Однако за зимний сезон столь интенсивная благотворительная деятельность слишком утомляла мадам Гоннель. И летом на отдыхе она позволяла себе более длительные связи. В Сен-Руффине ей приглянулся один рыбак, и вот уже три недели, как он был ее любовником. Паренек встречался с ней в верхней части города, где у него был небольшой уединенный домик, полученный в наследство от матери и стоявший до сей поры пустым. Чтобы не привлекать внимание соседей, они устраивали романтические любовные свидания в комнате за закрытыми ставнями после полудня, на старой скрипучей деревенской кровати, среди запахов затхлого помещения, пыли и морского прибоя. А обливание ледяной водой из жестяного ведра привносило во встречи любовников еще больше экзотики.
Но несмотря на меры предосторожности, принятые рыбаком и даже мадам Гоннель, которую возбуждали романтика тайных встреч и их сельский колорит, старуха соседка прознала про их свидания и рассказала своим знакомым. Рыбак был женат, и до жены дошли слухи о его приключении. Однажды после полудня она проникла через сад в дом и застукала задремавшую парочку на месте преступления. Подняв страшный шум, она выбросила одежду мадам Гоннель из окна, а ее саму спустила с лестницы в чем мать родила. Вытолкнув бедную женщину средь бела дня на улицу, она захлопнула перед ее носом дверь и повернула ключ, затем поднялась в комнату, чтобы задать трепку своему незадачливому муженьку. Платье мадам Гоннель, брошенное рассерженной женщиной, перелетело в сад дома напротив. Оказавшись под палящими лучами солнца на пороге чужого дома с голым задом и обнаженным передом, колышущимися на воле грудями, несчастная женщина стала изо всех сил барабанить в закрытую дверь. В этот момент она была согласна на все, даже принять смерть, лишь бы ее не застали в таком виде. На поднятый шум на улицу выглянули лишь две девочки и старуха, виновница ее беды, которая, распахнув ставни, высунула нос из окна.
– Пеньюар!..– умоляющим голосом прошептала мадам Гоннель.– Бросьте мне платье, пеньюар… что-нибудь… одеяло… я дам вам тысячу франков… пять тысяч франков…
Наконец она нашла убежище в грузовичке бакалейщика, который и довез ее до Магды.
Ей не хватило духу вернуться в гостиницу, где она жила до сих пор. Несколько дней она пробыла на вилле Шомберг; отныне, чтобы добраться до Ламалука в своей машине, ей приходилось делать крюк, дабы объехать город, где еще долго не утихали о ней пересуды.
Следует признаться, что волна возмущения прокатилась по Сен-Руффину. В особенности негодовали горожанки. Рассказ об очередном конфузе приезжих дам только еще больше распалял страсти. После относительно спокойных десяти дней настал черед Шомберг.
Особой доблести в ее глазах заслуживало совращение самых неподкупных из местных красавцев. Стоило ей только от кого-то услышать, что объявился «один, с кем нельзя договориться», чем менее он был, как она выражалась, «съедобным», тем активнее она старалась лишить его ореола неприступности. Так, ей удалось с помощью казначейских билетов сломить сопротивление одного морячка, слывшего до сей поры неподкупным. Молодой человек проходил морскую службу в Тулоне и часто появлялся во время увольнения в Сен-Руффине, где жила его невеста. Когда Магда поняла, что он уже готов ей сдаться, она сочла, что ей не помешает ввиду последних событий проявить некоторую осторожность и встретиться с ним ночью на пляже, расположенном за несколько километров от города.
Она без шофера отправилась на свидание в своей машине, а он приехал на велосипеде. Не успели они прилечь на песок, как из прибрежного леса послышался подозрительный шорох. Встревоженная парочка вскочила на ноги и стала поспешно натягивать одежды. Матрос поспешил навстречу опасности, а Магда побежала к дороге, где оставила свой автомобиль. Все четыре колеса были спущены, а приборная доска разбита камнем. Пока Магда разбиралась в темноте с причиненным ущербом, она потеряла драгоценное время. Со стороны пляжа послышались женские голоса и крики. Шум нарастал и приближался. Шомберг перешла на бег.
Вскоре она поняла, что ей не скрыться. Позади себя она услышала топот нагонявших ее быстрых ног, обутых в сандалии. Свернув с дороги, она побежала в сторону каких-то сараев и навесов, располагавшихся по соседству с небольшой эстакадой. Однако ее преследовательницы оказались хитрее: они угадали ее маневр и отрезали путь к бегству. Наконец они ее нагнали. Она увидела перед собой шесть или семь местных девушек и молодых женщин. Пока невеста матроса выясняла отношения со своим женихом, ее подружки набросились на Шомберг и без обиняков заявили, что давно хотели с ней расправиться. Они не стеснялись в выражениях: оскорбления так и сыпались на голову несчастной. Магда хотела было вступить с ними в переговоры. Но тщетно. Как ни старалась Магда, ей не удалось ни запугать, ни уговорить, ни подкупить поборниц справедливости.
В конце концов бойкие бабенки, подняв ее на эстакаду, подтолкнули вниз. Шомберг стала звать на помощь. Но они ее успокоили, заявив, что она может не бояться утонуть: здесь совсем неглубоко. И Шомберг шлепнулась в воду под их напутствие:
– Вымой свою задницу!
XX
Как раз к этому времени Реми уже вернулся в Париж. В Ламалуке остались, по всей видимости, примирившиеся Пекер и Эме в компании с переехавшими к ним Борисом и Манери. Не успев распаковать чемоданы, Лулу заявил, что ему необходимо их общество, а им сказал, что в Сен-Руффине «в последнее время стало сильно вонять».
Мадам Гоннель и Шомберг наконец уехали. Что же касалось Бебе Десоля, то он в сопровождении Жесси Роулинсон и парочки чилийско-датского происхождения отправился заканчивать летний сезон в Италию.
Бебе Десоль жил на Марсовом поле в квартире, расположенной на двух этажах и занимавшей целый особняк. Небольшой бассейн, физкультурный зал, оснащенный различными тренажерами, вместе с садовым участком представляли собой настоящий спортивный клуб на дому. Иногда втроем, а чаще всей компанией молодые люди собирались к десяти часам утра потренироваться под руководством Бруно, личного тренера Бебе. Самыми дисциплинированными из них были хозяин дома, Жожо Манери и Реми. Если первые два молодых человека приходили потому, что в течение дня им просто нечем было заняться, то Реми забегал по утрам потому, что работал во второй половине дня и вечером. Борис и Пекер нередко пропускали занятия. И Бруно им выговаривал:
– Господин Борис, к тридцати годам вы непременно обзаведетесь брюшком, тем более что к этому вы предрасположены природой. И тогда у ваших дам вы не сможете вызывать ничего, кроме отвращения. Что же касается вас, господин Лулу, вам никогда не удастся нарастить мускулы, и как вы будете выглядеть, если вас попросят раздеться на съемках фильма?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57