Здесь, вдали от дома, вдали от тавтологии пустых будней, в этом чужом месте он с еще большей отчетливостью сознавал свое положение.
Официантка таращится на него.
— Дорогой! Что ты закажешь? — спрашивает Эллен, стараясь, чтобы раздражение, накопившееся после долгой поездки, не прорвалось в ее голосе.
Молчание затягивается.
— Он возьмет сэндвич с курицей, — решает наконец Эллен.
В гостинице он долго торчит в ванной перед зеркалом, вспоминая, что привело его сюда. Электрический свет ровно расстилается по белому фарфору умывальника. От окна дует прохладный ветерок, холодит босые ноги. На раструбе крана вздувается капля.
Из спальни доносится голос Эллен. Она что-то рассказывает о своей подруге по университету, у которой тоже не было постоянной ставки, а теперь ее и вовсе «ушли». Потом еще что-то о курсах, где не хватает студентов. Жена задает вопрос, но какой — он не разобрал. Попытался сложить в цельную фразу услышанные слова, но ничего не получилось.
— С тобой все в порядке?
Разжав кулак, Пол видит таблетку, которую ему предписано принять. Она уже оплыла в потной ладони.
Десять, двадцать раз он сидел на кушетке в кабинете психиатра и отвечал все на те же вопросы: как он спит и интересуется ли сексом, как он ест и откуда это отчаяние, и кивал: да, был у него дядя и одна из бабушек, теперь, оглядываясь на прошлое, он понимает, что они были чересчур несчастны, да, его родители развелись, мать неизменно выпивала рюмку-другую перед обедом, нет, он не слышит посторонние голоса и не верит, будто против него сплели заговор. В конце каждого сеанса доктор что-то быстро бормотал насчет новой комбинации лекарств, которую им следует испробовать, сперва, возможно, это средство вызовет дурноту, ил w усталость, или повышенную тревожность. Годами он следовал этим рецептам, на какое-то время вновь начинал чувствовать себя живым, но потом угнетенность возвращалась. Эллен отыскивала другого врача, получше. Снова приходилось отвечать на вопросы. Что касается лекарств — в их действенности Пол всегда сомневался. Как бы ему ни объясняли его состояние с медицинской точки зрения, он не мог до конца избавиться от догадки, что в его страданиях скрыт некий смысл. Что, если пульсирующая конкретность материального мира — не искажение, а реальность, надо лишь иметь глаза, чтобы видеть? Нет, говорили ему, это романтика, опасно цепляться за подобные мысли, а уж человеку с душевным заболеванием и вовсе противопоказано. Может, так оно и есть, но его гораздо больше страшила пустота иной гипотезы: неужто большая часть его души — ненужный придаток, вроде слепой кишки?
— Все в порядке, — негромко откликнулся он, смывая с руки слипшийся порошок.
В постели Эллен опустила голову ему на грудь, ее рука пристроилась у него на животе. Ничего сексуального нет в этой позе. Секса давно уже не было. Ей тридцать четыре года, она хочет ребенка. И вновь Пол начал составлять список всего, чего он не мог дать жене, но перечень был бесконечен, и он велел себе остановиться.
— Такой милый, теплый, — шепнула она. Он провел рукой по ее волосам. Эллен не пользовалась ни духами, ни косметикой, и это добавляло ей шарма в глазах мужа — никакой саморекламы.
— Точно решила завтра пойти в библиотеку?
— Да, — сказала она и потерлась подбородком о его грудь.
Ей нужно было прочесть переписку времен Второй мировой войны для диссертации, посвященной судьбам женщин в тылу. Эллен гораздо больше интересовала политическая история той эпохи, но научный руководитель предупредил, что тему уже «застолбили» и не стоит браться за нее, если рассчитываешь получить ставку на факультете. Эллен готова была пренебречь советом, но тут Пол бросил работу, и ей пришлось сделаться более практичной.
Впервые они встретились в гостях у друзей — сидели у окна-эркера, глядя в сад. Он и сейчас отчетливо помнил, с каким оптимизмом эта девушка говорила обо всем на свете: и ее работа, и друзья, собравшиеся на вечеринку, и покрой его пиджака — все было просто замечательным. В начале романа он приходил к ней домой по вечерам, закончив работу в старшей школе. Сидел за кухонным столиком и правил контрольные, а она трудилась за своим рабочим столом в спальне. Он попадал в иной мир, в мир, где маленькие радости — например, от ее присутствия в соседней комнате — становились повседневными. Однажды вечером он попытался объяснить Эллен, что с ним что-то неладно. Она взглянула на него удивленно, озадаченно. До балкона ее квартиры, где они устроились после ужина, из распахнутого внизу окна доносился голос поп-певца. Так ему запомнилось.
— Ты слишком требователен к себе, — заступилась Эллен. — Школа тебя выматывает. Нужно больше спать. — Она говорила мягко, но Пол мог убедиться (если б это не было совершенно очевидно и раньше), что Эллен понятия не имеет о том мертвящем страхе, с которым ему приходилось бороться. Тогда он убедил себя, что это не столь уж важно — главное, она его любит. Нельзя же требовать от другого человека полного понимания.
— Завтра огляжусь в библиотеке, всего на пару часов зайду, — пообещала жена, целуя его перед сном. — А потом погуляем по городу, сходим к морю.
Он коснулся ладонью ее щеки.
— Хорошо, — сказал он и выключил ночник.
Раннее утро. Серый оловянный свет заполнил середину комнаты, в углах еще темно, очертания кресла и шкафа размыты.
Он тихонько одевается, бесшумно прикрывает за собой дверь. Снаружи холодно, улицы окутал туман. Он идет к замку, а оттуда по дорожке вдоль стены, ограждающей территорию собора. Дальше — скала, поросшая до самого гребня травой. Он подымается к краю утеса. Внизу слышен плеск и шорох прибоя, порой глухой рокот камня, перекатываемого волнами. Само по себе море невидимо, там, далеко внизу, в пелене тумана. Так будет лучше, думает он.
— Простите, дорогой, вы мне не поможете? — раздается голос у него за спиной.
Он оборачивается и видит старуху в наглухо застегнутом зеленом шерстяном пальто. Она стоит всего в ярде от него, в руках — сумка с продуктами. Как она ухитрилась незаметно подобраться чуть ли не вплотную? Присмотревшись внимательней, он узнает в ней ту пожилую женщину из ресторана, карие глазки на морщинистом лице уже знакомы ему.
— Не хотела вас пугать, дорогой. Я тут кое-какие покупки разроняла. Надо было сперва зайти домой, а потом уж выводить Полли.
Позади нее на утесе возникает из тумана фигура белого терьера. На земле у ног старухи лежит коричневый бумажный пакет.
Он молча наклоняется за пакетом.
— Аптекарь — то одно, то другое, — поясняет старуха. Понадежнее ухватив пакет, она добавляет: — Вы американец.
Пол таращится на нее, словно она — призрак.
— Покатать мячик приехали? Приехали поиграть в гольф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Официантка таращится на него.
— Дорогой! Что ты закажешь? — спрашивает Эллен, стараясь, чтобы раздражение, накопившееся после долгой поездки, не прорвалось в ее голосе.
Молчание затягивается.
— Он возьмет сэндвич с курицей, — решает наконец Эллен.
В гостинице он долго торчит в ванной перед зеркалом, вспоминая, что привело его сюда. Электрический свет ровно расстилается по белому фарфору умывальника. От окна дует прохладный ветерок, холодит босые ноги. На раструбе крана вздувается капля.
Из спальни доносится голос Эллен. Она что-то рассказывает о своей подруге по университету, у которой тоже не было постоянной ставки, а теперь ее и вовсе «ушли». Потом еще что-то о курсах, где не хватает студентов. Жена задает вопрос, но какой — он не разобрал. Попытался сложить в цельную фразу услышанные слова, но ничего не получилось.
— С тобой все в порядке?
Разжав кулак, Пол видит таблетку, которую ему предписано принять. Она уже оплыла в потной ладони.
Десять, двадцать раз он сидел на кушетке в кабинете психиатра и отвечал все на те же вопросы: как он спит и интересуется ли сексом, как он ест и откуда это отчаяние, и кивал: да, был у него дядя и одна из бабушек, теперь, оглядываясь на прошлое, он понимает, что они были чересчур несчастны, да, его родители развелись, мать неизменно выпивала рюмку-другую перед обедом, нет, он не слышит посторонние голоса и не верит, будто против него сплели заговор. В конце каждого сеанса доктор что-то быстро бормотал насчет новой комбинации лекарств, которую им следует испробовать, сперва, возможно, это средство вызовет дурноту, ил w усталость, или повышенную тревожность. Годами он следовал этим рецептам, на какое-то время вновь начинал чувствовать себя живым, но потом угнетенность возвращалась. Эллен отыскивала другого врача, получше. Снова приходилось отвечать на вопросы. Что касается лекарств — в их действенности Пол всегда сомневался. Как бы ему ни объясняли его состояние с медицинской точки зрения, он не мог до конца избавиться от догадки, что в его страданиях скрыт некий смысл. Что, если пульсирующая конкретность материального мира — не искажение, а реальность, надо лишь иметь глаза, чтобы видеть? Нет, говорили ему, это романтика, опасно цепляться за подобные мысли, а уж человеку с душевным заболеванием и вовсе противопоказано. Может, так оно и есть, но его гораздо больше страшила пустота иной гипотезы: неужто большая часть его души — ненужный придаток, вроде слепой кишки?
— Все в порядке, — негромко откликнулся он, смывая с руки слипшийся порошок.
В постели Эллен опустила голову ему на грудь, ее рука пристроилась у него на животе. Ничего сексуального нет в этой позе. Секса давно уже не было. Ей тридцать четыре года, она хочет ребенка. И вновь Пол начал составлять список всего, чего он не мог дать жене, но перечень был бесконечен, и он велел себе остановиться.
— Такой милый, теплый, — шепнула она. Он провел рукой по ее волосам. Эллен не пользовалась ни духами, ни косметикой, и это добавляло ей шарма в глазах мужа — никакой саморекламы.
— Точно решила завтра пойти в библиотеку?
— Да, — сказала она и потерлась подбородком о его грудь.
Ей нужно было прочесть переписку времен Второй мировой войны для диссертации, посвященной судьбам женщин в тылу. Эллен гораздо больше интересовала политическая история той эпохи, но научный руководитель предупредил, что тему уже «застолбили» и не стоит браться за нее, если рассчитываешь получить ставку на факультете. Эллен готова была пренебречь советом, но тут Пол бросил работу, и ей пришлось сделаться более практичной.
Впервые они встретились в гостях у друзей — сидели у окна-эркера, глядя в сад. Он и сейчас отчетливо помнил, с каким оптимизмом эта девушка говорила обо всем на свете: и ее работа, и друзья, собравшиеся на вечеринку, и покрой его пиджака — все было просто замечательным. В начале романа он приходил к ней домой по вечерам, закончив работу в старшей школе. Сидел за кухонным столиком и правил контрольные, а она трудилась за своим рабочим столом в спальне. Он попадал в иной мир, в мир, где маленькие радости — например, от ее присутствия в соседней комнате — становились повседневными. Однажды вечером он попытался объяснить Эллен, что с ним что-то неладно. Она взглянула на него удивленно, озадаченно. До балкона ее квартиры, где они устроились после ужина, из распахнутого внизу окна доносился голос поп-певца. Так ему запомнилось.
— Ты слишком требователен к себе, — заступилась Эллен. — Школа тебя выматывает. Нужно больше спать. — Она говорила мягко, но Пол мог убедиться (если б это не было совершенно очевидно и раньше), что Эллен понятия не имеет о том мертвящем страхе, с которым ему приходилось бороться. Тогда он убедил себя, что это не столь уж важно — главное, она его любит. Нельзя же требовать от другого человека полного понимания.
— Завтра огляжусь в библиотеке, всего на пару часов зайду, — пообещала жена, целуя его перед сном. — А потом погуляем по городу, сходим к морю.
Он коснулся ладонью ее щеки.
— Хорошо, — сказал он и выключил ночник.
Раннее утро. Серый оловянный свет заполнил середину комнаты, в углах еще темно, очертания кресла и шкафа размыты.
Он тихонько одевается, бесшумно прикрывает за собой дверь. Снаружи холодно, улицы окутал туман. Он идет к замку, а оттуда по дорожке вдоль стены, ограждающей территорию собора. Дальше — скала, поросшая до самого гребня травой. Он подымается к краю утеса. Внизу слышен плеск и шорох прибоя, порой глухой рокот камня, перекатываемого волнами. Само по себе море невидимо, там, далеко внизу, в пелене тумана. Так будет лучше, думает он.
— Простите, дорогой, вы мне не поможете? — раздается голос у него за спиной.
Он оборачивается и видит старуху в наглухо застегнутом зеленом шерстяном пальто. Она стоит всего в ярде от него, в руках — сумка с продуктами. Как она ухитрилась незаметно подобраться чуть ли не вплотную? Присмотревшись внимательней, он узнает в ней ту пожилую женщину из ресторана, карие глазки на морщинистом лице уже знакомы ему.
— Не хотела вас пугать, дорогой. Я тут кое-какие покупки разроняла. Надо было сперва зайти домой, а потом уж выводить Полли.
Позади нее на утесе возникает из тумана фигура белого терьера. На земле у ног старухи лежит коричневый бумажный пакет.
Он молча наклоняется за пакетом.
— Аптекарь — то одно, то другое, — поясняет старуха. Понадежнее ухватив пакет, она добавляет: — Вы американец.
Пол таращится на нее, словно она — призрак.
— Покатать мячик приехали? Приехали поиграть в гольф?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49