Он свесил голову и тяжело дышал. Зубного предохранителя у него не было, и я хотел было приподнять его рассеченную губу, чтобы посмотреть, целы ли зубы, но он отмахнулся.
— Все это перчатка, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Словно тебя бьют лошадиной подковой.
— А ты поспокойней. Старайся блокировать его правую.
— Что уж теперь, — угрюмо сказал Том, как будто весь ход боя был предрешен заранее.
В третьем раунде и темп и характер боя изменились; профессионал в Финне постепенно оттеснял разъяренного юнца. Финну было всего восемнадцать лет, но за последний год он довольно часто встречался на ринге с профессиональными боксерами и подчас неплохо справлялся, даже когда противник был много сильней. Он лучше Тома владел техникой боя, чувствовал его логику, его ритм; и как только он перестал просто махать кулаками, а применил расчет и умение, все преимущества оказались на его стороне, не говоря о тех, что давала ему железная перчатка. Даже шипения больше не было слышно.
Третий раунд оказался переломным. Снова и снова Финн повторял один и тот же прием — вытянутой левой блокировал Тома, а сам в то же время буквально избивал его правой. Том под градом его ударов напоминал броненосец, который бомбят в открытом море. Он теперь почти все время отступал и, кажется, обрадовался звонку не меньше меня. Когда он подошел, я сказал ему:
— Вот видишь, видишь! Финн теперь действует с умом, не то, что ты.
— Все эта перчатка, — упрямо повторил Том вместо ответа.
— Перчатка перчаткой, но он уже не дерется без толку, ведет продуманный бой.
Но Том по-прежнему не слушал меня. Ослепление гневом длилось у него дольше, чем у Финна, потому что причины гнева были глубже и сложней. Слишком много решалось для него в этом бою, тогда как Финн просто вымещал одну обиду, заслонившую собой все.
Четвертый раунд показал с ясностью, что поражение Тома неизбежно. Финн теперь демонстрировал такую технику, такую ритмическую слаженность всех движений, что Том рядом с ним выглядел неповоротливым увальнем. Том почти не нападал, еле успевая прикрываться от сыпавшихся на него метких ударов. Словно загипнотизированный страхом перед этой маленькой твердой перчаткой, он только защищался — нырком, уклоном, подставкой, а Финн бил его то в лицо, то в грудь, то в поясницу, умело используя оружие, данное ему судьбой.
— Ты пропал, — со злостью и отчаянием сказал я Тому после четвертого раунда. — Теперь если что-нибудь тебя может спасти, так только точный расчет.
— Он сильней меня, Кит, — безучастно сказал Том.
— Неправда! — злобно рявкнул я, даже не стараясь придать своему голосу убедительность.
— Не те перчатки я выбрал, — устало сказал Том, поднимаясь для пятого раунда.
— Дались тебе эти перчатки! — сказал я. — Старайся не попадаться ему под правую, вот и все.
В пятом раунде перевес был по-прежнему на стороне Финна. Он действовал осторожно и ловко, и хоть в нем уже чувствовалось утомление, но темп его не ослабевал. Он брал теперь не столько силой, сколько количеством ударов, и несколько удачных хуков и свингов Тома не спасли положения.
В перерыве я не стал ничего говорить Тому. Было совершенно ясно, что шестой раунд ничего не изменит и Чарли не придется долго думать над решением. Финн усилил напор, видно было, что ему очень хочется нокаутировать Тома, но Том, весь израненный — кровь текла у него из носа, из губы, из левого уха (у Финна тоже нос был разбит), — все же твердо держался на ногах. Уже перед самым концом раунда Финну удалось нанести Тому сильный удар пониже левой ключицы; Том пошатнулся и упал, но тотчас же вскочил на ноги, и в эту минуту зазвенел колокольчик, возвещавший конец матча.
Чарли Касл вышел на середину и обратился к противникам:
— Прежде чем объявлять свое решение, я хочу спросить: удовлетворены ли вы оба?
Том стоял сбычившись, руки в перчатках по швам, но тут он поднял голову и сказал:
— Нет. Я хочу драться до конца.
Чарли посмотрел на него. Том говорил спокойно, но это спокойствие напоминало спокойствие палача.
— Ты на этом настаиваешь, Том?
— Да.
— А ты, Финн? Хочешь, чтобы я определил победителя или ты готов продолжать бой?
— Если он готов продолжать, то и я тоже, — сказал Финн.
— Идет! Еще четыре раунда.
— Нет, — сумрачно возразил Том. — Я сказал, до конца.
— Ну как, Финн?
Финн ответил не сразу, но тут закричали из публики:
— Пускай дерутся до конца. Чарли! Не мешай им.
— Ладно, ладно! — огрызнулся Финн. — Не знаю только, чего ему еще надо. Чтоб я его на куски разорвал, что ли?
Том посмотрел на Финна без всякой злобы, а Чарли обратился ко мне и к Микки Мэрфи:
— А вы как, согласны?
Микки колебался, но я вдруг понял, что Том победит, и поспешно сказал:
— Да, Чарли. Пусть дерутся дальше.
— Хорошо, — сказал Чарли, и публика одобрительно зашумела.
Я теперь был уверен в победе Тома. Вероятно, эта уверенность пришла ко мне, когда я увидел, что вся его злость исчезла. Том знал, что не даст себя одолеть, что у него хватит сил выдержать любую боль, и еще он знал то, чего не мог знать я: что удары Финна начали слабеть, а у него, у Тома, появилось второе дыхание.
— По местам! — крикнул Чарли. — Даю вам еще минуту перерыва, а затем начинайте.
Быть может, он тогда уже понял то, что мне сделалось ясно лишь много позднее. Они начали бои, и снова Финн стал действовать ловко и умно, нанося удар за ударом правой, на которой была та перчатка; но Том как будто уловил наконец сущность тактики Финна и сам теперь вел бой в том же стиле, чередуя выпады с отходами, используя, по примеру Финна, канаты (до этого Тому ни разу не приходилось драться на настоящем ринге), и, хоть доставалось ему не меньше прежнего — так, по крайней мере, оно выглядело со стороны, — он теперь словно бы легче переносил сыпавшиеся на него удары.
Я подумал, что, может быть, дело тут в физическом превосходстве. Том, трезвенник, строго оберегавший свою чистоту, конечно же, обладал большим запасом сил и энергии, чем Финн, который любил выпить и рано стал знаться с женщинами. Теперь Тому важно было одно — выстоять, пока Финн не начнет выдыхаться.
И в самом деле, в восьмом раунде снова наступил перелом. Как хорошему танцору, Тому было знакомо чувство физического наслаждения, которое испытываешь, когда твое тело послушно тебе. Постепенно это чувство пришло к нему, и теперь удары стали получаться свободно и естественно, не нужно было уже усилием вырывать их у себя. В боксе ритм — все; это не то что борьба, для которой мало быть ритмичным, нужно еще уметь рубить дрова. Том больше не занимался рубкой дров, он теперь методично изматывал Финна сухими, меткими ударами, хотя со стороны казалось по-прежнему, что Финн нападает, а Том только отражает нападение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Все это перчатка, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Словно тебя бьют лошадиной подковой.
— А ты поспокойней. Старайся блокировать его правую.
— Что уж теперь, — угрюмо сказал Том, как будто весь ход боя был предрешен заранее.
В третьем раунде и темп и характер боя изменились; профессионал в Финне постепенно оттеснял разъяренного юнца. Финну было всего восемнадцать лет, но за последний год он довольно часто встречался на ринге с профессиональными боксерами и подчас неплохо справлялся, даже когда противник был много сильней. Он лучше Тома владел техникой боя, чувствовал его логику, его ритм; и как только он перестал просто махать кулаками, а применил расчет и умение, все преимущества оказались на его стороне, не говоря о тех, что давала ему железная перчатка. Даже шипения больше не было слышно.
Третий раунд оказался переломным. Снова и снова Финн повторял один и тот же прием — вытянутой левой блокировал Тома, а сам в то же время буквально избивал его правой. Том под градом его ударов напоминал броненосец, который бомбят в открытом море. Он теперь почти все время отступал и, кажется, обрадовался звонку не меньше меня. Когда он подошел, я сказал ему:
— Вот видишь, видишь! Финн теперь действует с умом, не то, что ты.
— Все эта перчатка, — упрямо повторил Том вместо ответа.
— Перчатка перчаткой, но он уже не дерется без толку, ведет продуманный бой.
Но Том по-прежнему не слушал меня. Ослепление гневом длилось у него дольше, чем у Финна, потому что причины гнева были глубже и сложней. Слишком много решалось для него в этом бою, тогда как Финн просто вымещал одну обиду, заслонившую собой все.
Четвертый раунд показал с ясностью, что поражение Тома неизбежно. Финн теперь демонстрировал такую технику, такую ритмическую слаженность всех движений, что Том рядом с ним выглядел неповоротливым увальнем. Том почти не нападал, еле успевая прикрываться от сыпавшихся на него метких ударов. Словно загипнотизированный страхом перед этой маленькой твердой перчаткой, он только защищался — нырком, уклоном, подставкой, а Финн бил его то в лицо, то в грудь, то в поясницу, умело используя оружие, данное ему судьбой.
— Ты пропал, — со злостью и отчаянием сказал я Тому после четвертого раунда. — Теперь если что-нибудь тебя может спасти, так только точный расчет.
— Он сильней меня, Кит, — безучастно сказал Том.
— Неправда! — злобно рявкнул я, даже не стараясь придать своему голосу убедительность.
— Не те перчатки я выбрал, — устало сказал Том, поднимаясь для пятого раунда.
— Дались тебе эти перчатки! — сказал я. — Старайся не попадаться ему под правую, вот и все.
В пятом раунде перевес был по-прежнему на стороне Финна. Он действовал осторожно и ловко, и хоть в нем уже чувствовалось утомление, но темп его не ослабевал. Он брал теперь не столько силой, сколько количеством ударов, и несколько удачных хуков и свингов Тома не спасли положения.
В перерыве я не стал ничего говорить Тому. Было совершенно ясно, что шестой раунд ничего не изменит и Чарли не придется долго думать над решением. Финн усилил напор, видно было, что ему очень хочется нокаутировать Тома, но Том, весь израненный — кровь текла у него из носа, из губы, из левого уха (у Финна тоже нос был разбит), — все же твердо держался на ногах. Уже перед самым концом раунда Финну удалось нанести Тому сильный удар пониже левой ключицы; Том пошатнулся и упал, но тотчас же вскочил на ноги, и в эту минуту зазвенел колокольчик, возвещавший конец матча.
Чарли Касл вышел на середину и обратился к противникам:
— Прежде чем объявлять свое решение, я хочу спросить: удовлетворены ли вы оба?
Том стоял сбычившись, руки в перчатках по швам, но тут он поднял голову и сказал:
— Нет. Я хочу драться до конца.
Чарли посмотрел на него. Том говорил спокойно, но это спокойствие напоминало спокойствие палача.
— Ты на этом настаиваешь, Том?
— Да.
— А ты, Финн? Хочешь, чтобы я определил победителя или ты готов продолжать бой?
— Если он готов продолжать, то и я тоже, — сказал Финн.
— Идет! Еще четыре раунда.
— Нет, — сумрачно возразил Том. — Я сказал, до конца.
— Ну как, Финн?
Финн ответил не сразу, но тут закричали из публики:
— Пускай дерутся до конца. Чарли! Не мешай им.
— Ладно, ладно! — огрызнулся Финн. — Не знаю только, чего ему еще надо. Чтоб я его на куски разорвал, что ли?
Том посмотрел на Финна без всякой злобы, а Чарли обратился ко мне и к Микки Мэрфи:
— А вы как, согласны?
Микки колебался, но я вдруг понял, что Том победит, и поспешно сказал:
— Да, Чарли. Пусть дерутся дальше.
— Хорошо, — сказал Чарли, и публика одобрительно зашумела.
Я теперь был уверен в победе Тома. Вероятно, эта уверенность пришла ко мне, когда я увидел, что вся его злость исчезла. Том знал, что не даст себя одолеть, что у него хватит сил выдержать любую боль, и еще он знал то, чего не мог знать я: что удары Финна начали слабеть, а у него, у Тома, появилось второе дыхание.
— По местам! — крикнул Чарли. — Даю вам еще минуту перерыва, а затем начинайте.
Быть может, он тогда уже понял то, что мне сделалось ясно лишь много позднее. Они начали бои, и снова Финн стал действовать ловко и умно, нанося удар за ударом правой, на которой была та перчатка; но Том как будто уловил наконец сущность тактики Финна и сам теперь вел бой в том же стиле, чередуя выпады с отходами, используя, по примеру Финна, канаты (до этого Тому ни разу не приходилось драться на настоящем ринге), и, хоть доставалось ему не меньше прежнего — так, по крайней мере, оно выглядело со стороны, — он теперь словно бы легче переносил сыпавшиеся на него удары.
Я подумал, что, может быть, дело тут в физическом превосходстве. Том, трезвенник, строго оберегавший свою чистоту, конечно же, обладал большим запасом сил и энергии, чем Финн, который любил выпить и рано стал знаться с женщинами. Теперь Тому важно было одно — выстоять, пока Финн не начнет выдыхаться.
И в самом деле, в восьмом раунде снова наступил перелом. Как хорошему танцору, Тому было знакомо чувство физического наслаждения, которое испытываешь, когда твое тело послушно тебе. Постепенно это чувство пришло к нему, и теперь удары стали получаться свободно и естественно, не нужно было уже усилием вырывать их у себя. В боксе ритм — все; это не то что борьба, для которой мало быть ритмичным, нужно еще уметь рубить дрова. Том больше не занимался рубкой дров, он теперь методично изматывал Финна сухими, меткими ударами, хотя со стороны казалось по-прежнему, что Финн нападает, а Том только отражает нападение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46