ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


«Эй, не оставляйте здесь машину! – крикнул нам какой-то худющий негр, который выглядел так, будто совсем загибался от наркотиков. Он встал с тротуара и пошел к нам. – Поставьте ее напротив, здесь ее в пять минут разберут на запчасти. Хорошо еще, что я вас вовремя перехватил». Я сказал: «Спасибо!» – и двинулся к машине, но Авихай сказал, чтобы я никуда не ходил и что негр несет чушь. Негр очень разволновался из-за того, что я остановился, и из-за нашего странного языка, повторил, что нам надо переставить машину, а то ее мигом разнесут, и что он дает нам хороший совет, отличный совет, совет, который спасет нашу машину, такой совет стоит как минимум пять долларов. Пять долларов человеку, спасшему нашу машину, пять долларов голодному отставному военному, и благослови нас Господь. Я хотел уйти, вся эта история с машиной меня достала, потому что я выходил в ней вроде как идиотом, но Авихай продолжал беседовать с негром. «Ты голодный? – сказал Авихай. – Пойдем, пообедаешь с нами». У нас было вроде правила: мы не даем джанкам денег, чтоб они не купили на них дозу. Авихай положил ему руку на плечо и попытался повести к ресторану. «Я не люблю китайское, – занервничал негр. – Ну же, ребята, дайте пятерку. Будьте людьми, у меня сегодня день рожденья. Я спас вам машину. Я заслужил, заслужил, заслужил право в свой день рожденья поесть по-человечески!» «Поздравляю, – улыбнулся Авихай, демонстрируя бесконечное терпение. – День рождения – действительно повод для праздника. Скажи нам, чего тебе хочется, и мы поедем обедать с тобой». «Хочется, хочется, хочется, – мялся негр. – Ну, дайте мне пятерку. Пожалуйста, ну не будьте такими, это очень далеко». «Нет проблем, – сказал я, – мы с машиной. Поедем вместе». «Вы мне не верите, да? – продолжал негр. – Вы думаете, я врун. Нехорошо. Особенно после того, как я спас вашу машину. Разве так себя ведут с человеком в его день рожденья? Вы плохие, плохие, плохие. Сердца у вас нет». И вдруг ни с того ни с сего он заплакал. Мы стоим, а худой негр стоит рядом и плачет. Авихай замахал на меня – мол, нет! – но я все равно достал из набрюшника десятидолларовую бумажку. «Вот, возьмите, – сказал я, а потом прибавил: – Извините, пожалуйста», – хоть и сам не знал, за что. Но неф даже не прикоснулся к бумажке, он все плакал и плакал и говорил, что мы назвали его вруном, что у нас нет сердца и что с отставными военными так не поступают. Я попытался засунуть бумажку ему в карман, но он не дал мне приблизиться, все пятился и пятился от меня. В какой-то момент он просто медленно побежал, раскачиваясь из стороны в сторону, и с каждым шагом все сильнее плакал и ругался. После обеда в китайской забегаловке мы пошли смотреть на Колокол Свободы, который считается вроде как одной из самых важных вещей в истории Америки. Мы простояли в очереди три часа, а когда все-таки добрались до конца, нам показали довольно уродливый колокол, в который звонила какая-то шишка, когда американцы провозгласили независимость, – в таком духе. Ночью, в мотеле, мы с Авихаем посчитали оставшиеся деньги. Вместе с тремя тысячами, которые мы надеялись получить за машину, набиралось почти пять штук. Я сказал, что он может пока оставить все себе и вернуть мне мою часть, когда вернется в Израиль. Авихай сказал, что сначала надо продать машину, а там посмотрим. Он остался в номере смотреть канал о природе, а я выскочил за кофе в круглосуточный магазинчик напротив мотеля. Выйдя из магазинчика, я увидел на небе огромную луну. По-настоящему огромную. Я в жизни не видел такой луны. «Большая, а?» – сказал мне сидевший на ступеньках магазина прыщавый пуэрториканец с красными глазами. На нем была короткая футболка с портретом Мадонны, его руки были исколоты к чертям. «Огромная, – сказал я. – Я никогда такой луны не видел». «Самая большая в мире, – сказал пуэрториканец и попытался встать. – Хочешь ее купить? Для тебя – двадцать долларов». «Десять», – сказал я и протянул ему бумажку. «Знаешь что? – пуэрториканец обнажил в улыбке гнилые зубы. – Пусть будет десять. Ты мне нравишься».
Шрики
Знакомьтесь – Рувен Шрики. Что за человек, не человек, а человечище! Уж с размахом, так с размахом, да еще с каким размахом! Посмел осуществить мечты, какие большинство из нас и мечтать не смеет. У Шрики денег как мусора, но дело не в этом. А еще у него подружка – французская манекенщица, снималась голой для таких журналов, что если вы на них не дрочили, так это просто потому, что у вас их под рукой не было, – но мужиком его делает не это. Много есть таких, кто высоко забрался, а только Шрики – случай особый, потому что он не из тех, кто умней тебя, или там красивей тебя, собранней или хитрей тебя, или даже везучее тебя. Шрики совершенно, ну прямо совершенно как ты да я – по всем параметрам, отсюда и зависть: как такой человек – и так высоко залетел? А кто пытается выдвигать версии типа «в правильное время в правильном месте» или там про теорию вероятностей, тот просто вам голову морочит. Секрет Шрики куда серьезнее: он преуспел, потому что дошел в своей обыкновенности до самого до упора. Вместо того чтобы с ней бороться или ее стесняться, Шрики себе сказал: да, я такой, и дело с концом. Он не понижал свой уровень и не повышал свой уровень, а просто плыл себе по течению – натуральный такой продукт. И изобретал самые обычные вещи, повторяю – обычные. Не блестящие, обычные – ровно то, что человечеству нужно. Может, гениальные изобретения и хороши для гениев, но сколько тех гениев? А ведь обычные изобретения – они хороши для всех.
В один прекрасный день сидел Шрики в гостиной у себя дома, в Ришон-Ле-Ционе, и ел оливки, фаршированные болгарским перцем. Удовольствие, которое Шрики получал от оливок, было неполным. Он любил сами оливки куда как больше, чем серединку из болгарского перца, но, с другой стороны, предпочитал перец твердой и горькой косточке, которая там была в оригинале. Так ему в голову и пришла идея – первая в цепочке идей, которые в будущем изменили его и нашу жизнь: оливка, фаршированная оливкой, именно так, оливка без косточки, у которой середина заполнена другой оливкой. Понадобилось некоторое время, чтобы идея прижилась, но уж когда она прижилась, ее было не отогнать, как бультерьера, сомкнувшего челюсти на ноге жертвы. А сразу после оливок, фаршированных оливками, появился авокадо, фаршированный авокадо, а уж самый последний, самый сладкий и любимый – абрикос, фаршированный абрикосом. Не прошло и шести лет, как слово «го-го» потеряло всякий смысл, а Шрики, ясное дело, стал миллионером. После удара, нанесенного пищевой промышленности, Шрики занялся инвестициям в область недвижимости – и тоже безо всякого особого подхода. Он старался покупать, где подороже, – и там действительно за год-другой становилось еще дороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32