Лично же я ничего не выдумывал, да и не люблю заниматься таким несвойственным мне делом.
Но в тот раз воображение проснулось во мне, как от пушечного выстрела, и сработало безотказно. Быстро извлекаю из футляра фотоаппарат, присоединяю к нему телеобъектив, навожу его, щелкаю. Раз! И свет погас…
Жду минуту, две, пять — темнота. Вспоминаю свое имя, отчество, год рождения — сходится. Значит, жив курилка. Ладно, думаю, еще посмотрим.
Закуриваю еще разок и слышу голоса наших ученых. Они разговаривают весело, смеются и поднимают такой шум, что все живое вокруг в страхе умолкает.
— Не устали ожидать нас? — спрашивает Александр Иванович.
— Нет, ничего, — небрежно отвечаю я. — Пока вы возились в доме Бергоффа, я мечтал.
— В доме? — удивился Василий Иванович. — В каком доме? Мы работали только на кладбище.
— И признаков арпела, как мне и хотелось, не нашли, — довольным голосом произнес профессор.
— Едем домой, — пробурчал я и первым направился к мотоциклу.
6
На вертолете утром я проявил пленку и крепко задумался. На снимке — освещенное окно и в нем два силуэта: один из них какой-то странный, с головой, напоминающей в профиль полумесяц.
— М-да, — сказал профессор, разглядывая снимок. — У фотоаппаратов галлюцинаций, кажется, не бывает. Да и шахматные задачи порой заставляют задумываться больше, нежели ожидаешь… В нашем уравнении уже два неизвестных. Занятно.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Снова в аквалете. Белая долина. Неожиданная встреча
1
Работа под водой оказалась куда скучнее и утомительнее, чем я предполагал. На глубине двухсот метров остатки солнечных лучей почти полностью растворялись в синевато-черном мареве, и я вел аквалет вслепую, по приборам. Настраиваюсь на ультразвуковой привод, беру нужный курс, включаю приборы для съемок. Скорость сто километров в час. Теперь моя главная задача — во что бы то ни стало сохранять неизменными курс, глубину погружения и скорость. Потом разворот на сто восемьдесят градусов — и снова напряженное внимание.
Более двух недель носился я взад и вперед. Глубиномер — локаторы — скорость — локаторы — курс — локаторы. К концу дня я валился с ног от усталости. Прохладный жесткий душ и мягкая постель — единственное, что интересовало меня. Но даже во сне было то же — курс, скорость, локаторы…
На Отунуи мы так и не высаживались. Александр Иванович советовал повременить. Зато островитяне навещали нас при каждой возможности. Перстенек даже наладил с ними торговые отношения.
2
— Хорошо бы рыбки отварить, — размечтался как-то Саша.
— Сбегай на базар, — посоветовал Филлип Петрович. — Третий день яичница.
— Так вот же я и говорю… А что толку в яйцах? Если хочешь знать, Филя, яд гремучей змеи состоит из тех же веществ и в тех же пропорциях, что и яичный белок.
— Чем только ты нас кормишь! Я бы сейчас целого осетра одолел, как Собакевич, — признался Петренко.
— Добро, друзья, — решил я. — Раздобуду рыбки. … На глубине ста — ста двадцати метров я ушел в открытое море и включил носовой ультразвуковой локатор. Развив хорошую скорость, выпустил трал, уложенный в особый карман на хвосте аквалета. Вот серебрится косяк сардин. Я прохожу сквозь него, и рыбы, увиливая от столкновения, попадают в сеть. Несколько заходов — и трал заполнен до основания, даже скорость аквалета резко упала.
Я возвращаюсь к вертолету. Вываливаю добычу: тут и тунцы, и зубастые барракуды, скумбрии, и большеголовые кальмары, морены, и, конечно, тысячи креветок! Хитрый угорь, притворившись мертвым, чуть не цапнул кока за руку.
— Ну, подожди, прохвост, — пообещал Саша, — ты у меня первым нырнешь в уху!
Освободившись от трала, я вновь ушел под воду и взял курс на Белую долину. Это было ровное место с таким удивительно белым песком, что дневной свет, отражаясь от дна, придавал всему пейзажу необычную освещенность. С юго-запада долину ограничивают коралловые джунгли. В голубых лучах мелькают над кораллами рыбы. На скалистом возвышении, поодаль, замерли три «кубка Нептуна» — так называют стеклянные губки, — их тела словно сотканы из тончайших нитей кремнезема. У подножия подводной скалы лежат метровыми поленьями голотурии — гигантские морские огурцы. Черно-желтая змея с весловидным хвостом важно проплыла перед самым моим носом. Над правым крылом царственно повисла парашютистка-медуза… Вот ползут по дну юркие эхиурады, хищная морская звезда сильными лучами, как руками, открывает створки устриц…
Вода здесь так неправдоподобно прозрачна, что кажется, все окружающее сделано из кристаллов горного хрусталя. И солнечные лучи в этом волшебном царстве превращаются в колонны из золотистого стекла.
Все здесь кажется нереальным из-за отсутствия теней. Все незнакомо. Я вошел в какое-то серое пятно и только потом догадался, что это тень от облака, плывущего низко над водой.
Пошли места помельче. Здесь греются на солнце сотни огромных крабов. Они лениво отрывают куски длинной стеблевидной водоросли и суют вкусные кусочки в рот, подталкивая их сильными клешнями.
Мотор работает так тихо, что не заглушает писка, скрипа, кваканья. Все эти звуки мне давно знакомы. Но вот раздался какой-то необычный, металлический звук, и я нажал тормозные педали.
Сперва я увидел густое бурлящее облако тины. Потом в этом месте мелькнули щупальца осьминога. А когда муть немного рассеялась, перед моим иллюминатором оказался человек в белом водолазном костюме, в прозрачном шарообразном шлеме на курчавой длинноухой голове. Я узнал Мауки!
Юноша так был поглощен борьбой с молодым осьминогом, что не заметил аквалета, тем более что на зеркальной поверхности моей машины отражались рыбы и водоросли. Он могучим усилием оторвал от скалы щупальца осьминога и устремился с добычей кверху.
Я не отстаю от Мауки, едва не наступаю ему на пятки. Юноша вышел на берег и потащил за собой осьминога. Хищник меняется в окраске, раздувается, как жаба, выпучивает от злости глаза, но Мауки, словно сказочный Геркулес, поднимает его над головой и с размаху бьет о камни. Затем, не давая осьминогу опомниться, засовывает руку в отверстие в нижней части брюха и рывком вытягивает наружу внутренности. Потом он еще несколько раз бьет о камни уже пустым осьминогом и прячет свою добычу.
Эта борьба была нелегкой, и юноша устал. Скорее в воду — самую мягкую в мире постель! Он плашмя лег на гладкую поверхность океана, разбросав руки и ноги, и медленно пошел ко дну.
Я по-прежнему рядом. Юноша почувствовал легкое дуновение воды и, повернув голову, увидел в зеркалите свое отражение.
Нажав кнопку на приборной доске, я превратил поляризованный зеркалит в обычный, прозрачный, плексиглас.
Представьте себя на месте юноши: сперва вы смотритесь в зеркало под водой, а потом перед вами возникают в пространстве просто так, из ничего, детали какой-то машины, трубки провода, приборы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Но в тот раз воображение проснулось во мне, как от пушечного выстрела, и сработало безотказно. Быстро извлекаю из футляра фотоаппарат, присоединяю к нему телеобъектив, навожу его, щелкаю. Раз! И свет погас…
Жду минуту, две, пять — темнота. Вспоминаю свое имя, отчество, год рождения — сходится. Значит, жив курилка. Ладно, думаю, еще посмотрим.
Закуриваю еще разок и слышу голоса наших ученых. Они разговаривают весело, смеются и поднимают такой шум, что все живое вокруг в страхе умолкает.
— Не устали ожидать нас? — спрашивает Александр Иванович.
— Нет, ничего, — небрежно отвечаю я. — Пока вы возились в доме Бергоффа, я мечтал.
— В доме? — удивился Василий Иванович. — В каком доме? Мы работали только на кладбище.
— И признаков арпела, как мне и хотелось, не нашли, — довольным голосом произнес профессор.
— Едем домой, — пробурчал я и первым направился к мотоциклу.
6
На вертолете утром я проявил пленку и крепко задумался. На снимке — освещенное окно и в нем два силуэта: один из них какой-то странный, с головой, напоминающей в профиль полумесяц.
— М-да, — сказал профессор, разглядывая снимок. — У фотоаппаратов галлюцинаций, кажется, не бывает. Да и шахматные задачи порой заставляют задумываться больше, нежели ожидаешь… В нашем уравнении уже два неизвестных. Занятно.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Снова в аквалете. Белая долина. Неожиданная встреча
1
Работа под водой оказалась куда скучнее и утомительнее, чем я предполагал. На глубине двухсот метров остатки солнечных лучей почти полностью растворялись в синевато-черном мареве, и я вел аквалет вслепую, по приборам. Настраиваюсь на ультразвуковой привод, беру нужный курс, включаю приборы для съемок. Скорость сто километров в час. Теперь моя главная задача — во что бы то ни стало сохранять неизменными курс, глубину погружения и скорость. Потом разворот на сто восемьдесят градусов — и снова напряженное внимание.
Более двух недель носился я взад и вперед. Глубиномер — локаторы — скорость — локаторы — курс — локаторы. К концу дня я валился с ног от усталости. Прохладный жесткий душ и мягкая постель — единственное, что интересовало меня. Но даже во сне было то же — курс, скорость, локаторы…
На Отунуи мы так и не высаживались. Александр Иванович советовал повременить. Зато островитяне навещали нас при каждой возможности. Перстенек даже наладил с ними торговые отношения.
2
— Хорошо бы рыбки отварить, — размечтался как-то Саша.
— Сбегай на базар, — посоветовал Филлип Петрович. — Третий день яичница.
— Так вот же я и говорю… А что толку в яйцах? Если хочешь знать, Филя, яд гремучей змеи состоит из тех же веществ и в тех же пропорциях, что и яичный белок.
— Чем только ты нас кормишь! Я бы сейчас целого осетра одолел, как Собакевич, — признался Петренко.
— Добро, друзья, — решил я. — Раздобуду рыбки. … На глубине ста — ста двадцати метров я ушел в открытое море и включил носовой ультразвуковой локатор. Развив хорошую скорость, выпустил трал, уложенный в особый карман на хвосте аквалета. Вот серебрится косяк сардин. Я прохожу сквозь него, и рыбы, увиливая от столкновения, попадают в сеть. Несколько заходов — и трал заполнен до основания, даже скорость аквалета резко упала.
Я возвращаюсь к вертолету. Вываливаю добычу: тут и тунцы, и зубастые барракуды, скумбрии, и большеголовые кальмары, морены, и, конечно, тысячи креветок! Хитрый угорь, притворившись мертвым, чуть не цапнул кока за руку.
— Ну, подожди, прохвост, — пообещал Саша, — ты у меня первым нырнешь в уху!
Освободившись от трала, я вновь ушел под воду и взял курс на Белую долину. Это было ровное место с таким удивительно белым песком, что дневной свет, отражаясь от дна, придавал всему пейзажу необычную освещенность. С юго-запада долину ограничивают коралловые джунгли. В голубых лучах мелькают над кораллами рыбы. На скалистом возвышении, поодаль, замерли три «кубка Нептуна» — так называют стеклянные губки, — их тела словно сотканы из тончайших нитей кремнезема. У подножия подводной скалы лежат метровыми поленьями голотурии — гигантские морские огурцы. Черно-желтая змея с весловидным хвостом важно проплыла перед самым моим носом. Над правым крылом царственно повисла парашютистка-медуза… Вот ползут по дну юркие эхиурады, хищная морская звезда сильными лучами, как руками, открывает створки устриц…
Вода здесь так неправдоподобно прозрачна, что кажется, все окружающее сделано из кристаллов горного хрусталя. И солнечные лучи в этом волшебном царстве превращаются в колонны из золотистого стекла.
Все здесь кажется нереальным из-за отсутствия теней. Все незнакомо. Я вошел в какое-то серое пятно и только потом догадался, что это тень от облака, плывущего низко над водой.
Пошли места помельче. Здесь греются на солнце сотни огромных крабов. Они лениво отрывают куски длинной стеблевидной водоросли и суют вкусные кусочки в рот, подталкивая их сильными клешнями.
Мотор работает так тихо, что не заглушает писка, скрипа, кваканья. Все эти звуки мне давно знакомы. Но вот раздался какой-то необычный, металлический звук, и я нажал тормозные педали.
Сперва я увидел густое бурлящее облако тины. Потом в этом месте мелькнули щупальца осьминога. А когда муть немного рассеялась, перед моим иллюминатором оказался человек в белом водолазном костюме, в прозрачном шарообразном шлеме на курчавой длинноухой голове. Я узнал Мауки!
Юноша так был поглощен борьбой с молодым осьминогом, что не заметил аквалета, тем более что на зеркальной поверхности моей машины отражались рыбы и водоросли. Он могучим усилием оторвал от скалы щупальца осьминога и устремился с добычей кверху.
Я не отстаю от Мауки, едва не наступаю ему на пятки. Юноша вышел на берег и потащил за собой осьминога. Хищник меняется в окраске, раздувается, как жаба, выпучивает от злости глаза, но Мауки, словно сказочный Геркулес, поднимает его над головой и с размаху бьет о камни. Затем, не давая осьминогу опомниться, засовывает руку в отверстие в нижней части брюха и рывком вытягивает наружу внутренности. Потом он еще несколько раз бьет о камни уже пустым осьминогом и прячет свою добычу.
Эта борьба была нелегкой, и юноша устал. Скорее в воду — самую мягкую в мире постель! Он плашмя лег на гладкую поверхность океана, разбросав руки и ноги, и медленно пошел ко дну.
Я по-прежнему рядом. Юноша почувствовал легкое дуновение воды и, повернув голову, увидел в зеркалите свое отражение.
Нажав кнопку на приборной доске, я превратил поляризованный зеркалит в обычный, прозрачный, плексиглас.
Представьте себя на месте юноши: сперва вы смотритесь в зеркало под водой, а потом перед вами возникают в пространстве просто так, из ничего, детали какой-то машины, трубки провода, приборы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43