Очень скоро пройдет. Ведь ты со мной…
— Да, — говорит она, — я знаю. Обними меня.
— Девушка, сейчас поезд пойдет, — подсказывает кто-то из толпы.
Я хочу ее поцеловать.
— Нет-нет, — умоляет она, — дай мне на тебя посмотреть… на прощание…
Слезы льются из ее огромных глаз ручьями. Она даже не вытирает их. Я что-то ей хочу сказать…
— Нет-нет, — умоляет она, — молчи…
Поезд начинает двигаться. Кто-то дергает стоп-кран.
— Прощай! — кричит она и входит в вагон. — Прощай! — двери тут же закрываются, и поезд мчится вперед с бешеной скоростью. Я поднимаю голову и вижу, что вокруг меня много-много людей, и они все с сочувствием смотрят на меня… Я вытираю кулаком слезы и ухожу прочь…
…Это была наша последняя встреча. Больше мы с ней никогда не встречались, потому что… Потому что через год я женился на другой, и моя жизнь потекла по совершенно другому руслу… Я не видел ее больше десяти лет — десять лет, почти целую вечность. Десять лет ее не было в моей жизни.
И вот теперь битый час мы с Тимуром, с которым мы едва знакомы, стоим в тамбуре вагона, и из меня, как из водопада, льются воспоминания. Я не в состоянии их остановить, не в состоянии молчать, не в состоянии с ними справиться, хотя чувствую — то, о чем я рассказываю, понятно и дорого только мне. Началось это со мной, когда я неожиданно узнал, что наш поезд проедет через город М. Обычная служебная поездка обернулась путешествием по до боли знакомым местам, и на меня, как снежная лавина, хлынули события минувших лет… Я вспоминал одну историю, а перед газами уже возникала другая, потом следующая. Поезд мчался по темным заснеженным полям, по маленьким населенным пунктам, едва освещенным одной-двумя электрическими лампами. Дальше, за этими фонарями, была зимняя ночь и неизвестность…
Поняв, что мой рассказ окончен, Тимур сказал:
— Поздно, пойду я спать…
Стой, не уходи! У меня просьба к тебе, очень большая просьба. Сейчас, минут через десять-пятнадцать мы остановимся в городе М. Я на этом вокзале знаю каждый угол. Я побегу и позвоню ей. Мне ничего от нее не надо. Я хочу только знать, что она жива и здорова. Понимаешь, больше ничего — что она жива и здорова — можешь ты меня понять… Если вдруг не успею вернуться, сорви стоп-кран. Ответственность за это я беру на себя.
Тимуру это дело явно было не по душе. Но он ничего не ответил.
Вот и город М. Вокзал совершенно другой. Я его почти не узнаю. Я схожу с поезда в надежде добежать до первого телефонного аппарата.
— Эй, ты куда?! — вопит сзади проводница.
— По-зво-нить! — кричу я ей в ответ.
— Мы сейчас поедем! — кричит она. — Поезд отстает от графика!
Как будто подтверждая ее слова, поезд шипит и начинает медленно разгоняться. Я стою в замешательстве. «А если она давно уже здесь не живет? А если…»
Я бегу обратно. До стоп-крана дело не доходит. Проводница смотрит на меня, как на сумасшедшего. Тимур вздыхает с облегчением и говорит:
— Спокойной ночи…
Он уходит, я остаюсь. Поезд быстро пересекает город М. и мчится вдаль. Так и в жизни нашей: кончается одна история, начинается другая…
Я понимаю, что в эту ночь я заснуть не смогу. Я стою у окна и ничего не видящими глазами смотрю на огни, мерцающие где-то вдали.
Никто не поймет меня, никому не интересен мой рассказ. Для всех остальных это лишь обычная, скучная история. Моя исповедь никому не нужна, и с этим ничего не поделаешь. И мне в эту ночь суждено одному нести всю тяжесть сковавшего душу, как змея, отчаяния. Оно из-за угрызений совести за ту красивую, чудесную, милую девушку, которую я приручил и бросил.
И не будет мне прощения никогда.
ВЕСНА
Это удивительное время, когда кругом еще снег, но почему-то воздух наполнен весной… Это удивительное состояние легкого опьянения, это ничем не объяснимое ожидание чего-то невиданного, неиспытанного. Ожидание, которое наполняет душу то грустью, то откуда-то взявшейся радостью, то непонятной тревогой… Эта странная печаль, которая идет за тобой по пятам, это необыкновенное ощущение молодости, которое подталкивает совершать новые и новые глупости. Этот предательский внутренний голос, который все время шепчет, что ты уже не тот и тебя никто не поймет и никто не простит…
— Как дела, что нового? — спросила она, как обычно, а я уже был задет. Она опоздала на полчаса и выглядела очень хорошо. Мы с ней не встречались уже больше месяца. Больше месяца она жила без меня и, судя по ее настроению, жила не так уж плохо. А сейчас взяла и опоздала, как будто ничего особенно не произошло. Ничего.
— Весна… — сказал я и понял, что сегодня, сейчас должен ей сказать все. Все, что я собирался ей сказать. Иначе…
— Не может быть, — засмеялась она, и я снова поймал себя на том, что не хочу, что боюсь…
— Может-может, — сказал я мрачно.
— Ну и что? — насторожилась она.
— Ничего… Пошли, прогуляемся.
— Пошли, — сказала она. — Ты что надулся так?
— Я?
— Ну и опоздала я, и что из этого?
— А я разве что-то сказал? Все нормально, все прекрасно, лучше и не может быть!
— На тебя плохо действует весна, — вновь засмеялась она.
— Да-да, весна. Именно она, — согласился я. — У меня все в голове перепуталось, все смешалось. Я решил…
Мы с большой улицы свернули на какую-то узкую, тихую и аккуратную улочку, где совсем не было людей. Начались сумерки, и, как будто воюя с весной, с неба посыпались миллионы маленьких пушистых снежинок.
— Снег идет, — сказала она с явной досадой в голосе, — а днем так пахло весной…
— Да, тогда было здорово, — согласился я.
— И что ты решил? — Она не смотрела в мою сторону, и я с ужасом подумал, что она знает, догадывается, что я ей сейчас скажу.
— Ты знаешь эту улицу?
— Ну?
За эти последние десять-пятнадцать дней я, наверное, сотни раз представлял себе, как я ей все скажу. Я так тщательно выбирал слова, интонацию… У меня то получалось очень резко, то слишком жалостно. Я сочинил вопросы и вместо нее отвечал на них. Но почему-то в глубине души я надеялся, что она не захочет так глупо и просто…
— Мы пойдем до конца улицы и расстанемся. Ты пойдешь домой, я вернусь к себе на работу, и мы больше не встретимся. Никогда! Так будет лучше.
Она молчала, мы шли по тихой узкой улице, где уже было совсем темно.
— Понимаешь, мне все это, ну вот это все — наши встречи, свидания… эта наша история с тобой, короче… Все это было хорошо, все это было прекрасно. Ты меня слышишь?
— Слышу, — она смотрела куда-то в сторону.
— Ну вот, пора с этим завязать. Чем быстрее, тем больше нам удастся сохранить из того, что было между нами… Я… я ведь ничего нового не сказал, ты сама понимаешь… Мы изменились. Все хорошее у нас уже… Иначе ты…
— Что я?
— Ты бы не придумывала все новые и новые предлоги, чтобы избегать меня, я же столько раз…
Это не так, я же сказала, что у меня сейчас очень мало времени, я ничего не успеваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Да, — говорит она, — я знаю. Обними меня.
— Девушка, сейчас поезд пойдет, — подсказывает кто-то из толпы.
Я хочу ее поцеловать.
— Нет-нет, — умоляет она, — дай мне на тебя посмотреть… на прощание…
Слезы льются из ее огромных глаз ручьями. Она даже не вытирает их. Я что-то ей хочу сказать…
— Нет-нет, — умоляет она, — молчи…
Поезд начинает двигаться. Кто-то дергает стоп-кран.
— Прощай! — кричит она и входит в вагон. — Прощай! — двери тут же закрываются, и поезд мчится вперед с бешеной скоростью. Я поднимаю голову и вижу, что вокруг меня много-много людей, и они все с сочувствием смотрят на меня… Я вытираю кулаком слезы и ухожу прочь…
…Это была наша последняя встреча. Больше мы с ней никогда не встречались, потому что… Потому что через год я женился на другой, и моя жизнь потекла по совершенно другому руслу… Я не видел ее больше десяти лет — десять лет, почти целую вечность. Десять лет ее не было в моей жизни.
И вот теперь битый час мы с Тимуром, с которым мы едва знакомы, стоим в тамбуре вагона, и из меня, как из водопада, льются воспоминания. Я не в состоянии их остановить, не в состоянии молчать, не в состоянии с ними справиться, хотя чувствую — то, о чем я рассказываю, понятно и дорого только мне. Началось это со мной, когда я неожиданно узнал, что наш поезд проедет через город М. Обычная служебная поездка обернулась путешествием по до боли знакомым местам, и на меня, как снежная лавина, хлынули события минувших лет… Я вспоминал одну историю, а перед газами уже возникала другая, потом следующая. Поезд мчался по темным заснеженным полям, по маленьким населенным пунктам, едва освещенным одной-двумя электрическими лампами. Дальше, за этими фонарями, была зимняя ночь и неизвестность…
Поняв, что мой рассказ окончен, Тимур сказал:
— Поздно, пойду я спать…
Стой, не уходи! У меня просьба к тебе, очень большая просьба. Сейчас, минут через десять-пятнадцать мы остановимся в городе М. Я на этом вокзале знаю каждый угол. Я побегу и позвоню ей. Мне ничего от нее не надо. Я хочу только знать, что она жива и здорова. Понимаешь, больше ничего — что она жива и здорова — можешь ты меня понять… Если вдруг не успею вернуться, сорви стоп-кран. Ответственность за это я беру на себя.
Тимуру это дело явно было не по душе. Но он ничего не ответил.
Вот и город М. Вокзал совершенно другой. Я его почти не узнаю. Я схожу с поезда в надежде добежать до первого телефонного аппарата.
— Эй, ты куда?! — вопит сзади проводница.
— По-зво-нить! — кричу я ей в ответ.
— Мы сейчас поедем! — кричит она. — Поезд отстает от графика!
Как будто подтверждая ее слова, поезд шипит и начинает медленно разгоняться. Я стою в замешательстве. «А если она давно уже здесь не живет? А если…»
Я бегу обратно. До стоп-крана дело не доходит. Проводница смотрит на меня, как на сумасшедшего. Тимур вздыхает с облегчением и говорит:
— Спокойной ночи…
Он уходит, я остаюсь. Поезд быстро пересекает город М. и мчится вдаль. Так и в жизни нашей: кончается одна история, начинается другая…
Я понимаю, что в эту ночь я заснуть не смогу. Я стою у окна и ничего не видящими глазами смотрю на огни, мерцающие где-то вдали.
Никто не поймет меня, никому не интересен мой рассказ. Для всех остальных это лишь обычная, скучная история. Моя исповедь никому не нужна, и с этим ничего не поделаешь. И мне в эту ночь суждено одному нести всю тяжесть сковавшего душу, как змея, отчаяния. Оно из-за угрызений совести за ту красивую, чудесную, милую девушку, которую я приручил и бросил.
И не будет мне прощения никогда.
ВЕСНА
Это удивительное время, когда кругом еще снег, но почему-то воздух наполнен весной… Это удивительное состояние легкого опьянения, это ничем не объяснимое ожидание чего-то невиданного, неиспытанного. Ожидание, которое наполняет душу то грустью, то откуда-то взявшейся радостью, то непонятной тревогой… Эта странная печаль, которая идет за тобой по пятам, это необыкновенное ощущение молодости, которое подталкивает совершать новые и новые глупости. Этот предательский внутренний голос, который все время шепчет, что ты уже не тот и тебя никто не поймет и никто не простит…
— Как дела, что нового? — спросила она, как обычно, а я уже был задет. Она опоздала на полчаса и выглядела очень хорошо. Мы с ней не встречались уже больше месяца. Больше месяца она жила без меня и, судя по ее настроению, жила не так уж плохо. А сейчас взяла и опоздала, как будто ничего особенно не произошло. Ничего.
— Весна… — сказал я и понял, что сегодня, сейчас должен ей сказать все. Все, что я собирался ей сказать. Иначе…
— Не может быть, — засмеялась она, и я снова поймал себя на том, что не хочу, что боюсь…
— Может-может, — сказал я мрачно.
— Ну и что? — насторожилась она.
— Ничего… Пошли, прогуляемся.
— Пошли, — сказала она. — Ты что надулся так?
— Я?
— Ну и опоздала я, и что из этого?
— А я разве что-то сказал? Все нормально, все прекрасно, лучше и не может быть!
— На тебя плохо действует весна, — вновь засмеялась она.
— Да-да, весна. Именно она, — согласился я. — У меня все в голове перепуталось, все смешалось. Я решил…
Мы с большой улицы свернули на какую-то узкую, тихую и аккуратную улочку, где совсем не было людей. Начались сумерки, и, как будто воюя с весной, с неба посыпались миллионы маленьких пушистых снежинок.
— Снег идет, — сказала она с явной досадой в голосе, — а днем так пахло весной…
— Да, тогда было здорово, — согласился я.
— И что ты решил? — Она не смотрела в мою сторону, и я с ужасом подумал, что она знает, догадывается, что я ей сейчас скажу.
— Ты знаешь эту улицу?
— Ну?
За эти последние десять-пятнадцать дней я, наверное, сотни раз представлял себе, как я ей все скажу. Я так тщательно выбирал слова, интонацию… У меня то получалось очень резко, то слишком жалостно. Я сочинил вопросы и вместо нее отвечал на них. Но почему-то в глубине души я надеялся, что она не захочет так глупо и просто…
— Мы пойдем до конца улицы и расстанемся. Ты пойдешь домой, я вернусь к себе на работу, и мы больше не встретимся. Никогда! Так будет лучше.
Она молчала, мы шли по тихой узкой улице, где уже было совсем темно.
— Понимаешь, мне все это, ну вот это все — наши встречи, свидания… эта наша история с тобой, короче… Все это было хорошо, все это было прекрасно. Ты меня слышишь?
— Слышу, — она смотрела куда-то в сторону.
— Ну вот, пора с этим завязать. Чем быстрее, тем больше нам удастся сохранить из того, что было между нами… Я… я ведь ничего нового не сказал, ты сама понимаешь… Мы изменились. Все хорошее у нас уже… Иначе ты…
— Что я?
— Ты бы не придумывала все новые и новые предлоги, чтобы избегать меня, я же столько раз…
Это не так, я же сказала, что у меня сейчас очень мало времени, я ничего не успеваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55