Он почувствовал, что Америка интересуется хорошими винами, несмотря на распространение калифорнийского шабли. Кстати, именно это останавливало Андре прежде: он боялся конкуренции с Калифорнией. Андре решил, что можно создать в Штатах свой рынок с чрезвычайно высокими ценами. Такой рынок смог бы покрыть убытки, которые нес Андре после потери приоритета во Франции.
— Ты хочешь сказать, что Андре собирался сделать ставку на винных знатоков? — спросила заинтригованная Ясмин.
— Он называл их «винными снобами». Скорее он был заинтересован в их деньгах. В конце концов, винные снобы они и есть винные снобы. Их можно называть как угодно. Они создают новый рынок, дорогая моя, и тебе следует относиться к ним с уважением.
— Ты прав, — рассмеялась Ясмин, радуясь дружескому тону Хасана. — Нам не следует задевать их утонченную натуру.
— Теперь Андре умер. И не осталось никого, связанного с виноградарством, кто знал бы о нем столько, сколько знал Андре. Только ты да я, но, к сожалению, мы не так опытны, как следовало бы. Я знаю все финансовые аспекты, но этого явно недостаточно. Сейчас дело ведет Бертран Лабиш. Он лучший в мире специалист. — Хасан бросил на Ясмин спокойный взгляд. — Но теперь дело ляжет на твои плечи, Ясмин. Тысячи лет великой традиции и унаследовавшая все земли маленькая арабская девочка, которой по Корану запрещено употреблять алкоголь.
Видя, что юмор до Ясмин не доходит, Хасан расхохотался.
«Он что, считает меня совершенной дурочкой? — подумала Ясмин. — Ясное дело — считает. Ладно, он еще увидит. Если Андре научился у своего отца, значит, я могу научиться у Бертрана Лабиша. Я еще всем им покажу!»
Ясмин откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну. Хасан закончил свою лекцию и обратил внимание на дорогу. Краешком глаза Ясмин видела, что Хасан поглядывает на нее время от времени, но она и не подумала повернуть голову.
Потом она заскучала и включила радиоприемник. В салоне зазвучала известная французская песенка о любви, и Ясмин стала тихонько подпевать.
— А что ты намерена делать с виллой? — не сводя глаз с дороги, прервал молчание Хасан.
— Ты имеешь в виду в Танжере? — Ясмин постаралась, чтобы ее голос звучал как можно безразличнее. — Да. Продашь или оставишь за собой?
— Продам, — решительно заявила Ясмин.
В машине повисло долгое молчание. Ясмин казалось, что она не обязана обсуждать свои решения, а тем более объяснять их.
— На твоем месте я не стал бы этого делать. Чисто с финансовой точки зрения, разумеется.
— Мне вилла не нужна. Сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь в Марокко. Я не была счастлива в Танжере с Андре, и не собираюсь там жить без него. В этом я твердо убеждена. А почему бы тебе не купить виллу, раз уж ты так ее любишь?
Ясмин скрестила руки на груди и снова уставилась в окно.
— И все же на твоем месте я бы подумал, — повторил Хасан странным тоном. — Не стоит рвать так круто.
— Может быть, — ответила Ясмин, теряясь в догадках, почему Хасан так хочет, чтобы она оставила виллу. Ясмин знала, что ничто не заставит ее вернуться. Она надолго замолчала.
Машина свернула на подъездную дорогу, напоминавшую картины Ван Гога. Симметричные двойные ряды деревьев по обеим сторонам убегали куда-то за горизонт, а за деревьями виднелись бесчисленные ряды низких виноградников. Виноград вился по проволоке, натянутой между вкопанными в землю деревянными кольями. Гроздья уже были собраны, а листья начинали желтеть. Ясмин подумала, хороший ли был собран урожай, но спрашивать не стала, да и вряд ли Хасан мог дать ей ответ на этот вопрос. Ей предстоит многому научиться, и главная проблема заключается вовсе не в том, чтобы узнать то, чего Ясмин не знает. Она поняла, что огромную массу информации, которая вот уже второй день на нее обрушивается, она просто не в состоянии усвоить. Голова гудела от распиравших ее мыслей.
Внезапно и резко остановив автомобиль, Хасан распахнул дверцу. Ясмин увидела двухэтажный каменный дом с лабиринтом дымоходных труб на крытой шифером крыше. Не успела Ясмин выбраться из машины, как из-за угла дома вышел мужчина. Радостно вскрикнув, он бросился к Хасану и сердечно его обнял. Похлопывая друг друга по плечам, мужчины расцеловались в обе щеки, после чего обернулись к Ясмин. В мужчине было более пяти футов роста, широкая кость, мощная мускулистая фигура французского крестьянина. На вид ему было лет пятьдесят, темное, загорелое лицо испещряли морщины — плод многочасовой работы на солнце. Голову покрывала густая щетина коротко остриженных седых волос.
— Ah… mais elle cst charmante! — Мужчина подмигнул Хасану и широко улыбнулся Ясмин. — Да вы совершенно очаровательны, мадемуазель! — Он направился к Ясмин, раскинув руки в стороны, очень похожий на большого добродушного медведя, потом вдруг остановился. — Но ведь это мадемуазель де Сен-Клер, не так ли?
Хасан кивнул. Мужчина приблизился к девушке.
— Ясмин! — Хасан едва сдерживал распиравший его смех, вызванный выражением ужаса палице Ясмин. — Это Бертран Лабиш.
Ясмин расслабилась и ухватилась за руки Бертрана, прежде чем Лабиш успел сгрести ее в свои медвежьи объятия, в которых только что душил Хасана.
— Месье Лабиш, я так рада с вами познакомиться, — с искренним удовольствием сказала Ясмин. — Я слышала о вас столько замечательного!
— Прошу вас, зовите меня просто Бертран, — просияв от комплимента, заулыбался Лабиш. Он высвободил руки и замахал ими в направлении дома, — Сесиль! Viens ici! — Тут же из дома вышла, вытирая руки о подол фартука, очень миловидная женщина лет сорока пяти. — Сесиль! Mademoiselle de Saint-Clair est ici.
Прежде чем Ясмин успела вымолвить слово, она уже оказалась в восторженных объятиях Сесиль. Женщина отступила немного назад и заглянула в лицо Ясмин.
— Вы так красивы, — сказала она, лукаво улыбаясь. — Я это предполагала, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Конечно, она красавица, — загудел Бертран. — У барона был замечательный вкус… во всем.
Странное выражение появилось на лице Хасана. Казалось, этот шквал любезностей был ему неприятен, но он быстро справился с собой. Бертран неожиданно повернулся и, схватив Хасана за руку, потащил его к дому.
— Ты должен попробовать этот розлив и сказать мне свое мнение.
Все они вошли в низкую дверь черного хода и оказались в большой старинной кухне. Стены от пола наполовину были выложены квадратами голубого и белого кафеля.
Две большие чугунные плиты, явно промышленного назначения, покрытые серой эмалью, стояли рядом у одной из стен. На черных крючьях, вбитых в потолок, висели медные кастрюли и большие оловянные сковородки. Был здесь и невероятных размеров камин, полностью занимавший одну из стен. Длинная прикаминная полка была выполнена из мрамора;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
— Ты хочешь сказать, что Андре собирался сделать ставку на винных знатоков? — спросила заинтригованная Ясмин.
— Он называл их «винными снобами». Скорее он был заинтересован в их деньгах. В конце концов, винные снобы они и есть винные снобы. Их можно называть как угодно. Они создают новый рынок, дорогая моя, и тебе следует относиться к ним с уважением.
— Ты прав, — рассмеялась Ясмин, радуясь дружескому тону Хасана. — Нам не следует задевать их утонченную натуру.
— Теперь Андре умер. И не осталось никого, связанного с виноградарством, кто знал бы о нем столько, сколько знал Андре. Только ты да я, но, к сожалению, мы не так опытны, как следовало бы. Я знаю все финансовые аспекты, но этого явно недостаточно. Сейчас дело ведет Бертран Лабиш. Он лучший в мире специалист. — Хасан бросил на Ясмин спокойный взгляд. — Но теперь дело ляжет на твои плечи, Ясмин. Тысячи лет великой традиции и унаследовавшая все земли маленькая арабская девочка, которой по Корану запрещено употреблять алкоголь.
Видя, что юмор до Ясмин не доходит, Хасан расхохотался.
«Он что, считает меня совершенной дурочкой? — подумала Ясмин. — Ясное дело — считает. Ладно, он еще увидит. Если Андре научился у своего отца, значит, я могу научиться у Бертрана Лабиша. Я еще всем им покажу!»
Ясмин откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну. Хасан закончил свою лекцию и обратил внимание на дорогу. Краешком глаза Ясмин видела, что Хасан поглядывает на нее время от времени, но она и не подумала повернуть голову.
Потом она заскучала и включила радиоприемник. В салоне зазвучала известная французская песенка о любви, и Ясмин стала тихонько подпевать.
— А что ты намерена делать с виллой? — не сводя глаз с дороги, прервал молчание Хасан.
— Ты имеешь в виду в Танжере? — Ясмин постаралась, чтобы ее голос звучал как можно безразличнее. — Да. Продашь или оставишь за собой?
— Продам, — решительно заявила Ясмин.
В машине повисло долгое молчание. Ясмин казалось, что она не обязана обсуждать свои решения, а тем более объяснять их.
— На твоем месте я не стал бы этого делать. Чисто с финансовой точки зрения, разумеется.
— Мне вилла не нужна. Сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь в Марокко. Я не была счастлива в Танжере с Андре, и не собираюсь там жить без него. В этом я твердо убеждена. А почему бы тебе не купить виллу, раз уж ты так ее любишь?
Ясмин скрестила руки на груди и снова уставилась в окно.
— И все же на твоем месте я бы подумал, — повторил Хасан странным тоном. — Не стоит рвать так круто.
— Может быть, — ответила Ясмин, теряясь в догадках, почему Хасан так хочет, чтобы она оставила виллу. Ясмин знала, что ничто не заставит ее вернуться. Она надолго замолчала.
Машина свернула на подъездную дорогу, напоминавшую картины Ван Гога. Симметричные двойные ряды деревьев по обеим сторонам убегали куда-то за горизонт, а за деревьями виднелись бесчисленные ряды низких виноградников. Виноград вился по проволоке, натянутой между вкопанными в землю деревянными кольями. Гроздья уже были собраны, а листья начинали желтеть. Ясмин подумала, хороший ли был собран урожай, но спрашивать не стала, да и вряд ли Хасан мог дать ей ответ на этот вопрос. Ей предстоит многому научиться, и главная проблема заключается вовсе не в том, чтобы узнать то, чего Ясмин не знает. Она поняла, что огромную массу информации, которая вот уже второй день на нее обрушивается, она просто не в состоянии усвоить. Голова гудела от распиравших ее мыслей.
Внезапно и резко остановив автомобиль, Хасан распахнул дверцу. Ясмин увидела двухэтажный каменный дом с лабиринтом дымоходных труб на крытой шифером крыше. Не успела Ясмин выбраться из машины, как из-за угла дома вышел мужчина. Радостно вскрикнув, он бросился к Хасану и сердечно его обнял. Похлопывая друг друга по плечам, мужчины расцеловались в обе щеки, после чего обернулись к Ясмин. В мужчине было более пяти футов роста, широкая кость, мощная мускулистая фигура французского крестьянина. На вид ему было лет пятьдесят, темное, загорелое лицо испещряли морщины — плод многочасовой работы на солнце. Голову покрывала густая щетина коротко остриженных седых волос.
— Ah… mais elle cst charmante! — Мужчина подмигнул Хасану и широко улыбнулся Ясмин. — Да вы совершенно очаровательны, мадемуазель! — Он направился к Ясмин, раскинув руки в стороны, очень похожий на большого добродушного медведя, потом вдруг остановился. — Но ведь это мадемуазель де Сен-Клер, не так ли?
Хасан кивнул. Мужчина приблизился к девушке.
— Ясмин! — Хасан едва сдерживал распиравший его смех, вызванный выражением ужаса палице Ясмин. — Это Бертран Лабиш.
Ясмин расслабилась и ухватилась за руки Бертрана, прежде чем Лабиш успел сгрести ее в свои медвежьи объятия, в которых только что душил Хасана.
— Месье Лабиш, я так рада с вами познакомиться, — с искренним удовольствием сказала Ясмин. — Я слышала о вас столько замечательного!
— Прошу вас, зовите меня просто Бертран, — просияв от комплимента, заулыбался Лабиш. Он высвободил руки и замахал ими в направлении дома, — Сесиль! Viens ici! — Тут же из дома вышла, вытирая руки о подол фартука, очень миловидная женщина лет сорока пяти. — Сесиль! Mademoiselle de Saint-Clair est ici.
Прежде чем Ясмин успела вымолвить слово, она уже оказалась в восторженных объятиях Сесиль. Женщина отступила немного назад и заглянула в лицо Ясмин.
— Вы так красивы, — сказала она, лукаво улыбаясь. — Я это предполагала, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Конечно, она красавица, — загудел Бертран. — У барона был замечательный вкус… во всем.
Странное выражение появилось на лице Хасана. Казалось, этот шквал любезностей был ему неприятен, но он быстро справился с собой. Бертран неожиданно повернулся и, схватив Хасана за руку, потащил его к дому.
— Ты должен попробовать этот розлив и сказать мне свое мнение.
Все они вошли в низкую дверь черного хода и оказались в большой старинной кухне. Стены от пола наполовину были выложены квадратами голубого и белого кафеля.
Две большие чугунные плиты, явно промышленного назначения, покрытые серой эмалью, стояли рядом у одной из стен. На черных крючьях, вбитых в потолок, висели медные кастрюли и большие оловянные сковородки. Был здесь и невероятных размеров камин, полностью занимавший одну из стен. Длинная прикаминная полка была выполнена из мрамора;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118