Я хочу получить хорошую специальность и знать, что могу положиться на самого себя, — для семнадцатилетнего юноши это было весьма здравое рассуждение. — Для мужчины это важно, я точно знаю. Я не думаю, что это именно то, для чего я родился на свет, но ведь и не самый плохой вариант?
— Практично, не спорю. Ты так похож на отца — умеешь видеть главное, — согласилась Любовь Ивановна. Она не допускала даже мысли о том, что этот выбор сына будет ей дорого стоить, ведь судьба часто преподносит жестокие уроки.
— Мы нашли компромисс, я рад, — серьезно констатировал Гоша. Любовь Ивановна ласково потрепала его волосы. — Я ведь мужчина и глава семьи. Помнишь, как папа говорил, что женщина должна быть слабой, а мужчина — сильным.
— Помню, дорогой.
— Я буду таким для тебя и Ксеньки, — восторженно сказал Гоша.
— Договорились, сын, никаких предчуствий, никакой тревоги.
И пока все было как будто хорошо: Гоше оставался один год учебы в институте, рядом с ним была прекрасная девушка, в самом ближайшем будущем Любовь Ивановна собиралась благословить их союз. Сын говорил с ней об этом на днях. Замечательный выбор. Правда, семья у девочки очень своеобразная. За столько лет, что Любовь Ивановна общалась с мамой Ксении на родительских собраниях в школе, во время коротких разговоров на улице, когда они случайно встречались по пути на работу, она так и не разобралась в том, что за женщина Вера Васильевна Широкова. Об отце Ксении и подавно ничего не знала. Ксения неохотно рассказывала о родителях, а из слов Гоши Любовь Ивановна сделала вывод, что обстановка в доме у Ксении непростая. Наверное, это было одной из причин, что девочку тянуло туда, где она чувствовала себя любимой. В конце концов Любовь Ивановна решила, что главное — отношения между сыном и этой девушкой. Какая разница, кто у нее родители, если в сердце Гоши безраздельно принадлежит Ксении Широковой. Они взрослели на глазах Любови Ивановны. Дружба Ксении и Гоши уже была проверена годами. И они все больше нуждались друг в друге. Любовь Ивановна не имела ничего против того, что, повзрослев, дети решили пожениться. Казалось, они были вместе всегда, и их решение выглядело логичным продолжением детской дружбы, юношеской привязанности.
— Я люблю ее, мам, — тихо, но горячо произнес Гоша в один из откровенных разговоров с матерью. — Я хочу сделать ее счастливой. Она должна быть счастлива. Пока она живет у себя дома, она словно замерзший цветок: заходит туда, как в ледяную обитель, а выходит и ищет тепла. Мне приходится нелегко, прежде чем она снова становится самой собой. Я отогрею ее. Я дам ей вдоволь тепла и счастья. Я смогу.
— Я знаю, если ты говоришь, значит, так и будет, сынок, — Любовь Ивановна с нежностью смотрела на него. И, как всегда, не было тех слов, которые могли бы выразить ее любовь к сыну. Она так часто говорила ему о том, как любит его, что на этот раз просто поцеловала в затылок, прижала его голову к груди.
Любовь Ивановна всегда получала в ответ бескрайнее обожание со стороны Гоши, а со временем — и Ксении. Невероятная легкость, с которой у них складывались отношения, окрыляла девушку. Это чувство рвалось наружу, и как Ксения ни пыталась соблюсти рамки приличия и не высказывать так открыто свое отношение к Любови Ивановне, скрыть это у нее не получалось. Даже мать начала замечать, что тема нечастых, коротких разговоров с дочерью — Любовь Ивановна. Веру Васильевну это задевало. Она прятала обиду. Еще бы — она столько натерпелась, пока Ксюша выросла, а теперь у той на уме чужая женщина, ставшая эталоном во всем. И не вспомнишь сразу, сколько комплиментов у дочери для этой Любови Ивановны. Вера Васильевна за всю жизнь столько не слыхала. Где же справедливость? А когда Ксения сказала, что будет поступать на факультет иностранных языков, у ее матери не было сомнений относительно того, кто повлиял на выбор дочери. Конечно, ничего плохого в том, чтобы в совершенстве знать два-три иностранных языка, не было. И даже Широков впервые за много лет одобрительно высказался по поводу решения дочери.
— Хороший выбор. Сейчас полиглоты в моду входят. Руками работать никто не хочет — все интеллектом хотят. Может быть, хоть на старости не придется баранку крутить — дочка на приличной работе позаботится обо всем. Пусть поступает. Она головастая, вся в меня, — пребывая в благостном расположении духа, заключил он. А Вере Васильевне снова пришлось молча принять тот факт, что ее заслуги приравнивались к нулю.
Вера Васильевна не ошибалась, именно обожание, преклонение перед матерью Гоши повлияло на выбор Ксении. Любовь Ивановна преподавала английский в одном из техникумов. И Ксения, имеющая способность к языкам, уже представляла, как свободно говорит на английском, французском, как дети в школе с нескрываемым восхищением смотрят на своего нового преподавателя — так, как она смотрит на Любовь Ивановну. И может быть, со временем у кого-то из сидящих за партой она вызовет такой же восторг.
В их небольшом городе было три высших учебных заведения. Выбор Ксении пал на факультет иностранных языков в университете. Любовь Ивановна пообещала заниматься с ней перед вступительными экзаменами, уверяя Ксению, что все у них получится с первого раза.
— У тебя светлая голова, девочка. Главное — не теряйся. Побольше уверенности в своих знаниях.
И как было приятно получать из ее уст похвалу. Ксения тогда просто летала от счастья. Дома не было дела до того, чем она интересуется, что у нее в душе, как она готовится к экзаменам. Даже мама стала с прохладцей относиться ко всему, что было связано с ней. Ксения видела в ее глазах упрек и усталость. Порой, когда отец был в очередном рейсе, вечера проходили в полном молчании. Вера Васильевна или читала, или часами смотрела телевизор. И Ксения не была уверена, что она внимательно следит за событиями на экране или героями романов. Лицо Веры Васильевны стало маской, и нельзя было понять, что с матерью происходит, а то, что ей было плохо, Ксения знала давно. После нескольких неудавшихся попыток поговорить по душам Ксения перестала обращать внимание на настроения матери. Это было непросто — все-таки родной человек, и такое откровенное отчуждение, растущее не по дням, а по часам. Но выбора не было. Пока Ксения жила с родителями, нужно было придерживаться заведенных в этой семье правил.
Только в доме Гоши Ксения чувствовала себя спокойно, уверенно, всегда была желанной, для нее находилось и время, и доброе слово. Ксения все больше перенимала привычки Любови Ивановны. Тоже решила научиться вязать, и первое, что она связала — варежки, — подарила не родной матери, а той, кого про себя давно называла мама Люба. Вера Васильевна снова молча проглотила обиду, еще более замыкаясь в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Практично, не спорю. Ты так похож на отца — умеешь видеть главное, — согласилась Любовь Ивановна. Она не допускала даже мысли о том, что этот выбор сына будет ей дорого стоить, ведь судьба часто преподносит жестокие уроки.
— Мы нашли компромисс, я рад, — серьезно констатировал Гоша. Любовь Ивановна ласково потрепала его волосы. — Я ведь мужчина и глава семьи. Помнишь, как папа говорил, что женщина должна быть слабой, а мужчина — сильным.
— Помню, дорогой.
— Я буду таким для тебя и Ксеньки, — восторженно сказал Гоша.
— Договорились, сын, никаких предчуствий, никакой тревоги.
И пока все было как будто хорошо: Гоше оставался один год учебы в институте, рядом с ним была прекрасная девушка, в самом ближайшем будущем Любовь Ивановна собиралась благословить их союз. Сын говорил с ней об этом на днях. Замечательный выбор. Правда, семья у девочки очень своеобразная. За столько лет, что Любовь Ивановна общалась с мамой Ксении на родительских собраниях в школе, во время коротких разговоров на улице, когда они случайно встречались по пути на работу, она так и не разобралась в том, что за женщина Вера Васильевна Широкова. Об отце Ксении и подавно ничего не знала. Ксения неохотно рассказывала о родителях, а из слов Гоши Любовь Ивановна сделала вывод, что обстановка в доме у Ксении непростая. Наверное, это было одной из причин, что девочку тянуло туда, где она чувствовала себя любимой. В конце концов Любовь Ивановна решила, что главное — отношения между сыном и этой девушкой. Какая разница, кто у нее родители, если в сердце Гоши безраздельно принадлежит Ксении Широковой. Они взрослели на глазах Любови Ивановны. Дружба Ксении и Гоши уже была проверена годами. И они все больше нуждались друг в друге. Любовь Ивановна не имела ничего против того, что, повзрослев, дети решили пожениться. Казалось, они были вместе всегда, и их решение выглядело логичным продолжением детской дружбы, юношеской привязанности.
— Я люблю ее, мам, — тихо, но горячо произнес Гоша в один из откровенных разговоров с матерью. — Я хочу сделать ее счастливой. Она должна быть счастлива. Пока она живет у себя дома, она словно замерзший цветок: заходит туда, как в ледяную обитель, а выходит и ищет тепла. Мне приходится нелегко, прежде чем она снова становится самой собой. Я отогрею ее. Я дам ей вдоволь тепла и счастья. Я смогу.
— Я знаю, если ты говоришь, значит, так и будет, сынок, — Любовь Ивановна с нежностью смотрела на него. И, как всегда, не было тех слов, которые могли бы выразить ее любовь к сыну. Она так часто говорила ему о том, как любит его, что на этот раз просто поцеловала в затылок, прижала его голову к груди.
Любовь Ивановна всегда получала в ответ бескрайнее обожание со стороны Гоши, а со временем — и Ксении. Невероятная легкость, с которой у них складывались отношения, окрыляла девушку. Это чувство рвалось наружу, и как Ксения ни пыталась соблюсти рамки приличия и не высказывать так открыто свое отношение к Любови Ивановне, скрыть это у нее не получалось. Даже мать начала замечать, что тема нечастых, коротких разговоров с дочерью — Любовь Ивановна. Веру Васильевну это задевало. Она прятала обиду. Еще бы — она столько натерпелась, пока Ксюша выросла, а теперь у той на уме чужая женщина, ставшая эталоном во всем. И не вспомнишь сразу, сколько комплиментов у дочери для этой Любови Ивановны. Вера Васильевна за всю жизнь столько не слыхала. Где же справедливость? А когда Ксения сказала, что будет поступать на факультет иностранных языков, у ее матери не было сомнений относительно того, кто повлиял на выбор дочери. Конечно, ничего плохого в том, чтобы в совершенстве знать два-три иностранных языка, не было. И даже Широков впервые за много лет одобрительно высказался по поводу решения дочери.
— Хороший выбор. Сейчас полиглоты в моду входят. Руками работать никто не хочет — все интеллектом хотят. Может быть, хоть на старости не придется баранку крутить — дочка на приличной работе позаботится обо всем. Пусть поступает. Она головастая, вся в меня, — пребывая в благостном расположении духа, заключил он. А Вере Васильевне снова пришлось молча принять тот факт, что ее заслуги приравнивались к нулю.
Вера Васильевна не ошибалась, именно обожание, преклонение перед матерью Гоши повлияло на выбор Ксении. Любовь Ивановна преподавала английский в одном из техникумов. И Ксения, имеющая способность к языкам, уже представляла, как свободно говорит на английском, французском, как дети в школе с нескрываемым восхищением смотрят на своего нового преподавателя — так, как она смотрит на Любовь Ивановну. И может быть, со временем у кого-то из сидящих за партой она вызовет такой же восторг.
В их небольшом городе было три высших учебных заведения. Выбор Ксении пал на факультет иностранных языков в университете. Любовь Ивановна пообещала заниматься с ней перед вступительными экзаменами, уверяя Ксению, что все у них получится с первого раза.
— У тебя светлая голова, девочка. Главное — не теряйся. Побольше уверенности в своих знаниях.
И как было приятно получать из ее уст похвалу. Ксения тогда просто летала от счастья. Дома не было дела до того, чем она интересуется, что у нее в душе, как она готовится к экзаменам. Даже мама стала с прохладцей относиться ко всему, что было связано с ней. Ксения видела в ее глазах упрек и усталость. Порой, когда отец был в очередном рейсе, вечера проходили в полном молчании. Вера Васильевна или читала, или часами смотрела телевизор. И Ксения не была уверена, что она внимательно следит за событиями на экране или героями романов. Лицо Веры Васильевны стало маской, и нельзя было понять, что с матерью происходит, а то, что ей было плохо, Ксения знала давно. После нескольких неудавшихся попыток поговорить по душам Ксения перестала обращать внимание на настроения матери. Это было непросто — все-таки родной человек, и такое откровенное отчуждение, растущее не по дням, а по часам. Но выбора не было. Пока Ксения жила с родителями, нужно было придерживаться заведенных в этой семье правил.
Только в доме Гоши Ксения чувствовала себя спокойно, уверенно, всегда была желанной, для нее находилось и время, и доброе слово. Ксения все больше перенимала привычки Любови Ивановны. Тоже решила научиться вязать, и первое, что она связала — варежки, — подарила не родной матери, а той, кого про себя давно называла мама Люба. Вера Васильевна снова молча проглотила обиду, еще более замыкаясь в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82