончилось. Саша ушел. И я по собственной вине снова осталась siпgle.
Я знала, что поступила как надо. Йо мной гордилась. Но чувствовала я себя преотвратно.
В конце концов, не такая уж я бескомпромиссная. По крайней мере, ни на чем не упертая. Просто у меня есть некоторые привычки, с которыми не хотелось бы расставаться. Я ем «Нутеллу» прямо из банки. Я не чищу как следует свою щетку для волос. Я сплю с открытым окном, отключив отопление. Я не подхожу к телефону до девяти утра. Я не прекращаю говорить по телефону до двух ночи. По воскресеньям после полудня я люблю быть в депрессии. Я не смотрю французских фильмов и толком никогда не читаю «Цайт». Я всегда покупаю слишком много еды, а остатки храню в сомнительных пластиковых пакетах. Помню, у меня гостила мама. Среди ночи она проголодалась, тихонько подошла к холодильнику и разбудила меня пронзительным криком, неосторожно открыв упаковку с остатками цыпленка по-китайски, которого я состряпала для Биг Джима недели три назад.
У меня есть прекрасное старое пианино, на котором я по несколько раз в день наигрываю одну и ту же пьесу. Это успокаивает. Для меня очень важно, чтобы грязное белье в ванной хранилось именно на полу, а не в предназначенной для этого корзине. В корзине же для грязного белья нашли себе достойное место швейные принадлежности, инструкции по эксплуатации видеомагнитофона и телевизора, моя старая соковыжималка для цитрусовых и примерно 23 одиночных носка, необъяснимым образом потерявшие своих партнеров. Я принадлежу к тому поколению, которое использует дверцу холодильника как доску почета. На ней висят пожелтевшие фото моих друзей, забрызганные соусом для спагетти, вырезки из газет и карикатуры. Моя любимая карикатура, которая вот уже несколько лет сопровождает мою домашнюю жизнь и за это время успела сменить несколько холодильников, неизменно висит в центре. Женщина держит на руках крошечного мужчинку, а другая говорит ей: «Да отнимите вы его, наконец, от груди, или это ваш муж?» Чрезвычайно забавно. Всякий раз, когда меня посещают мужчины, представляющие известный интерес, я обязательно прикрепляю под картинкой броский заголовок, который несколько лет назад вырезала из «Абендцайтунг»: «Бонн озабочен: Коль задумался». На завтрак я люблю холодные баночные сосиски. Ни за что не рассталась бы с огромной лампой-бананом, стоящей на кухонном шкафу, а жизнь без будильника, соединенного со стереоустановкой, которая каждое утро будит меня громкими звуками Throughout the Years Кёртиса Блоу, потеряла бы для меня всякий интерес.
Я человек не тяжелый. Если мне не мешать быть такой, какой мне хочется, то присутствие мое вовсе не обременяет, а обогащает по-настоящему.
19:02
Боже милосердный! Домофон! А на мне розовые тапочки с помпонами!
— Алло? — решительно спрашиваю я в переговорное устройство и одновременно проворным пинком ноги заталкиваю тапочки под гардероб, расстегиваю верхнюю пуговицу блузки, подтягиваю юбку и убираю волосы за уши. Трогательный жест, учитывая тот общеизвестный факт, что они все равно долго там не задержатся. — Алло! Кто там?
Тишина в ответ. Затем шуршание. Затем шаги на лестнице. Проклятье! Он уже вошел. Какой-то болван опять забыл закрыть дверь подъезда. Пожалуюсь фрау Цаппке. Всякий раз, когда я оставляю эту дверь открытой, она словно из-под земли выскакивает и устраивает мне головомойку. Похоже, эта дама только и знает, что целый день пялится через глазок, чтобы уличить меня в нарушении порядка.
Снова звонок! Боже мой! Я хорошо слышу, как за дверью кто-то топчется. Боже мой! Мужчина!
Осторожно смотрю в глазок. Странно, но факт: ни я, ни прочие женщины (по крайней мере те, кого я знаю) никак не способны усвоить, что через глазок и вправду видно только в одном направлении. При этом мы ведем себя как дикари, впервые глядящие в подзорную трубу. Вот и сейчас я с ужасом отпрянула, увидев прямо перед собой угрюмое знакомое лицо. Неохотно открываю дверь.
— Хэлло, Рюдигер! Что стряслось?
— Это с тобой что? — Рюдигер таращится на меня так, будто я в противогазе.
— А что такое могло произойти?
— Тебе что — по носу съездили или как?
Я с ужасом ощупываю лицо. Идиотка! Забыла снять с носа пластырь Nivea против угрей. Теперь, конечно, он твердый, как камень.
Придется снимать его с помощью теплой воды.
— Обожди меня на кухне. Я ненадолго исчезну в ванной.
Пока я стараюсь освободить нос от накрепко присохшего пластыря, слышу, как Рюдигер громыхает на кухне.
Чего этот хмырь здесь забыл? Он ведь был у меня лишь однажды, когда я из чувства долга пригласила их с Марианной на свой день рождения. Тогда он отрицательно высказался о моей кухне из ИКЕА и о моей компании. И все только потому, что оказался единственным, на ком был костюм, пусть и дурно сидящий, а Биг Джим под конец спровоцировал его мериться, у кого член больше.
— Налей себе бокал вина. Оно в холодильнике!
Рюдигер что-то бурчит. Судя по звуку, доволен.
— Марианна спрашивает, не дашь ли ты нам раскладушку на одну ночь? Тут ее сестра в гости без предупреждения явилась.
Ой-ой! Пластырь впился в мой нос, как репейник.
— Само собой! Она в кладовке! По крайней мере, должна быть! Я сейчас!
— Не спеши!
Черт! Больно же! Хоть у меня и нет угрей, но, как женщина любознательная, я пробую на себе все новинки косметического рынка. В парфюмерных отделах я задерживаюсь подолгу и охотно. К моим любимым видам досуга относится укрощение собственной гордости путем созерцания продавщиц фирмы «Дуглас». Они всегда выглядят так, будто вечером приглашены на вручение «Оскаров». Хотелось бы знать, во сколько должны встать продавщицы этого самого «Дугласа», чтобы успеть нанести на лицо столь совершенную маску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31