Места много, всем хватит, а друг друга эти кучки почему-то не замечают, повернуты друг к другу спинами… Но что толку от моих догадок? Я здесь – и хочу домой. Вот моя благородная истина.
Душан ждал у отхожего места – сложенного из тонких бревен вместительного сооружения, уродского по форме, но вполне удобного внутри. Но сейчас главное – не удобство, а что здесь нас никто не услышит. Разве что часовые на вышках – но до них надо еще докричаться. Да и дремлют они небось. Смена только часа через два…
– Ну, что звал? – Голосу я постарался придать максимально возможную степень недовольства. Меня – будить?!
– Разговор есть, – чуть слышно прошептал Душан. – Хочу попросить тебя об одной услуге. Может, и согласишься…
– Что за дела-то? – Мне по-прежнему хотелось спать.
– Дела-то большие, – невидимо усмехнулся он. – Ты ведь ничего про меня не знаешь, так?
– Ну, так… Знаю, что македонец, так это все знают…
– Значит, слушай. Я ведь как сюда попал-то… Я душегубом-то не был, не грабил никого. Лазняк я. Знаешь, кто такие лазняки?
В животе у меня сделалось ужасно холодно, и зябкой волной охватило голову. Никогда не увлекался рыбалкой, но думаю, так же себя чувствует парнишка с удочкой, на которую поймался огромный, в человеческий рост, сом. Тут ведь еще вопрос, кто кого в итоге вытянет.
– Знаю. Рассказывали мне про лазняков…
– Повязали нас четыре года назад сыскуны приказные… Долго в подвалах держали, все про дырку дознавались… Ну и потом кого куда… Меня вот тоже продавать повезли, да тут уж Лукич в войско взял… – Он мялся и жался, и видно по нему было, что не знает мужик, как подступиться к главному.
– Все это, конечно, ужасно интересно… – я нарочито громко зевнул.
– Погоди, дослушай. Жена у меня есть, на сносях была, когда засыпалась наша артель. Но только никто не знал о нас с ней… не записались мы… По линиям получалось, что нельзя нам с ней быть… в полисофосе ей так нагадали… Ну а у нас же любовь от земли до неба, все дела… Короче, я к ней в деревню тайком бегал по ночам… Ну вот… – он судорожно вздохнул и наконец решился: – Захоронка у меня есть… Кое-что припрятал… и товар кой-какой иношарный, и с каждой ходки я треть серебра откладывал. Ну вот… Никто не знает про это… Я это неподалеку от нашей дырки укрыл…
– А мне ты зачем рассказываешь? – задал я резонный вопрос. В самом деле – вот так запросто, первому встречному…
– А затем, – твердо сказал он. – Смерть я свою чую. Эта весна уж последняя. Не знаю как… Но у нас в роду все это умели… Будто дыхание какое-то за левым ухом… не знаю, не могу словами разъяснить. Как уж выйдет, не знаю. Может, стрела степняковая, может, хворь какая, а может, и от своих… Чего гадать… Не то важно как. Важно, что будет это… Помру я. А ты будешь жить. Вот и прошу – как служба твоя кончится, ты мою захоронку разыщи. Половину себе возьми, а половину ей отдай, Людке моей… Дитю-то к той поре уже четырнадцать стукнет… пригодится. Я тебе все растолкую, где да что…
Ну ни фига себе камнем по темечку! Живой лазняк рядом! И о чем мы говорим? Про какие-то клады, какую-то Людку! Нет чтобы о самом главном… Впрочем, для Душана это и есть самое главное.
– Да, веселые дела, – протянул я. – Слушай, а чего ты меня-то выбрал? Вон ребят сколько… Ты здесь три года служишь, многих знаешь в сто раз лучше меня… Многие куда раньше меня освободятся…
– Вот именно потому, что знаю, – вздохнул Душан. – Ребята, спору нет, хорошие, в бой с ними идти можно, там не подведут… А вот когда такое богатство в руки… Кто-то просто побоится линию свою в нежданное счастье всколыхнуть, знает, что болью потом аукнется. Кто-то, наоборот, все себе заграбастает, о Людке и не вспомнит. Кто-то уж больно честный, все выкопает да властям снесет, потому как закон такой есть о кладах. Если что зарыто на княжеской земле – то князю две трети. Если же на земле, которая владельцу принадлежит, – так половина на половину. Там, где я схоронил, земля ничейная, а значит – княжеская.
– И что же, я какой-то особенный? Не побоюсь, не присвою, не сдам?
– Есть в тебе что-то, – подтвердил Душан. – Особинка какая-то. Не знаю, как ты сам тут оказался, но чувствую, сделаешь как надо. Там немалое богатство. Половины тебе хватит и дом в городе поставить, и лавку какую завести, и еще на черный день останется…
Он упрямо толковал мне про деньги, а интересовало меня одно – дыра. Которая неподалеку.
– Слушай, Душан, а как ты вообще лазняком-то стал? Мне рассказывали, что дело это семейное, чужих не берут… Выходит, родители твои…
– Погибли мои родители, когда мне еще двух лет не было, – сухо ответил Душан. – Зимой по озеру на санях ехали… Обломился лед… Меня сразу в приют детский… а оттуда через месяц человек взял… Вот он-то как раз лазняк потомственный. Сынишка у него был, одних лет со мной. Хворь унесла. Вот и взял сироту, чтобы было кому дело семейное передать. Я и не знал, что не родной, до шестнадцати лет… Имя-то мне то еще оставили, македонское. Имя ж от человека отрывать нельзя, даже от мальца неразумного. Иначе – ударит беда.
– А со скольких лет ты в шары ходить начал?
– Да уже с десяти к работе приучать стали. Показали дыру, растолковали все… И начали на ходки брать. Проку-то от меня, положим, немного было, малец что унесет? Мелочь разве какую… Но чтоб учился… Думаешь, наше дело простое, сходил туда, нахватал вещей, да и обратно?
– Не думаю. Мне рассказывали, как оно рискованно. Гибнут люди в дырах…
– И это тоже, – кивнул Душан. – Но не только это. Сам прикинь – вот пришел ты в чужой шар. Там совсем другая жизнь, другая речь… Как объясниться? Как за местного сойти? Как разобраться, какие товары тамошние у нас хорошо пойдут? На все ж сколько времени надо! А со временем тяжко… нельзя там надолго оставаться. Дыра – она же капризная. Может свернуться, может с известного тебе места уйти… И застрянешь в том шаре навсегда. Дядька мой, ну, по отцу приемному, так вот остался… вместе с отцом пошли, а дядька задержался по какому-то делу… И все… Отец потом ходил туда, искал…
– Слушай, – стараясь выглядеть праздно любопытствующим, спросил я, – а вот эта ваша дыра, она в один и тот же шар ведет? Или когда в один, когда в другой?
– О, тут большое искусство, – невидимо усмехнулся Душан, – понять, в какой шар выйдешь. Вот понимаешь, есть шары, а есть дыры. Представь, лежат на земле яблоки… а сверху на них прутик положен. Яблоки – это шары, прутик – дыра. Прутик разной длины может быть. Может двух яблок коснуться, может трех, четырех… Значит, надо знать места на прутике… в дыре то есть… откуда в какой шар выйдешь. А еще ветер может подняться, прутик покрутить, и он с одного шара на другой перекинется… может и обратно вернуться… надо только чуять когда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Душан ждал у отхожего места – сложенного из тонких бревен вместительного сооружения, уродского по форме, но вполне удобного внутри. Но сейчас главное – не удобство, а что здесь нас никто не услышит. Разве что часовые на вышках – но до них надо еще докричаться. Да и дремлют они небось. Смена только часа через два…
– Ну, что звал? – Голосу я постарался придать максимально возможную степень недовольства. Меня – будить?!
– Разговор есть, – чуть слышно прошептал Душан. – Хочу попросить тебя об одной услуге. Может, и согласишься…
– Что за дела-то? – Мне по-прежнему хотелось спать.
– Дела-то большие, – невидимо усмехнулся он. – Ты ведь ничего про меня не знаешь, так?
– Ну, так… Знаю, что македонец, так это все знают…
– Значит, слушай. Я ведь как сюда попал-то… Я душегубом-то не был, не грабил никого. Лазняк я. Знаешь, кто такие лазняки?
В животе у меня сделалось ужасно холодно, и зябкой волной охватило голову. Никогда не увлекался рыбалкой, но думаю, так же себя чувствует парнишка с удочкой, на которую поймался огромный, в человеческий рост, сом. Тут ведь еще вопрос, кто кого в итоге вытянет.
– Знаю. Рассказывали мне про лазняков…
– Повязали нас четыре года назад сыскуны приказные… Долго в подвалах держали, все про дырку дознавались… Ну и потом кого куда… Меня вот тоже продавать повезли, да тут уж Лукич в войско взял… – Он мялся и жался, и видно по нему было, что не знает мужик, как подступиться к главному.
– Все это, конечно, ужасно интересно… – я нарочито громко зевнул.
– Погоди, дослушай. Жена у меня есть, на сносях была, когда засыпалась наша артель. Но только никто не знал о нас с ней… не записались мы… По линиям получалось, что нельзя нам с ней быть… в полисофосе ей так нагадали… Ну а у нас же любовь от земли до неба, все дела… Короче, я к ней в деревню тайком бегал по ночам… Ну вот… – он судорожно вздохнул и наконец решился: – Захоронка у меня есть… Кое-что припрятал… и товар кой-какой иношарный, и с каждой ходки я треть серебра откладывал. Ну вот… Никто не знает про это… Я это неподалеку от нашей дырки укрыл…
– А мне ты зачем рассказываешь? – задал я резонный вопрос. В самом деле – вот так запросто, первому встречному…
– А затем, – твердо сказал он. – Смерть я свою чую. Эта весна уж последняя. Не знаю как… Но у нас в роду все это умели… Будто дыхание какое-то за левым ухом… не знаю, не могу словами разъяснить. Как уж выйдет, не знаю. Может, стрела степняковая, может, хворь какая, а может, и от своих… Чего гадать… Не то важно как. Важно, что будет это… Помру я. А ты будешь жить. Вот и прошу – как служба твоя кончится, ты мою захоронку разыщи. Половину себе возьми, а половину ей отдай, Людке моей… Дитю-то к той поре уже четырнадцать стукнет… пригодится. Я тебе все растолкую, где да что…
Ну ни фига себе камнем по темечку! Живой лазняк рядом! И о чем мы говорим? Про какие-то клады, какую-то Людку! Нет чтобы о самом главном… Впрочем, для Душана это и есть самое главное.
– Да, веселые дела, – протянул я. – Слушай, а чего ты меня-то выбрал? Вон ребят сколько… Ты здесь три года служишь, многих знаешь в сто раз лучше меня… Многие куда раньше меня освободятся…
– Вот именно потому, что знаю, – вздохнул Душан. – Ребята, спору нет, хорошие, в бой с ними идти можно, там не подведут… А вот когда такое богатство в руки… Кто-то просто побоится линию свою в нежданное счастье всколыхнуть, знает, что болью потом аукнется. Кто-то, наоборот, все себе заграбастает, о Людке и не вспомнит. Кто-то уж больно честный, все выкопает да властям снесет, потому как закон такой есть о кладах. Если что зарыто на княжеской земле – то князю две трети. Если же на земле, которая владельцу принадлежит, – так половина на половину. Там, где я схоронил, земля ничейная, а значит – княжеская.
– И что же, я какой-то особенный? Не побоюсь, не присвою, не сдам?
– Есть в тебе что-то, – подтвердил Душан. – Особинка какая-то. Не знаю, как ты сам тут оказался, но чувствую, сделаешь как надо. Там немалое богатство. Половины тебе хватит и дом в городе поставить, и лавку какую завести, и еще на черный день останется…
Он упрямо толковал мне про деньги, а интересовало меня одно – дыра. Которая неподалеку.
– Слушай, Душан, а как ты вообще лазняком-то стал? Мне рассказывали, что дело это семейное, чужих не берут… Выходит, родители твои…
– Погибли мои родители, когда мне еще двух лет не было, – сухо ответил Душан. – Зимой по озеру на санях ехали… Обломился лед… Меня сразу в приют детский… а оттуда через месяц человек взял… Вот он-то как раз лазняк потомственный. Сынишка у него был, одних лет со мной. Хворь унесла. Вот и взял сироту, чтобы было кому дело семейное передать. Я и не знал, что не родной, до шестнадцати лет… Имя-то мне то еще оставили, македонское. Имя ж от человека отрывать нельзя, даже от мальца неразумного. Иначе – ударит беда.
– А со скольких лет ты в шары ходить начал?
– Да уже с десяти к работе приучать стали. Показали дыру, растолковали все… И начали на ходки брать. Проку-то от меня, положим, немного было, малец что унесет? Мелочь разве какую… Но чтоб учился… Думаешь, наше дело простое, сходил туда, нахватал вещей, да и обратно?
– Не думаю. Мне рассказывали, как оно рискованно. Гибнут люди в дырах…
– И это тоже, – кивнул Душан. – Но не только это. Сам прикинь – вот пришел ты в чужой шар. Там совсем другая жизнь, другая речь… Как объясниться? Как за местного сойти? Как разобраться, какие товары тамошние у нас хорошо пойдут? На все ж сколько времени надо! А со временем тяжко… нельзя там надолго оставаться. Дыра – она же капризная. Может свернуться, может с известного тебе места уйти… И застрянешь в том шаре навсегда. Дядька мой, ну, по отцу приемному, так вот остался… вместе с отцом пошли, а дядька задержался по какому-то делу… И все… Отец потом ходил туда, искал…
– Слушай, – стараясь выглядеть праздно любопытствующим, спросил я, – а вот эта ваша дыра, она в один и тот же шар ведет? Или когда в один, когда в другой?
– О, тут большое искусство, – невидимо усмехнулся Душан, – понять, в какой шар выйдешь. Вот понимаешь, есть шары, а есть дыры. Представь, лежат на земле яблоки… а сверху на них прутик положен. Яблоки – это шары, прутик – дыра. Прутик разной длины может быть. Может двух яблок коснуться, может трех, четырех… Значит, надо знать места на прутике… в дыре то есть… откуда в какой шар выйдешь. А еще ветер может подняться, прутик покрутить, и он с одного шара на другой перекинется… может и обратно вернуться… надо только чуять когда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100