Остановившись перед ней, я комкала в руках шапку.
— Шапка — полный отстой, — сказала Рут.
Я увидела со стороны этот колпак с бубенчиками.
— Сама знаю. Мама связала.
— Ты все слышала?
— Дай-ка поглядеть.
Рут расправила мятую ксерокопию.
Синей шариковой ручкой Брайан Нельсон пририсовал женщине похабную дырку между ног. Я отшатнулась под взглядом Рут. В ее глазах промелькнуло что-то потаенное, какой-то личный интерес, и она, порывшись в своем рюкзаке, вытащила альбом для эскизов, в черной кожаной обложке.
Рисунки оказались бесподобными. В основном женщины, изредка животные и мужчины. Раньше я ничего похожего не видела. Каждая страница была заполнена рисунками. До меня дошло, что Рут — это бомба замедленного действия, но не потому, что на ее рисунках красовалась обнаженная натура, над которой мог поглумиться одноклассники, а потому, что своим талантом она превосходила всех учителей. Тихая бунтарка. И притом беззащитная. — Да у тебя талант, Рут, — сказала я. — Ну, спасибо.
Не отрываясь, я перелистывала альбом и впитывала каждый штрих. Меня и пугало, и влекло то, что было изображено ниже пупка — «детородные органы», как выражалась моя мама.
Когда-то я объявила Линдси, что не собираюсь заводить детей, и в возрасте десяти лет полгода рассказывала всем взрослым, если, конечно, те не отказывались. слушать, как пойду к врачу, чтобы мне перевязали трубы. Я очень смутно представляла такую операцию, но внушила себе, что это суровая необходимость. Папа души хохотал.
До того дня Рут казалась мне какой-то пришибленной, а теперь стала необыкновенной. Рисунки так меня захватили, что я позабыла все правила школьного распорядка, все звонки-свистки, которым полагалось подчиняться.
После того как кукурузное поле обнесли веревочным заграждением, прочесали и забыли, Рут стала ходить туда гулять. Заворачивалась в бабкину шерстяную шаль, сверху надевала видавший виды отцовский бушлат. Очень скоро она поняла, что ее прогулы всем учителям (кроме, разве что, физкультурника) просто-напросто по барабану. Им было даже на руку, что она отсутствует: слишком умная, проблем добавляет. Из-за таких не расслабишься, да и план урока идет насмарку.
Чтобы не садиться в школьный автобус, она стала выезжать из дому со своим отцом. Тот отправлялся на работу затемно и всегда прихватывал с собой металлическую коробку для бутербродов. В детстве Рут клянчила у него этот красный сундучок со скошенной крышкой и устраивала в нем кукольный дом для Барби, а теперь ее отец прятал там бурбон. На пустой стоянке он не спешил выключать обогреватель и, прежде чем высадить дочку, каждый раз говорил одно и то же:
— Все путем?
Рут согласно кивала.
— На посошок?
Тогда она, даже не кивнув, молча протягивала ему коробку для ленча. Он извлекал оттуда бурбон, откупоривал и вливал в себя щедрую порцию горячительного, а потом передавал бутылку дочери. Та, картинно откинув голову, затыкала горлышко языком, чтобы как можно меньше жидкости попало в рот, а если отец смотрел в упор, делала крошечный, обжигающий глоток.
После этого она соскальзывала с высокой подножки грузовика. До восхода солнца на улице стоял холод, жуткий колотун. Ей вспоминалось правило, которое мы затвердили на уроке: в движении человек согревается, без движения замерзает. Она быстрым шагом направлялась в сторону кукурузного поля. По пути разговаривала сама с собой, а иногда вспоминала меня. Нередко останавливалась у цепного заграждения, отделявшего футбольную площадку от беговых дорожек, и смотрела, как пробуждается мир.
Так и получилось, что в первые месяцы мы с ней встречались каждое утро. Над кукурузным полем занимался рассвет, и тогда Холидей, которого мой отец спускал с поводка, начинал гоняться за кроликами, то ныряя в мертвые заросли кукурузы, то выскакивая на обочину. Кролики облюбовали подстриженную травку Легкоатлетического стадиона, и на глазах у Рут вдоль белой разделительной полосы выстраивались темные тушки, будто готовые к забегу. Ей нравилось воображать кроличьи бега, и мне тоже. Она верила, что чучела животных могут бродить по ночам, когда люди спят. Ее все еще преследовало видение, будто в красной отцовской коробке пасутся махонькие телята и овечки, подкрепляясь бурбоном и враньем.
Когда Линдси подарила мне на Рождество перчатки, положив их на дальней кромке футбольного поля, куда подступала кукуруза, первыми их обнаружили кролики. Мне было видно, как они обнюхивают кожу, подбитую мехом их сородичей. А вскоре я заметила, что перчатки подобрала Рут, опередив Холидея. Отвернув кожаный край, она прижала к щеке меховую подкладку, посмотрела на небо и шепнула: «Спасибо». Приятно было думать, что она обращается ко мне. За эти месяцы я привязалась к Рут. У меня было Такое ощущение, что мы, находясь по разные стороны Межграничья, все же рождены для того, чтобы быть рядом, хотя сами не могли бы этого объяснить. Две девчонки, не такие, как все, нашли друг друга в самых невероятных обстоятельствах — когда я пролетала мимо, а ее бросило в дрожь.
Рэй, как и я, не пользовался школьным автобусом — он жил в другом конце нашего квартала, примыкающего к школе. От него не укрылось, что Рут Коннорс бродит в одиночку по футбольному стадиону. После Рождества он старался не задерживаться в школе дольше положенного — приходил к первому звонку и сразу после уроков сматывался. Рэй был заинтересован в поимке убийцы не меньше, чем мои родные. Над ним по-прежнему висели подозрения, хоть у него и было алиби.
Подгадав, когда у отца не будет лекций в университете, Рэй взял его термос и залил туда приготовленный матерью сладкий чай. Он вышел из дому пораньше, расположился в секторе для толкания ядра, усевшись на металлическую скобу, служившую упором для ног, и стал поджидать Рут.
Когда она показалась за ограждением, отделявшим школу от спортивного комплекса и его самой заветной части — футбольного стадиона, Рэй потер ладони и повторил про себя то, что хотел сказать. Ему придавало храбрости вовсе не то, что он уже целовался со мной — к этой цели он шел целый год, ни больше ни меньше, — а то, что в свои четырнадцать лет он мучился от одиночества.
Я наблюдала, как Рут шагает к футбольному стадиону в полной уверенности, что там никого нет. Ее отец, разгребая мусор в каком-то старом доме, идущем на слом, нашел поэтическую антологию — ценную вещь, которая перекликалась с ее новым увлечением. Она на ходу прижимала к себе эту книгу.
Когда Рэй поднялся на ноги, его стало видно издалека.
— Рут Коннорс, привет! — прокричал он, махая руками.
Рут подняла голову и узнала: Рэй Сингх. Ей мало что было о нем известно. Ходили слухи, что его пасут легавые, но Рут помнила, как выразился ее отец:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81