Лица их разгорелись от ударов соленых брызг, а ноги пристукивали в такт веселой мелодии маленького оркестра, игравшего то на том, то на другом конце парома. Они гуляли по эспланаде, хрустя чипсами, и смотрели на белую пену прибоя Тихого океана. Лу никогда в жизни не видела таких изумительных пляжей, сейчас пустых из-за осени, простиравшихся кремово-золотыми дугами, окаймленными пальмами.
Именно Дик показал ей знаменитый зоопарк в парке Таронга и достал из кармана орешки, чтобы она кормила обезьян, и великолепный олимпийский плавательный бассейн, и снисходительно смеялся, когда ода в страхе визжала на поворотах и горках аттракциона на близлежащей ярмарке. Постепенно она расслабилась и стала чувствовать себя не старше своего возраста — двадцать один год — и почти забыла о том, как больно было расставаться со своими близкими там, в Англии.
Тогда голос ее грозил сорваться, но она заставила себя твердо сказать Hope:
— Мне очень хорошо было с тобой и близнецами, когда Джеймс был в Нигерии, но я хочу пожить самостоятельно, моя дорогая — я уверена, что ты меня поймешь. Мне будет вас ужасно не хватать, но теперь, когда Джеймс вернулся, тебе не будет одиноко, да и комната моя тебе нужна для Рики и Питера, ведь они уже не младенцы. Они будут в восторге, потому что их папа вернулся насовсем, и вы наконец-то станете счастливой полной семьей, как тому и следует быть.
Нора протестовала, да и Джеймс тоже, но Лу заметила, что голос звучит не слишком настойчиво: если он и жалел о ее отъезде, то только потому, что они теряли бесплатную прислугу и няньку — а больше ни о чем. Она любила свою сестру Нору, но Джеймс никогда не упускал случая скрытыми намеками, а зачастую и прямыми упреками напомнить ей, что она лишняя в их тесном семейном кругу. Когда родители так трагически погибли, Луиза доучивалась последний год в пансионе и приезжала на каникулы к Hope и Джеймсу. Они к тому же содержали ее, пока она проходила курс машинописи: намеки Джеймса заставили ее стремиться поскорее начать самостоятельно зарабатывать. Из своих заработков машинистки она смогла вносить свою долю в хозяйственные расходы. К тому же три года тщательной экономии позволили ей без страха уйти из их жизни, когда Джеймс окончательно вернулся из-за границы.
Путешествие пароходом до Сиднея, пребывание в общежитии для иммигрантов, первая острая тоска по дому и неуверенность — все стало блекнуть и забываться в тепле и радости, которые дарило ей общество Дика. Анжеле это явно не нравилось…
Теперь, когда она снова осторожно потянулась в сумрачном купе поезда, быстро уносившего ее в ночь через Синие горы, ее снова охватило чувство неуверенности. Замерзшей рукой она протерла окно, и, вглядываясь в залитые лунным светом долины и ущелья, подумала, что сердце ее теперь такое же твердое, холодное и неприступное, как они. «Бога ради, Луиза О'Доннел Стейси, — вдруг сказала она себе, — где же вся твоя недавно обретенная храбрость, которая привела тебя сюда? Возьми себя в руки, дорогая». И еще прибавила: «И смотри в будущее, а не в прошлое».
И каково же было это будущее? Надо признаться, оно оказалось достаточно сомнительным. Она даже не пыталась его себе представить, поскольку не имела абсолютно никакого понятия о жизни в сельской Австралии — как, впрочем, и в любой сельской местности. Но в объявлении говорилось, что особый опыт не требуется. Там только было лишь сказано, что нужна способная женщина в качестве временной гувернантки. Ну, так она ведь женщина, не так ли — по крайней мере, ей уже двадцать один, а чувствует она себя так, будто ей намного больше. Она не была очень уверена в своих педагогических способностях, но у нее ведь был опыт общения с непослушными близнецами Норы. А последнее требование заключалось в том, что эта способная женщина должна была приехать немедленно, выехав из Сиднея на Западном экспрессе во вторник, шестнадцатого июня. Ей следует обратиться в адвокатскую контору Бейтса и Хьюстона, которые дадут деньги на проезд, и ей следовало сойти на разъезде Нандойя. Ну, Лу конечно же, могла выехать немедленно, и она оказалась единственной претенденткой на это место. Адвокаты встретили ее появление с облегчением, почти не задали вопросов, вручили деньги на проезд и сказали, что оповестят мистера Брайента о ее скором прибытии — мистера Стивена Брайента из Ридли Хиллз. Наверное, бедная миссис Брайент заболела или что-нибудь в этом роде, подумала Лу. Может быть, ждет еще одного ребенка, а может, ей нужна помощь с заочным обучением детей. Хозяйка, у которой Лу снимала квартиру, просветила ее относительно уроков по почте, которые могут получать дети в отдаленных поселениях, добавив, что, вероятно, матери нужна помощница, которая бы следила за выполнением уроков, пока та будет заниматься другими делами.
Лу бы понравилась такая работа — она уверила себя, что для нее не требуется ничего, кроме здравого смысла, а миссис Брайент может даже оказаться чем-то вроде Норы: немножко сестрой, немножко матерью, немножко другом. И на этой успокаивающей мысли Лу провалилась в сон.
Ее разбудили внезапный скрежет и стук стеклянных дверей, которые были нетерпеливо распахнуты кем-то, раздраженным неприятной, долгой, полубессонной ночью, проведенной в неудобной позе в неуютной обстановке. Это был мужчина с места напротив — пожилой, коренастый. Он вылез из своего коричневого плаща с поясом и решительно расхаживал взад-вперед по коридору вагона. В тусклом предрассветном свете Лу смогла разглядеть, что на нем габардиновые брюки, спортивная куртка, далеко не новая, и тускло поблескивающие бежевые ботинки. Ну, уж он-то не фермер, решила Лу — хотя их здесь, кажется, не называют фермерами, в этих бескрайних и малолюдных коричневых просторах. Фермеры держат коров и кур на маленьких участках плодородных земель вдоль побережья и орошаемых районах, иногда на долевом участии со смешанным хозяйством: откормленные овцы, пшеница, фрукты и тому подобное. А людей из глубинки называют скотоводами, или овцеводами, или, самое точное, пасторалистами (так сообщила Лу ее хозяйка), и хозяйства их называются не фермами, а станциями. Хозяйка не знала, почему они так называются, но ее брат когда-то работал в мотеле на западе страны, и она могла точно сказать Лу, что он писал ей именно о станциях. Лу ей всегда нравилась, и, глядя на бледное лицо девушки и тревожное напряжение в ее глазах, она догадалась, что-то случилось. Но девушка не откровенничала, да и вообще: главное, чтобы ее жильцы платили вовремя, да не принимали по ночам гостей, а разбираться в их личных проблемах — не ее забота. Хозяйка решила, что все дело в каком-нибудь молодом человеке — все говорило за это, ведь только неделю назад Лу казалась такой счастливой и беззаботной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Именно Дик показал ей знаменитый зоопарк в парке Таронга и достал из кармана орешки, чтобы она кормила обезьян, и великолепный олимпийский плавательный бассейн, и снисходительно смеялся, когда ода в страхе визжала на поворотах и горках аттракциона на близлежащей ярмарке. Постепенно она расслабилась и стала чувствовать себя не старше своего возраста — двадцать один год — и почти забыла о том, как больно было расставаться со своими близкими там, в Англии.
Тогда голос ее грозил сорваться, но она заставила себя твердо сказать Hope:
— Мне очень хорошо было с тобой и близнецами, когда Джеймс был в Нигерии, но я хочу пожить самостоятельно, моя дорогая — я уверена, что ты меня поймешь. Мне будет вас ужасно не хватать, но теперь, когда Джеймс вернулся, тебе не будет одиноко, да и комната моя тебе нужна для Рики и Питера, ведь они уже не младенцы. Они будут в восторге, потому что их папа вернулся насовсем, и вы наконец-то станете счастливой полной семьей, как тому и следует быть.
Нора протестовала, да и Джеймс тоже, но Лу заметила, что голос звучит не слишком настойчиво: если он и жалел о ее отъезде, то только потому, что они теряли бесплатную прислугу и няньку — а больше ни о чем. Она любила свою сестру Нору, но Джеймс никогда не упускал случая скрытыми намеками, а зачастую и прямыми упреками напомнить ей, что она лишняя в их тесном семейном кругу. Когда родители так трагически погибли, Луиза доучивалась последний год в пансионе и приезжала на каникулы к Hope и Джеймсу. Они к тому же содержали ее, пока она проходила курс машинописи: намеки Джеймса заставили ее стремиться поскорее начать самостоятельно зарабатывать. Из своих заработков машинистки она смогла вносить свою долю в хозяйственные расходы. К тому же три года тщательной экономии позволили ей без страха уйти из их жизни, когда Джеймс окончательно вернулся из-за границы.
Путешествие пароходом до Сиднея, пребывание в общежитии для иммигрантов, первая острая тоска по дому и неуверенность — все стало блекнуть и забываться в тепле и радости, которые дарило ей общество Дика. Анжеле это явно не нравилось…
Теперь, когда она снова осторожно потянулась в сумрачном купе поезда, быстро уносившего ее в ночь через Синие горы, ее снова охватило чувство неуверенности. Замерзшей рукой она протерла окно, и, вглядываясь в залитые лунным светом долины и ущелья, подумала, что сердце ее теперь такое же твердое, холодное и неприступное, как они. «Бога ради, Луиза О'Доннел Стейси, — вдруг сказала она себе, — где же вся твоя недавно обретенная храбрость, которая привела тебя сюда? Возьми себя в руки, дорогая». И еще прибавила: «И смотри в будущее, а не в прошлое».
И каково же было это будущее? Надо признаться, оно оказалось достаточно сомнительным. Она даже не пыталась его себе представить, поскольку не имела абсолютно никакого понятия о жизни в сельской Австралии — как, впрочем, и в любой сельской местности. Но в объявлении говорилось, что особый опыт не требуется. Там только было лишь сказано, что нужна способная женщина в качестве временной гувернантки. Ну, так она ведь женщина, не так ли — по крайней мере, ей уже двадцать один, а чувствует она себя так, будто ей намного больше. Она не была очень уверена в своих педагогических способностях, но у нее ведь был опыт общения с непослушными близнецами Норы. А последнее требование заключалось в том, что эта способная женщина должна была приехать немедленно, выехав из Сиднея на Западном экспрессе во вторник, шестнадцатого июня. Ей следует обратиться в адвокатскую контору Бейтса и Хьюстона, которые дадут деньги на проезд, и ей следовало сойти на разъезде Нандойя. Ну, Лу конечно же, могла выехать немедленно, и она оказалась единственной претенденткой на это место. Адвокаты встретили ее появление с облегчением, почти не задали вопросов, вручили деньги на проезд и сказали, что оповестят мистера Брайента о ее скором прибытии — мистера Стивена Брайента из Ридли Хиллз. Наверное, бедная миссис Брайент заболела или что-нибудь в этом роде, подумала Лу. Может быть, ждет еще одного ребенка, а может, ей нужна помощь с заочным обучением детей. Хозяйка, у которой Лу снимала квартиру, просветила ее относительно уроков по почте, которые могут получать дети в отдаленных поселениях, добавив, что, вероятно, матери нужна помощница, которая бы следила за выполнением уроков, пока та будет заниматься другими делами.
Лу бы понравилась такая работа — она уверила себя, что для нее не требуется ничего, кроме здравого смысла, а миссис Брайент может даже оказаться чем-то вроде Норы: немножко сестрой, немножко матерью, немножко другом. И на этой успокаивающей мысли Лу провалилась в сон.
Ее разбудили внезапный скрежет и стук стеклянных дверей, которые были нетерпеливо распахнуты кем-то, раздраженным неприятной, долгой, полубессонной ночью, проведенной в неудобной позе в неуютной обстановке. Это был мужчина с места напротив — пожилой, коренастый. Он вылез из своего коричневого плаща с поясом и решительно расхаживал взад-вперед по коридору вагона. В тусклом предрассветном свете Лу смогла разглядеть, что на нем габардиновые брюки, спортивная куртка, далеко не новая, и тускло поблескивающие бежевые ботинки. Ну, уж он-то не фермер, решила Лу — хотя их здесь, кажется, не называют фермерами, в этих бескрайних и малолюдных коричневых просторах. Фермеры держат коров и кур на маленьких участках плодородных земель вдоль побережья и орошаемых районах, иногда на долевом участии со смешанным хозяйством: откормленные овцы, пшеница, фрукты и тому подобное. А людей из глубинки называют скотоводами, или овцеводами, или, самое точное, пасторалистами (так сообщила Лу ее хозяйка), и хозяйства их называются не фермами, а станциями. Хозяйка не знала, почему они так называются, но ее брат когда-то работал в мотеле на западе страны, и она могла точно сказать Лу, что он писал ей именно о станциях. Лу ей всегда нравилась, и, глядя на бледное лицо девушки и тревожное напряжение в ее глазах, она догадалась, что-то случилось. Но девушка не откровенничала, да и вообще: главное, чтобы ее жильцы платили вовремя, да не принимали по ночам гостей, а разбираться в их личных проблемах — не ее забота. Хозяйка решила, что все дело в каком-нибудь молодом человеке — все говорило за это, ведь только неделю назад Лу казалась такой счастливой и беззаботной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46