Он взял у меня из рук ксерокс заключения и с негодованием пробежал его глазами. С молчаливым негодованием. Я знаю, о чем он думал. Если она получила литий не от врача, то от кого? И дальше: в нашем городе можно достать все что угодно – без труда. Кому-кому, а мне это доподлинно известно. Причем не у скользкого пройдохи, а у вежливого мерзавца в белом халате. Названия препаратов сейчас такие, что не каждый выговорит… Пауза затянулась. Должно быть, у медиков паузы – не редкость. В родильной палате, в рентгеновском кабинете, в операционной. В конце концов доктор Талкингорн перестал ломать голову. Едва заметно пожав плечами, он отринул непрошеные мысли.
Ну что ж. По крайней мере хоть какая-то ясность. Она занималась самолечением. А это всегда самообман.
В каком смысле?
К примеру, ипохондрия. Психотропные препараты ее только усугубляют. Возникает кумулятивный эффект.
Скажите, док, вас удивило известие о ее смерти?
Удивило. Еще как. У меня сжалось сердце при мысли о Томе и Мириам. Но в моем возрасте. У людей моей профессии… Не знаю, что меня может особенно… поразить.
Меня так и подмывало сказать: а ведь люди вашей профессии частенько накладывают на себя руки, не правда ли? Чистая правда. У вас уровень самоубийств втрое выше, чем у средних обывателей. А у психиатров – у тех выше аж в шесть раз. За ними, в порядке убывания, следуют ветеринары, фармацевты, стоматологи, фермеры и терапевты. Какая здесь связь – не знаю. Возможно, постоянная близость к смерти или загниванию. Или просто близость к страданию – пусть даже безмолвному. Опять же, доступность средств. В научных статьях пишут о «профессиональном риске». Но ведь у полиции профессионального риска не меньше. Мы тоже склонны к суициду, но не в такой степени, как эти камикадзе в белых халатах. Особенно опасный период – это выход на пенсию. Мне кажется, причиной всему – утеря власти. На службе человек ежедневно проявлял свою власть, а потом в одночасье остался ни с чем.
Подняв глаза от своих записей, я заметила едва уловимое изменение во взгляде Талкингорна. Его мысли переключились на меня. Допрос закончился. Теперь перед ним сидела детектив Майк Хулигэн, которую он знал как облупленную. Полицейская алкоголичка. Бывшая пациентка. Выцветшие глаза разглядывали меня не без одобрения, но обдавали холодом. От этого настроение не улучшалось – ни у него, ни у меня.
– Вижу, вы держите себя в форме, детектив.
– Да, сэр.
– Никаких рецидивов, ничего не беспокоит?
– Нет, сэр.
– Это хорошо. Вы ведь тоже на своем веку многое повидали, верно?
– Верно, сэр. Да, конечно, сэр.
* * *
Вернувшись домой, я отыскала список, составленный сразу после похорон. Он озаглавлен коротко и ясно: «Факторы стресса». Но вопросы, которые в нем перечислены, еще не прояснились:
1. Постоянный партнер? Трейдер. Детали, о которых он не догадывался?
2. Деньги?
3. Работа?
4. Физическое состояние?
5. Психическое состояние? Нарушения:
а) психологические?
б) идеационные / органические?
в) метафизические?
6. Тщательно скрываемая тайна? Потрясение? Детство?
7. Другой постоянный партнер?
Пункт 4 можно вычеркнуть. Остается вспомнить, что я имела в виду под пунктом 5 в. И обдумать пункт 7. Не был ли Номер Семь поставщиком лития?
Предчувствие крушения
Место смерти – хрупкое, как орхидея. Токи самой смерти несут сюда увядание и распад. Но то место смерти, которое не дает мне покоя, таит в себе вечную молодость. Оно до сих пор опечатано оранжевым скотчем. Вход воспрещен. Я вхожу.
Пятна крови на стене почернели, а по краям словно подернулись ржавчиной. В верхней части, ближе к потолку, самые мелкие брызги собрались в стайку, как головастики, устремившиеся на выстрел. Из стены криминалисты вырезали прямоугольник – как раз в середине пятна, где была дырка от пули. Под ним кровь размазана вниз – след от намокшего полотенца.
Вспоминаю о Трейдере и ловлю себя на неуместной мысли: да-а, квартира требует ремонта… Я близка к тому, чтобы отыскать швабру и начать уборку. Когда вернется Трейдер, сможет ли он спать в этой комнате? Сколько слоев краски захочет нанести на стену? Как ни странно, Трейдер Фолкнер видится мне единомышленником. Не прошло и недели с того дня, когда я из кожи вон лезла, чтобы подвести его под высшую меру, а теперь он видится мне чуть ли не другом. Мы с ним разговорились на поминках у Рокуэллов. Это его ключ я сейчас сжимаю в руке. Трейдер подсказал мне, где искать.
Все личные бумаги Дженнифер хранила под замком, в синей шкатулке. И от этой шкатулки у меня тоже есть ключ. Но прежде всего я обхожу квартиру, шаг за шагом, чтобы настроиться. На зеркале у телефона – желтые листки с клейким слоем, на дверце холодильника – магнитные буквы для игры в скрэббл (из них набраны слова «МОЛОКО» и «ФИЛЬТРЫ»), на полке в ванной – косметика, шампуни и пара флаконов с обычными лекарствами. В стенном шкафу – ее свитера в пластиковых пакетах. В ящике для белья – целая галактика, ослепительная чистота ночных звезд…
Не так давно кто-то сказал: каждое самоубийство – это подарок сатане. Я так не считаю – ведь, насколько мне известно, сатана происходит из благородного сословия. Но если дьявол не принадлежит ни к какому сословию – тогда еще можно согласиться: от каждого самоубийства он потирает руки. Потому что самоубийство – это хаос. Как объект исследования, самоубийство отличается крайней бессистемностью. Этот акт лишен формы и контуров. Человеческая сущность скукоживается, проваливается внутрь себя – постыдно, судорожно, нелепо. А внутри – только хаос.
Тогда как в квартире я наблюдаю образцовый порядок. Мы с Тоубом жуткие неряхи, а когда двое нерях живут вместе, неряшество не складывается, а возводится в квадрат. Или в куб. А здесь меня окружает торжество аккуратности. Все на своих местах, все совершенно естественно. Никакой окаменелости. Обычно дома самоубийц принимают мрачный, подавленный вид. Оставшиеся без присмотра вещи вопрошают: разве мы были тебе не по душе? Разве с нами тебе было плохо? Однако в квартире Дженнифер каждый предмет словно ожидает возвращения любимой хозяйки – так и кажется, что она вот-вот впорхнет в дверь. Вопреки здравому смыслу, начинаю ощущать, что мне здесь хорошо. И это после того, как я столько времени не находила себе места. Дом стоит на отшибе, спустя полчаса пребывания в нем чувствуешь, как по небосводу скользит солнце: на стенах играют блики.
В гостиной у Трейдера и Дженнифер были два секретера и два письменных стола – два рабочих места на расстоянии нескольких шагов. На столе у Трейдера лежит лист бумаги, на котором написано:
На столе у Дженнифер лежит лист бумаги, на котором написано:
Смотришь – и думаешь: вот ведь как. Он ее слышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34