- Не понимаю, почему я должен так четко определять, что именно меня не волнует.
- Потому что если тебе безразлично твое будущее, тебе будет и все равно, доживешь ли ты до него, и не надо будет пускаться на все эти ухищрения, чтобы остаться в живых.
- Я - млекопитающее, - сказал Боб. - И бессознательно стараюсь жить вечно, хочется мне того или нет.
- Ты - дитя Божие, и потому тебе небезразлично, что станется с детьми Его, хочешь ты это признать перед собой или нет.
Не отработанный ответ сестры Карлотты взволновал Боба, потому что такого ответа он и ожидал; он даже провоцировал этот ответ, потому что (как говорил он себе) ему было приятно слышать, что если Бог есть, то ему небезразличен Боб. Его обеспокоила темная тень, промелькнувшая по лицу сестры Карлотты. Мимолетная, еле заметная, которую он бы и не заметил, если бы не изучил это лицо так хорошо и не знал, что оно редко мрачнеет.
Что-то в моих словах ее огорчило. И при этом она попыталась скрыть огорчение от меня… А что я сказал? Что я млекопитающее? Она привыкла к моим подколкам насчет религии. Что я могу не хотеть жить вечно и она волнуется, что я в депрессии? Или что я попытаюсь жить вечно, вопреки своим желаниям? Может быть, она боится, что я умру молодым. Ну, для этого мы и оказались в Араракуаре - чтобы помешать моей безвременной смерти. Для нее это тоже важно.
Но Боб не сомневался, что если бы на него наставили пистолет, сестра Карлотта закрыла бы его своим телом. Этого он не понимал. Он бы не сделал этого для нее или для кого бы то ни было другого. Он бы крикнул ей, отдернул бы в сторону, помешал стрелку - сделал бы все, чтобы дать им обоим разумный шанс выжить. Но не пошел бы на верную смерть, чтобы спасти ее.
Может быть, это просто женский поступок? Или поступок взрослого ради ребенка - отдать свою жизнь, чтобы спасти чужую? Решить, что твоя жизнь стоит меньше, чем жизнь другого. Боб не понимал, как у человека может быть такое чувство. Он никогда не пытался подавить собственный инстинкт самосохранения, но сомневался, что это могло бы получиться. Да, но старшие, быть может, охотнее расстаются с жизнью, уже растратив почти весь начальный капитал. Конечно, для родителей имеет смысл жертвовать жизнью ради детей, особенно если они уже слишком стары, чтобы завести новых. Но у сестры Карлотты детей никогда не было. И готова она была умереть не ради одного только Боба. Она бы приняла на себя пулю, предназначенную незнакомцу. То есть она ценила свою жизнь меньше любой другой. И это было Бобу абсолютно непонятно.
Выживание не наиболее приспособленных, а меня лично - это же цель, заложенная в самое ядро моего существа. Это первопричина, лежащая в основе всех моих действий. Бывали моменты, когда я испытывал сочувствие - да, и не только к джишу Эндера. Я заведомо посылал людей на верную смерть, и я глубоко скорбел о них, но я их посылал, и они шли. А я на их месте поступил бы так же? Подчинился бы приказу? Пошел бы погибать, чтобы спасти неизвестные будущие поколения, которые даже имени моего знать не будут?
Боб в этом сильно сомневался.
Он был рад служить человечеству, если это значило служить заодно и себе. Биться с муравьеподобными плечом к плечу с Эндером и другими ребятами - в этом был смысл, потому что, спасая человечество, он спасал Боба. И если, умудряясь оставаться в живых, он при этом был колючкой б шкуре Ахилла, заставляя его быть менее осторожным, менее мудрым и потому более уязвимым - что ж, это был приятный побочный эффект; преследуя цель собственного выживания, Боб заодно давал человечеству лишний шанс избавиться от этого чудовища. А поскольку лучшим способом выживания было найти Ахилла и убить его раньше, чем он убьет Боба, он мог оказаться величайшим благодетелем человечества в истории. Хотя, думая об этом сейчас, Боб не мог вспомнить ни одного убийцу, которого человечество произвело бы в герои. Разве что Брут, но и то в его репутации были свои плюсы и минусы. А вообще-то убийц история презирала. Может быть, потому, что жертвы успешных убийств не рассматривались как угроза человечеству. К тому времени, как общественное мнение приходило к выводу, что тот или иной монстр заслуживает смерти, этот монстр уже набирал такую власть и становился настолько подозрителен, что даже возможности его ликвидации не оставалось.
Попытка обсудить это с сестрой Карлоттой не дала ничего.
- Я не могу с тобой спорить и потому не понимаю, зачем ты затеял этот разговор. Я знаю только одно: я не буду помогать тебе в его убийстве.
Ты не считаешь, что это самооборона? - спросил Боб. - Это влияние идиотских фильмов, где герой никогда не убьет злодея, если тот не наставил на него пистолет?
- Это моя вера в Христа, - ответила сестра Карлотта. - Любите врагов своих и добро делайте тем, кто ненавидит вас.
- Так, и каков же вывод? Лучшее, что мы можем сделать для Ахилла, - поместить в сети наш адрес и ждать подосланных им убийц.
- Не говори глупостей. Христос велел делать своим врагам добро. Для Ахилла не будет добром, если он нас найдет, потому что он убьет нас и увеличит число убийств, за которые должен ответить перед Богом. Лучшее, что мы можем сделать для Ахилла, - не дать ему убить нас. И если мы любим его, мы не дадим ему править миром, потому что такая власть лишь увеличит его возможности впадать в грех.
- А почему мы не любим те сотни и тысячи миллионов, которые погибнут в войнах, начатых Ахиллом?
- Мы любим их, - сказала Карлотта. - Но ты делаешь ту же ошибку, что и многие другие, которые не понимают Господа. Ты считаешь, что смерть - самое страшное, что может случиться с человеком, а для Бога смерть значит лишь то, что ты попадаешь домой на несколько мгновений раньше срока. Для Господа страшный исход человеческой жизни состоит в том, что человек отдается греху и отвергает радость, которую предлагает Бог. Из всех миллионов погибших в войне истинные трагедии - это жизни, оборвавшиеся в грехе.
- Так зачем же ты столько мучаешься, чтобы сохранить жизнь мне? - спросил Боб, но он думал, что уже знает ответ.
- Ты хочешь, чтобы я сказала что-нибудь, ослабляющее мои доводы. Например, что я всего лишь человек и хочу не дать тебе погибнуть, потому что я люблю тебя. И это будет правдой, потому что у меня нет детей и ты мне заменил собственного ребенка, насколько это возможно, и я была бы поражена до самой глубины души, если бы ты пал от рук этого испорченного мальчика. Но истина, Юлиан Дельфийски, в другом: я так хочу не дать тебе погибнуть потому, что, если ты умрешь сегодня, ты можешь попасть в ад.
Боб, к собственному удивлению, почувствовал себя уязвленным. Он достаточно хорошо понимал веру Карлотты, чтобы предсказать такое отношение, но все равно услышать это из ее уст было больно.
- Я не собираюсь каяться и принимать крещение, так что мне все равно идти в ад, а потому без разницы, когда я умру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92