До чего же крутыми показались Селесте эти ступени! Когда она вошла в коридор, сердце у нее бешено колотилось, а ноги подгибались. Тут ее ждала еще одна группа почитательниц, поспешивших поздравить с юбилеем. С восторгом, который Селеста едва ли могла в тот момент разделить, они сообщили, что в зале Центра продано более одиннадцати сотен мест и что ее выступление будут транслировать по всем центральным каналам телевидения. Кроме того, Селесту поставили в известность, что на ее чествовании будет присутствовать несколько чрезвычайно важных особ, включая очень богатых спонсоров. Кто-то из женщин бросил ей букет алых роз, воскликнув:
– С днем рождения, дорогая мисс Уорд! Дай вам Бог побольше счастливых юбилеев!
Селеста пожимала руки и смотрела на незнакомые лица, мелькавшие перед ней как в калейдоскопе. Подумать только, какая собралась толпа! Но где женщины в униформе из общества «Женщины в борьбе за свои права», которые должны защищать ее от излишне настойчивого внимания гостей? Селесте оставалось только продолжать пожимать руки и рассыпать любезные улыбки, сопровождая их дежурными фразами:
– Большое вам всем спасибо! Как это мило с вашей стороны! Этот день рождения навсегда останется в моем сердце!
Множество поклонниц Селесты хотели, чтобы она подписала для них книгу «Ловушка материнства», которую уже продавали в коридоре. Седовласая женщина с полыхавшим страстью взглядом, заглядывая Селесте в глаза, воскликнула:
– Эта книга спасла мне жизнь! Спасла меня от ловушки, которая вот-вот должна была захлопнуться!
Она наверняка заключила бы Селесту в могучие объятия, если бы одна дама этому не воспрепятствовала.
Селесту провели в отдельную гостиную, находившуюся в задней части здания. Слава Богу! Букеты, под тяжестью которых она сгибалась, были мгновенно изъяты у нее из рук и расставлены в вазы, а сама она получила наконец возможность расположиться на мягком диванчике, прикрыть на минуту рукой глаза и чуточку расслабиться. Кто-то вложил ей в руку бокал с перье, который она с благодарностью приняла. Потом у нее спросили, не станет ли она возражать, если ее сфотографируют? Селеста пробормотала, что пока сниматься не хочет, но сказала это так тихо и неуверенно, что ее неправильно поняли и в следующее мгновение вокруг снова засверкали вспышки. От неожиданности у Селесты затряслись руки, и она едва не пролила минеральную воду. В обстановке гостиной ощущалось нечто странное, даже пугающее – то, чего она не могла пока ни понять, ни определить. Ей казалось, что это имеет какое-то отношение к странному существу на экране монитора, но из-за царившего в этот момент у нее в голове сумбура она никак не могла вспомнить, как именно оно выглядело.
Я допустила ошибку, решив публично отметить свой юбилей! Не следовало этого делать – вот что! Но в чем же все-таки ошибка?
На прошлой неделе Селеста даже отказалась от визита к врачу. Чувствовала она себя прекрасно, в ушах будто звучали фанфары, а глаза блестели от приятного возбуждения в предвкушении праздника! Разумеется, у меня все в порядке! Мои противники придут в отчаяние, увидев, в какой я отличной форме!
Вокруг снова замелькали лица – на этот раз большей частью знакомые. Основатели различных фондов, друзья и члены их семей, кое-кто из знакомых феминисток, которые должны были сегодня произносить в ее честь речи. Одно плохо – Селеста не могла вспомнить, как их зовут! Она решила немного успокоиться и сосредоточиться на собственной речи, которую должна была прочитать ровно в восемь вечера – на часах было уже семь сорок, – но ей такой возможности не предоставили. Снова пришлось говорить любезности и отвечать на них, демонстрируя свою знаменитую «кипучую энергию».
– Конечно же, я вас помню! Да, сегодня счастливейший день в моей жизни! Этот день рождения – лучший из всех, что я помню!
Но Селеста едва помнила свои предыдущие дни рождения. Неужели все они стерлись из памяти? Если в этом есть какой-то смысл, то в чем он?
В разгар беседы с некой женщиной, утверждавшей, что двадцать пять лет назад у нее училась (когда? где? в Барнарде? Вассаре? Рэдклиффе?), – Селеста машинально взглянула на свое правое запястье и неожиданно увидела тонюсенький алый браслет, который оказался на поверку вовсе не браслетом, а тонкой алой царапиной, из которой сочилась кровь. Господи, что же это? Опять какое-то дурацкое происшествие! Неужели ее случайно оцарапал кто-то? Селеста внимательно осмотрела оба запястья. Вроде все нормально – других царапин или порезов она не обнаружила. Достав бумажный платок, Селеста промокнула кровь – очень быстро, так, чтобы никто ничего не заметил. Ну конечно же, ее оцарапали шипы роз, ей только что подарили букет.
– Мисс Уорд? Селеста? Почему вы побледнели? Вам нехорошо?
Селеста хотела улизнуть в дамскую комнату, чтобы немного побыть одной и собраться с мыслями, но в этот момент к ней подошла еще одна журналистка. Это была молодая женщина с длинными руками и ногами, лет примерно тридцати пяти, с большими блестящими глазами и профессиональной привычкой слишком часто улыбаться, обнажая розовые десны. Селеста не видела этой дамы ни в фойе, ни в гостиной, но вспомнила, что о ее визите была проинформирована заранее.
– Нет, я чувствую себя отлично, – торопливо произнесла она. Отделаться от этой женщины с лошадиной улыбкой не было никакой возможности. Селеста сразу поняла это, и сердце у нее упало.
Журналистка устроилась рядом с Селестой, раскинув свои огромные ноги, и достала диктофон и блокнот с ручкой.
– Подумать только, какой сегодня вечер! Юбилейный! Счастливого вам дня рождения! – начала она, строча как из пулемета. – Итак, как мы себя чувствуем, мисс Уорд? Я хочу сказать, Селеста. Наверняка вы меня помните?
Селеста обычно предпочитала, чтобы журналисты называли ее по имени, а не по фамилии, но теперь, к большому своему смущению, никак не могла вспомнить имени этой женщины. Тем не менее она тепло ей улыбнулась и ответила:
– Разумеется, помню.
Потом они пожали друг другу руки; прикосновение костлявых, холодных пальцев репортерши заставило Селесту вздрогнуть. Кроме того, ее лишний раз неприятно поразила улыбка репортерши – крупные зубы и голая, не прикрытая верхней губой десна. И еще глаза – большие и блестящие, словно стеклянные пуговицы. Во взгляде журналистки проступали искренность и неподдельное уважение, которые испытывает студент к знаменитому наставнику.
– Вы не против? – спросила журналистка, указывая на свой диктофон. – Не хотелось бы пропустить ни одного словечка. – Включив диктофон, она добавила: – Начнем с вопросов, на которые вы не ответили в прошлый раз…
– Ну, если вы настаиваете… – с отсутствующим видом кивнула Селеста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– С днем рождения, дорогая мисс Уорд! Дай вам Бог побольше счастливых юбилеев!
Селеста пожимала руки и смотрела на незнакомые лица, мелькавшие перед ней как в калейдоскопе. Подумать только, какая собралась толпа! Но где женщины в униформе из общества «Женщины в борьбе за свои права», которые должны защищать ее от излишне настойчивого внимания гостей? Селесте оставалось только продолжать пожимать руки и рассыпать любезные улыбки, сопровождая их дежурными фразами:
– Большое вам всем спасибо! Как это мило с вашей стороны! Этот день рождения навсегда останется в моем сердце!
Множество поклонниц Селесты хотели, чтобы она подписала для них книгу «Ловушка материнства», которую уже продавали в коридоре. Седовласая женщина с полыхавшим страстью взглядом, заглядывая Селесте в глаза, воскликнула:
– Эта книга спасла мне жизнь! Спасла меня от ловушки, которая вот-вот должна была захлопнуться!
Она наверняка заключила бы Селесту в могучие объятия, если бы одна дама этому не воспрепятствовала.
Селесту провели в отдельную гостиную, находившуюся в задней части здания. Слава Богу! Букеты, под тяжестью которых она сгибалась, были мгновенно изъяты у нее из рук и расставлены в вазы, а сама она получила наконец возможность расположиться на мягком диванчике, прикрыть на минуту рукой глаза и чуточку расслабиться. Кто-то вложил ей в руку бокал с перье, который она с благодарностью приняла. Потом у нее спросили, не станет ли она возражать, если ее сфотографируют? Селеста пробормотала, что пока сниматься не хочет, но сказала это так тихо и неуверенно, что ее неправильно поняли и в следующее мгновение вокруг снова засверкали вспышки. От неожиданности у Селесты затряслись руки, и она едва не пролила минеральную воду. В обстановке гостиной ощущалось нечто странное, даже пугающее – то, чего она не могла пока ни понять, ни определить. Ей казалось, что это имеет какое-то отношение к странному существу на экране монитора, но из-за царившего в этот момент у нее в голове сумбура она никак не могла вспомнить, как именно оно выглядело.
Я допустила ошибку, решив публично отметить свой юбилей! Не следовало этого делать – вот что! Но в чем же все-таки ошибка?
На прошлой неделе Селеста даже отказалась от визита к врачу. Чувствовала она себя прекрасно, в ушах будто звучали фанфары, а глаза блестели от приятного возбуждения в предвкушении праздника! Разумеется, у меня все в порядке! Мои противники придут в отчаяние, увидев, в какой я отличной форме!
Вокруг снова замелькали лица – на этот раз большей частью знакомые. Основатели различных фондов, друзья и члены их семей, кое-кто из знакомых феминисток, которые должны были сегодня произносить в ее честь речи. Одно плохо – Селеста не могла вспомнить, как их зовут! Она решила немного успокоиться и сосредоточиться на собственной речи, которую должна была прочитать ровно в восемь вечера – на часах было уже семь сорок, – но ей такой возможности не предоставили. Снова пришлось говорить любезности и отвечать на них, демонстрируя свою знаменитую «кипучую энергию».
– Конечно же, я вас помню! Да, сегодня счастливейший день в моей жизни! Этот день рождения – лучший из всех, что я помню!
Но Селеста едва помнила свои предыдущие дни рождения. Неужели все они стерлись из памяти? Если в этом есть какой-то смысл, то в чем он?
В разгар беседы с некой женщиной, утверждавшей, что двадцать пять лет назад у нее училась (когда? где? в Барнарде? Вассаре? Рэдклиффе?), – Селеста машинально взглянула на свое правое запястье и неожиданно увидела тонюсенький алый браслет, который оказался на поверку вовсе не браслетом, а тонкой алой царапиной, из которой сочилась кровь. Господи, что же это? Опять какое-то дурацкое происшествие! Неужели ее случайно оцарапал кто-то? Селеста внимательно осмотрела оба запястья. Вроде все нормально – других царапин или порезов она не обнаружила. Достав бумажный платок, Селеста промокнула кровь – очень быстро, так, чтобы никто ничего не заметил. Ну конечно же, ее оцарапали шипы роз, ей только что подарили букет.
– Мисс Уорд? Селеста? Почему вы побледнели? Вам нехорошо?
Селеста хотела улизнуть в дамскую комнату, чтобы немного побыть одной и собраться с мыслями, но в этот момент к ней подошла еще одна журналистка. Это была молодая женщина с длинными руками и ногами, лет примерно тридцати пяти, с большими блестящими глазами и профессиональной привычкой слишком часто улыбаться, обнажая розовые десны. Селеста не видела этой дамы ни в фойе, ни в гостиной, но вспомнила, что о ее визите была проинформирована заранее.
– Нет, я чувствую себя отлично, – торопливо произнесла она. Отделаться от этой женщины с лошадиной улыбкой не было никакой возможности. Селеста сразу поняла это, и сердце у нее упало.
Журналистка устроилась рядом с Селестой, раскинув свои огромные ноги, и достала диктофон и блокнот с ручкой.
– Подумать только, какой сегодня вечер! Юбилейный! Счастливого вам дня рождения! – начала она, строча как из пулемета. – Итак, как мы себя чувствуем, мисс Уорд? Я хочу сказать, Селеста. Наверняка вы меня помните?
Селеста обычно предпочитала, чтобы журналисты называли ее по имени, а не по фамилии, но теперь, к большому своему смущению, никак не могла вспомнить имени этой женщины. Тем не менее она тепло ей улыбнулась и ответила:
– Разумеется, помню.
Потом они пожали друг другу руки; прикосновение костлявых, холодных пальцев репортерши заставило Селесту вздрогнуть. Кроме того, ее лишний раз неприятно поразила улыбка репортерши – крупные зубы и голая, не прикрытая верхней губой десна. И еще глаза – большие и блестящие, словно стеклянные пуговицы. Во взгляде журналистки проступали искренность и неподдельное уважение, которые испытывает студент к знаменитому наставнику.
– Вы не против? – спросила журналистка, указывая на свой диктофон. – Не хотелось бы пропустить ни одного словечка. – Включив диктофон, она добавила: – Начнем с вопросов, на которые вы не ответили в прошлый раз…
– Ну, если вы настаиваете… – с отсутствующим видом кивнула Селеста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105