(Место г-жи Шмольгубер, эту уютную скальную ложу, или ложицу, или ложку, занял потом все тот же парень из Мудабурга, потому что его прежний сидельный камень, как он выразился, «не соответствовал эстетически».)
Измерять время нам помогал штангенциркуль. Борода у барона фон Харкова, как выяснилось, росла со скоростью 0,2 см в сутки. Г-н Божидар (вдовец, как теперь придется писать) распрямляет волоски бороды барона, а г-н Гномуправ меряет.
Один из скальных блоков там, куда мы ползем, имеет форму почти идеального куба. Поскольку в природе, во всяком случае среди предметов, которые не приходится считать на атомы, идеальные геометрические фигуры никогда не встречаются, это явление показалось нам загадкой. У нее очень ровные, острые края, будто выточенные по линейке. Прямые углы соблюдены с величайшей точностью. Г-н Гномуправ (или просто гномуправ) тщательно их замерил. Куб железный, но не ржавый, следовательно, это скорее всего сталь; поверхность гладкая. Он присыпан землей и торчит из нее острой вершиной наподобие трехгранной пирамиды. Поскольку ни одного ребра целиком не видно, трудно сказать, каков его объем и насколько глубоко он врос в землю. Да и куб ли это? Возможно, там, в земле, его размеры меняются? И он имеет иные, непривычные для нас формы?
Я назвал его Кавэ. Не может быть, чтобы он был создан природой, а не человеком. Хотя кто его знает – кристаллы, они ведь тоже имеют геометрически правильные формы. Возможно, этот куб – всего лишь древний стальной кристалл?
* * *
Все яйца в ящике, конечно, протухли. Когда борода барона фон Харкова выросла до 1,8 см, наш гномуправ, несмотря на сотрясение мозга, постоянно бродивший или, лучше сказать, ползавший по камням и скалам, падая и снова карабкаясь, нашел где-то ящик пива. (Примерно там, где мы незадолго до этого нашли куб Кавэ.) Тот ящик был целехонек, и в нем было 48 бутылок. Сначала мы думали, что эта находка – столь же загадочное и мистическое явление природы, как найденный ранее стальной куб Кавэ, однако надпись на ящике скоро убедила нас, что он попал сюда с «Бл. Мцы Гефионы». Причем ни одна бутылка не разбилась! Это чудо.
Теперь вспомните, что берег острова Гефионы обрывается отвесно, как ребро столешницы. Когда вода поднимается, ее ледяные, маслянисто-чавкающие волны достигают верхнего края. Так было и тогда, в день 0,0 бороды фон Харкова; а теперь представьте, что кто-то изо всей силы швыряет об это ребро фарфоровую вазу. Это и произошло с нашим лайнером. По причине законов физики, которые, несмотря на сотрясение мозга, нам настойчиво пытался втолковать гномуправ (интересно, какое отношение имеет его профессия к законам физики?), однако он делал это столь неумело, что его в конце концов так никто и не понял – так вот, по этой самой причине большую часть осколков фарфоровой вазы, то бишь обломки лайнера, а среди них и 782 пассажиров (включая команду) отбросило назад, в море, и лишь малую часть ее массы, то есть восемнадцать человек нас, спасшихся, плюс ящик с пивом, плюс ящик с яйцами, выбросило на сушу. Однако ящик с яйцами, как уже говорилось, не уцелел: яйца в нем по большей части побились, слившись в сплошной гоголь-моголь, к нашему появлению давно протухший, тогда как ящик с пивом – чудо, чудо! – остался целехонек.
* * *
Первой унесло г-жу Шмолыубер, которая из-за сломанной руки не могла больше держаться. Жуткая картина: представьте себе великана, дующего на столовую ложку, в которой сидит крохотная женщина, или ураганный ветер, способный выдуть любые живые существа из каких угодно углублений, где они прячутся, тем более что таких углублений на нашем острове раз-два и обчелся, а ветер просто дьявольский. Что ж, к урагану не может быть претензий, он дует, как умеет, не обращая ни на кого внимания, если вы позволите мне такую персонификацию сил природы… Мы прятались за камнями. «Все сюда, на наветренную сторону!» – кричал фон Харков и это было правильно, потому что тогда ветер вдавливал нас в стену, и хотя прижимал к ней так, что перехватывало дыхание, все же возникала уверенность, что тебя не сдунет.
– Не-ет! – воскликнула г-жа Божидар («Она всегда выступает поперек, – сказал потом ее муж, – то есть выступала»). – Не слушайте мужчин, идите за скалы! – И этот клич, из феминистической ли солидарности, из физиологической ли безнадежности или по каким-либо иным причинам, вызвал в наших женщинах горячее желание последовать совету г-жи Божидар, а дальше произошло то, что и должно было произойти: вскоре они улетели одна за другой. Потому что за скалами ветер набирал такую скорость, что буквально выдул женщин (как потом и гномуправа) из их укрытий, сначала покатав по краям приютивших их «ложек», а потом швырнул в высоту, по пути хорошенько отбив о камни, чтобы затем отправить в ненасытную глотку моря.
Очень жаль Лорну Финферли. Ей было немногим больше двадцати лет. Прежде чем унести навсегда, ураган сорвал с нее одежду. Мне редко доводилось видеть столь совершенный женский зад: Лорна Финферли тут вне всякой конкуренции. К сожалению, мне довелось лицезреть его лишь несколько мгновений. Она мелькнула в моей жизни, как чувственная комета, прилетела и улетела. Очень, очень жаль.
Та история с ящиком пива произошла уже потом. Мы начали что-то замечать, когда гномуправ стал появляться явно навеселе. Но он ничего не сказал нам о своей находке. Как выяснилось позже, сначала он взял только одну бутылку и открыл ее своим швейцарским армейским ножом. И выпил. Но тогда мы этого не заметили.
На следующий день он выпил как минимум три бутылки. В тот день нам его поведение уже показалось несколько странным, когда он вернулся из своего ежеутреннего путешествия по скалам, однако мы сочли это следствием сотрясения мозга. Лишь барон с его феноменальным чутьем к алкоголю («инстинкт прибалта», как он сам выразился) уже тогда выразил подозрение, что тот выпивши. Еще через день мы в этом совершенно убедились. Гномуправ то и дело хохотал без причины и едва стоял на ногах; тромбонарь Придудек, самый крепкий из нас, долго тряс гномуправа, пока тот наконец не выдал свою тайну. Мы нашли ящик. Оставшиеся бутылки (почти сорок штук) мы разделили по-братски (гномуправу, конечно, больше не дали), и вскоре нам всем тоже стало хорошо.
А еще он похож на маску. Представьте себе гротескную человеческую рожу или, еще точнее, голову черта с двумя тупыми рожками, высунутым языком и головой, торчащей над поверхностью воды лишь настолько, чтобы язык ее касался, и вся эта композиция воплощена неизвестным богом-доброжелателем в сером камне: таков и есть остров Св. Гефионы. Хотя в доброжелательность этого бога тоже не очень верится: почему бы ему, при такой-то доброте, не поместить эту каменную маску где-нибудь в экваториальных водах Тихого океана, среди обнаженных полинезиек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Измерять время нам помогал штангенциркуль. Борода у барона фон Харкова, как выяснилось, росла со скоростью 0,2 см в сутки. Г-н Божидар (вдовец, как теперь придется писать) распрямляет волоски бороды барона, а г-н Гномуправ меряет.
Один из скальных блоков там, куда мы ползем, имеет форму почти идеального куба. Поскольку в природе, во всяком случае среди предметов, которые не приходится считать на атомы, идеальные геометрические фигуры никогда не встречаются, это явление показалось нам загадкой. У нее очень ровные, острые края, будто выточенные по линейке. Прямые углы соблюдены с величайшей точностью. Г-н Гномуправ (или просто гномуправ) тщательно их замерил. Куб железный, но не ржавый, следовательно, это скорее всего сталь; поверхность гладкая. Он присыпан землей и торчит из нее острой вершиной наподобие трехгранной пирамиды. Поскольку ни одного ребра целиком не видно, трудно сказать, каков его объем и насколько глубоко он врос в землю. Да и куб ли это? Возможно, там, в земле, его размеры меняются? И он имеет иные, непривычные для нас формы?
Я назвал его Кавэ. Не может быть, чтобы он был создан природой, а не человеком. Хотя кто его знает – кристаллы, они ведь тоже имеют геометрически правильные формы. Возможно, этот куб – всего лишь древний стальной кристалл?
* * *
Все яйца в ящике, конечно, протухли. Когда борода барона фон Харкова выросла до 1,8 см, наш гномуправ, несмотря на сотрясение мозга, постоянно бродивший или, лучше сказать, ползавший по камням и скалам, падая и снова карабкаясь, нашел где-то ящик пива. (Примерно там, где мы незадолго до этого нашли куб Кавэ.) Тот ящик был целехонек, и в нем было 48 бутылок. Сначала мы думали, что эта находка – столь же загадочное и мистическое явление природы, как найденный ранее стальной куб Кавэ, однако надпись на ящике скоро убедила нас, что он попал сюда с «Бл. Мцы Гефионы». Причем ни одна бутылка не разбилась! Это чудо.
Теперь вспомните, что берег острова Гефионы обрывается отвесно, как ребро столешницы. Когда вода поднимается, ее ледяные, маслянисто-чавкающие волны достигают верхнего края. Так было и тогда, в день 0,0 бороды фон Харкова; а теперь представьте, что кто-то изо всей силы швыряет об это ребро фарфоровую вазу. Это и произошло с нашим лайнером. По причине законов физики, которые, несмотря на сотрясение мозга, нам настойчиво пытался втолковать гномуправ (интересно, какое отношение имеет его профессия к законам физики?), однако он делал это столь неумело, что его в конце концов так никто и не понял – так вот, по этой самой причине большую часть осколков фарфоровой вазы, то бишь обломки лайнера, а среди них и 782 пассажиров (включая команду) отбросило назад, в море, и лишь малую часть ее массы, то есть восемнадцать человек нас, спасшихся, плюс ящик с пивом, плюс ящик с яйцами, выбросило на сушу. Однако ящик с яйцами, как уже говорилось, не уцелел: яйца в нем по большей части побились, слившись в сплошной гоголь-моголь, к нашему появлению давно протухший, тогда как ящик с пивом – чудо, чудо! – остался целехонек.
* * *
Первой унесло г-жу Шмолыубер, которая из-за сломанной руки не могла больше держаться. Жуткая картина: представьте себе великана, дующего на столовую ложку, в которой сидит крохотная женщина, или ураганный ветер, способный выдуть любые живые существа из каких угодно углублений, где они прячутся, тем более что таких углублений на нашем острове раз-два и обчелся, а ветер просто дьявольский. Что ж, к урагану не может быть претензий, он дует, как умеет, не обращая ни на кого внимания, если вы позволите мне такую персонификацию сил природы… Мы прятались за камнями. «Все сюда, на наветренную сторону!» – кричал фон Харков и это было правильно, потому что тогда ветер вдавливал нас в стену, и хотя прижимал к ней так, что перехватывало дыхание, все же возникала уверенность, что тебя не сдунет.
– Не-ет! – воскликнула г-жа Божидар («Она всегда выступает поперек, – сказал потом ее муж, – то есть выступала»). – Не слушайте мужчин, идите за скалы! – И этот клич, из феминистической ли солидарности, из физиологической ли безнадежности или по каким-либо иным причинам, вызвал в наших женщинах горячее желание последовать совету г-жи Божидар, а дальше произошло то, что и должно было произойти: вскоре они улетели одна за другой. Потому что за скалами ветер набирал такую скорость, что буквально выдул женщин (как потом и гномуправа) из их укрытий, сначала покатав по краям приютивших их «ложек», а потом швырнул в высоту, по пути хорошенько отбив о камни, чтобы затем отправить в ненасытную глотку моря.
Очень жаль Лорну Финферли. Ей было немногим больше двадцати лет. Прежде чем унести навсегда, ураган сорвал с нее одежду. Мне редко доводилось видеть столь совершенный женский зад: Лорна Финферли тут вне всякой конкуренции. К сожалению, мне довелось лицезреть его лишь несколько мгновений. Она мелькнула в моей жизни, как чувственная комета, прилетела и улетела. Очень, очень жаль.
Та история с ящиком пива произошла уже потом. Мы начали что-то замечать, когда гномуправ стал появляться явно навеселе. Но он ничего не сказал нам о своей находке. Как выяснилось позже, сначала он взял только одну бутылку и открыл ее своим швейцарским армейским ножом. И выпил. Но тогда мы этого не заметили.
На следующий день он выпил как минимум три бутылки. В тот день нам его поведение уже показалось несколько странным, когда он вернулся из своего ежеутреннего путешествия по скалам, однако мы сочли это следствием сотрясения мозга. Лишь барон с его феноменальным чутьем к алкоголю («инстинкт прибалта», как он сам выразился) уже тогда выразил подозрение, что тот выпивши. Еще через день мы в этом совершенно убедились. Гномуправ то и дело хохотал без причины и едва стоял на ногах; тромбонарь Придудек, самый крепкий из нас, долго тряс гномуправа, пока тот наконец не выдал свою тайну. Мы нашли ящик. Оставшиеся бутылки (почти сорок штук) мы разделили по-братски (гномуправу, конечно, больше не дали), и вскоре нам всем тоже стало хорошо.
А еще он похож на маску. Представьте себе гротескную человеческую рожу или, еще точнее, голову черта с двумя тупыми рожками, высунутым языком и головой, торчащей над поверхностью воды лишь настолько, чтобы язык ее касался, и вся эта композиция воплощена неизвестным богом-доброжелателем в сером камне: таков и есть остров Св. Гефионы. Хотя в доброжелательность этого бога тоже не очень верится: почему бы ему, при такой-то доброте, не поместить эту каменную маску где-нибудь в экваториальных водах Тихого океана, среди обнаженных полинезиек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28