– Мы же не хотим, чтоб он сбился с пути!
Иванна сдается. Ее глаза наливаются слезами, она достает из кармана платок и утирает их.
– Учиться все равно нужно. Так что же ты решаешь?
– Три года в техническом.
Я вскакиваю на стул и начинаю целовать их – сначала ее, потом его, они сидят, и я целую их в лоб.
– Только не к отцу Бонифацию, – заявляю я.
Милло соглашается, продолжая поглаживать усы. Иванна качает головой и вздыхает.
– Вот, Миллоски, видите – ваше воспитание. К отцу Бонифацию, где все эти сироты, я его никогда не пошлю. Я и к мессе его не приучила, раз уж сама не хожу. Но сама я не хожу в церковь лишь потому, что у меня нет времени, и этим вовсе не горжусь! О священниках я ему никогда плохого слова не сказала. Говорить о них дурно – все равно что обучать ругани.
– Я их тоже при нем не ругал, – говорит Милло. – Он сам разобрался в этом, как и во многом другом. Дети подрастают, Иванна. Не нам жаловаться, если они растут такими, как надо.
– Да, – произносит она. – А покуда, – и она снова вздыхает: это у нее такая привычка, – а покуда он до самого октября будет целыми днями шляться у речки без всякого надзора.
– Он слишком мал, чтоб поступать на завод, такого и в подмастерья не возьмут. Может быть…
– Что? – я открываю коробку и начинаю укладывать в ряд детали.
– Вот ты хочешь стать фрезеровщиком, но ведь ты и книги любишь, – значит, тебе интересно будет поглядеть, как их печатают.
У его приятеля (он был также приятелем Морено, но только Иванна его не помнила) была небольшая типография в Борго Аллегри.
– Типография крохотная, – говорит Милло, – он один там управляется со всей работой, ему нужен мальчик, главным образом для разных поручений… Откровенно говоря, я уже все уладил.
За то лето я изучил все: и как работает печатный станок, и как обращаться с литерами и наборной доской, и как сверстать визитную карточку, бланк или воззвание. Я этим увлекся, но не слишком привязался к делу – не мое это ремесло. Трудно было себе представить хозяина лучше бедняги Каммеи. Он ходил в куртке, вечно залитой чернилами и вином, страстно увлекался лото, играл на скачках, покупал билеты футбольной лотереи, всегда нуждался в деньгах, жил среди постоянных семейных неурядиц.
Настал октябрь, и я стал ходить в техническое училище. Снова вернулся я к речке Терцолле, к Армандо и Дино. Лишь потом я понял, что, сам того не зная, пережил решившие мою судьбу месяцы. Бывает, бросишь невзначай в землю косточку, а вырастет персиковое деревцо.
10
Армандо был моим подчиненным, а Дино – уже в ту пору – настоящим другом, школьным товарищем. Еще в давние времена прогулок в саду у крепости, которые в моей памяти связаны с исчезновением синьоры Каппуджи и смертью Лучани, мы вместе с Дино заключили союз с солдатами-неграми. Не жулики, не чистильщики сапог – мы просто «little friends», беззаботные мальчишки, которых с ними сравняла дружба; еще больше нас сблизил непостижимо быстро усвоенный жаргон американских солдат… «You no go» – предупреждали мы их, когда проститутки вместе со своими покровителями намеревались обобрать их до нитки или подсунуть денатурат вместо виски, а не то и мочу вместо пива (как случилось однажды с Томми Уотсоном, черным-пречерным: он напился до бесчувствия, так и не поняв, чем его угостили).
– Хуже, чем Томми из Иллинойса, – говорим мы, когда кто-нибудь из «стариков», толкуя о преимуществах демократической системы, вдруг решает, что в «новых исторических условиях не исключена возможность прихода к власти трудящихся классов просто путем завоевания большинства в парламенте». Причем это, боже упаси, не реформизм, а лишь «аспект революционной диалектики».
Хуже, чем Джесс Буйе из Колорадо – тот самый, что непременно хотел переспать с Бьянкиной, хоть она и говорила: «Завтра ложусь в больницу – сифилис есть сифилис, ничего не попишешь, зато сегодня успею наградить еще нескольких. Впрочем, разве я не от них заразилась?»
– Хуже, чем Боб Джонсон, куда хуже, чем Энне Ипсилон из Гарлема, – говорит Дино. – Тебя в тот вечер не было. Шпагат выманил у него сто долларов за медную цепочку.
Дино, как тогда у норы, постоянно заглядывает мне в глаза. У него глазищи зеленые, большие, как у девчонки: взглянет на меня – и опустит их. Нет, это не условный знак, просто переглядываемся, чтобы показать, что поняли друг друга. Он то ласков, то драчлив, не так, правда, силен, как Армандо, но уж, конечно, не слабей меня. А станешь с ним бороться – падает на обе лопатки, упрешься ладонью в ладонь, чтобы померяться силами, – его рука повиснет, как тряпка, побежим вперегонки – он остается позади, всего за несколько метров до цели. «Нет у тебя рывка, – говорю я, – духа тебе не хватает».
Он всегда дает мне свой окурок для последней затяжки, так же как потом всегда будет протягивать зажигалку. Лежа на отмели я всегда читаю вслух похождения Бесстрашного, а Дино, пристроившись за моей спиной, слушает и через мое плечо разглядывает рисунки, в то время как Армандо скучает и мечтает о том, как откроет большой трактир. Он всегда усаживается чуть поодаль, вечно готовый к бунту и побегу, и заявляет, что Супермен-Нембо, Кид-Кларк Кент и Бэтман и Робин вообще никогда не жили на свете.
– Никакой Луизы Лэйн никогда не было, это одни выдумки, зато какую девочку я нашел!
Я хожу уже во второй класс технического училища. Армандо остался в школе на второй год. Мы с Дино носим свои первые «взрослые» куртки и первые джинсы (Иванна разрешила по случаю окончания школы). «В этих штанах ты совсем такой же, как другие мальчики… Но раз и дядя Милло согласен, то что я могу? Вырастить тебя и только. От сидения в кассе спину так ломит…»
Дино давно уже покончил с учебой. Помогает теперь отцу у прилавка «Souvenirs of Florence». Говорит, что ходит в вечернюю школу, нас догоняет.
Зима. Мы сидим под навесом, вокруг зеленеют одни лишь мрачные кипарисы. Вдали видна покрытая снегом вершина горы Инконтро, снег, должно быть, и на вершинах Монтесенарио и Монтеченери и на самой макушке Морелло, что неподалеку от них. Под лучами солнца сверкает полоска снега.
Только что прошел дождь, потеплело, туман рассеялся. Синьора Дора дала нам пригоршню жареных, почти обугленных каштанов. Мы вышли на шоссе, забрались в кабину грузового «доджа», покуда оба водителя обедали у Чезарино.
– Расскажи все толком.
– Она и вправду согласна.
Мы словно внутри крепости. Ветровое стекло запотело. Я сижу за рулем, Армандо мы устроили посередине – пусть только попробует от нас скрыть. Со стен кабины нам улыбаются лица кинозвезд, вырезанные из журналов.
– Я ее вот так же близко видел, – клянется Армандо, – но мне еще не удалось.
– А что?
– Вас ждал, чтоб с ней справиться, она влюблена в тебя, – и он показал на Дино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84